Конечно, эти слова не следует принимать буквально. Но скольким людям, особенно творческого труда, и прежде всего молодым, склонным объяснять перерывы в работе настроением, неудачи — невезением, бросающим на полпути свои замыслы, будут поучительны эти высказанные без назидательности, но со страстью убежденности мысли.
Его «Дневник» — плод постоянных наблюдений не только за окружающим, но и постоянного пытливого самонаблюдения. Оно не самоцелью. Его цель — самовоспитание. Он пишет: «Нужно, чтобы дневник, который мы ведем, не был только болтовней… Нужно, чтобы он помог нам формировать характер, беспрерывно его исправлял, выпрямлял».
Многие, особенно смолоду, ведут дневники, но все ли ставят перед дневником такую задачу?
Все мы помним, что великий революционный мыслитель А. И. Герцен заставил зазвучать «Колокол», набатный зов которого будил революционное эхо по всей России.
«Былое и думы» А. И. Герцена — его замечательные воспоминания, документ эпохи и свидетельство удивительной жизни, книгу своеобразнейшего стиля не перестают читать и перечитывать. «Дневник», который молодой Герцен вел на протяжении трех лет (в тетради, переплетенной в зеленую кожу, — тетрадь ему подарила жена Наталья Александровна), читают меньше. Другие произведения Герцена затмили «Дневник».
Между тем чтение его поучительно. Герцен начал вести свой дневник, когда ему исполнилось тридцать лет. Круглая дата — нередко повод, чтобы подвести некий итог, заглянуть в будущее, подумать о том, к чему стремился, и ответить себе на вопрос, верно ли выбрал ты свой путь и далеко ли ушел по намеченному пути. А тридцать лет — дата особая. По представлениям, идущим еще от Данте, — это половина жизненного пути. Тридцатилетний человек во времена Герцена молодым себя не считал. Самое время остановиться, оглянуться, задуматься…
Именно в таком душевном состоянии начинает свой дневник А. И. Герцен.
«1842 г…. 25 марта. Тридцать лет! Половина жизни. Двенадцать лет ребячества, четыре школьничества, шесть юности и восемь лет гонений, преследований, ссылок. И хорошо и грустно смотреть назад. Дружба, любовь и внутренняя жизнь искупают многое. Но, признаюсь, беспрерывные гонения и оскорбления нашли средства причинять ужасную боль, и при слове 30 лет становится страшно, — пора, пора отдохнуть. Я наверное отслужил свои 15 лет, могу идти в бессрочно отпускные. Даже и 25, если считать годы вдвое, как у моряков за кампанию».
Состояние, в каком он начал вести дневник, было тяжелым. Герцен собирался в отставку, хотел уйти с казенной службы, насильственно навязанной ему, когда правительство отправило его в ссылку. Считать ли ему в тридцать лет жизнь законченной, удовлетвориться ли существованием «пустоты и роскоши?». Или избрать путь другой, высокий «с единой целью внутреннего просветления?». Ему мало внутреннего просветления. Он создан для того, чтобы просвещать других и действовать. «Я должен обнаруживаться, ну, пожалуй, по той же необходимости, по которой пищит сверчок». Неожиданное сравнение хорошо передает мысль: обнаруживаться, то есть проявлять свои способности, то есть действовать, — для Герцена необходимость. Его не заставишь отказаться от нее, как не заставишь сверчка замолчать.
Как это часто бывает с людьми, склонными размышлять над своей жизнью, в минуту сомнений и колебаний хочется найти опору в мыслях и высказываниях человека, которого чтишь. Герцен по-немецки цитирует строки Гёте, которые в переводе звучат так:
Мудрые слова Гёте лишь отчасти и ненадолго успокаивают Герцена — упадок духа не преодолен, дальнейший путь его по-прежнему неясен, ответа на свое письмо об отставке он ждет с тревогой. И тем не менее среди всех волнений он не перестает размышлять о прочитанных книгах, соглашаться с ними и оспаривать, делать серьезные философские выводы. На ходу он упоминает о замысле сочинения на важную тему для желающих приняться за философию, но сбивающихся в праве, цели, средствах науки. Эта запись была сделана, когда Герцен в тяжелых условиях ссылки начал замечательное сочинение — цикл статей «Дилетантизм в науке».
Постоянные тревоги о здоровье жены и детей, о друзьях и упорнейшая, ни на день, ни на час не прекращающаяся умственная работа. Недовольство собой. Острое чувство раскаяния в случайной измене жене. Нежелание мириться с обстоятельствами. И постоянные размышления о книгах и писателях, о философах и их учениях, о художниках и их картинах. Пытливая и критическая самооценка. Горькие потери: умирают маленькие дети Герценов, умирает друг. Собственное горе и еще горше переживаемое горе жены. Все отразилось в дневнике.
Герцен читает философские сочинения Спинозы, отмечает их поразительную высоту, а потом выписывает два изречения, которые и до, и после Герцена привлекали многих людей, искавших подлинных ценностей. Слова эти не устарели и в наши дни. Вот они: «Свободный человек менее всего думает о смерти, и его мудрость основана на размышлениях не о смерти, а о жизни», «Блаженство не есть награда за добродетель, но сама добродетель».
Чем больше времени проходит, тем чаще размышления Герцена о собственной жизни связываются с размышлениями об истории, судьбах России, Европы и мира, о глубочайших вопросах философии. Из «Обращения к слушателям» Гегеля Герцен выписывает замечательные слова: «Мужественное стремление к истине, вера в мощь духа есть первое условие философского исследования; человек должен чтить себя и считать себя способным достичь вершин. Нет такой силы в скрытой сущности вселенной, которая могла бы оказать сопротивление мужеству познания; она должна раскрыться перед ним, обнаружив свои деяния, глубины и свое богатство и дав воспользоваться ими». Герцен добавляет: «…такую же веру, твердую и непоколебимую, должно иметь и к природе, к этой вселенной…» Именно в эту трудную пору Герцен занимается естественными науками, читает труды естествоиспытателей и сам пишет «Первое письмо об естествоведении». Так он называет в дневнике свои замечательные «Письма об изучении природы».
Начатый в 1842 году дневник кончается спустя три года печальными строками: «И, как эти три года, так пройдут годы еще и еще, и мы состаримся и яснее увидим, что жизнь потеряна». Но мы дочитали дневник, мужественный, горький, иногда трагический, и понимаем: жизнь, которая постоянно и неумолимо строго оценивает себя, оценивает личную судьбу в связи с судьбой страны и мира, судит себя по великим меркам истории, сопоставляет свою мысль с мыслями великих философов, не потеряна и потеряна быть не может. Весь последующий путь Герцена подтвердил это ощущение. А дневник его остался одним из великих документов неустанного самовоспитания. Он свидетельствует о становлении личности выдающегося деятеля русского освободительного движения, о возмужании революционного демократа, мыслителя, борца и писателя, чью роль в русской революции В. И. Ленин назвал великой.
Тяжкий и многолетний труд А. И. Герцена по самонаблюдению и самовоспитанию необычаен по силе мысли и интенсивности чувства и вместе с тем типичен. Так формировался героический характер русского революционера.
Иные скажут: это все люди выдающиеся. Но вот обычный человек.
Жизнь его сложилась нелегко. Детство пришлось на годы войны. Ему не было еще десяти лет, когда его вместе с другими детьми отправили из родного Ленинграда в эвакуацию. Жил он в детском доме. Было там голодно и холодно. Мальчик прихварывал. Был он характера робкого, задумчивого и не всегда мог постоять за себя. Перед сильными, уверенными, бойкими тушевался. Очень любил читать.
Когда я познакомился с ним, ему было за тридцать. Он работал па заводе помощником сталевара. Незадолго до нашего знакомства кончил вечернюю школу. Остался неутомимым читателем. Жадно тянулся к знаниям, понимая, какие у него пробелы в образовании. Любил и понимал стихи. Хорошо чувствовал природу. Удивлял и поражал своей внутренней воспитанностью, отзывчивостью, душевностью. И самостоятельностью суждений.