Лейла уставилась на меня.

– Серьезно? Ты не помнишь?

Мое сердце начинает колотиться.

– Вертится на языке. – Мой голос звучит странно высоко.

– Господи, Кайли, – наставляет она. – Мы только и ходим в Кафе Страда на протяжении трех лет.

– Точно! Ох. Конечно. – Я хлопаю рукой по лбу. Лейла качает головой и смеется над тем, насколько я глупа, но я не могу перестать улыбаться.

– Знаешь что? Думаю, нам нужно пойти в Кафе Страда прямо сейчас, – говорю я. – Мороженное за мой счет.

Это малая победа, но я должна отпраздновать ее. Ной не Кир, и Лейла тоже. Это известие позволяет чувствовать себя менее одинокой: противоположно тем ощущениям, которые обещал Кир.

Это заставляет меня задуматься, в чем еще он ошибался.

Глава 11

Когда позже тем же вечером отец Ноя открывает дверь, меня окутывает запах виски от его дыхания.

– Кайли! – кричит он. – Заходи, заходи. – Он захлопывает за мной дверь, петли протестующе скрипят. – Полагаю, нужно будет их смазать, – говорит он.

Я только киваю. На самом деле, я ни разу до этого не разговаривала с мистером Вандером, а видела его только издалека. У него глубокие голубые глаза Ноя, но его кожа желтоватого оттенка, нос – рассадник поврежденных капилляров. Он высокий, впрочем, как и Ной, и сильный. Его борода скрывает, я полагаю, идентичные Ною скульптурные линии подбородка. Она серая и пронизана седыми нитями. Он одет в шорты и заляпанную футболку, несмотря на вечернюю прохладу. Дома холодно.

Харкер, пес Ноя, заскакивает в комнату, глядя на меня с подозрением. Он медленно отступает, хвост дыбом, глубокий рык исходит из его горла.

– Перестань, ты, придурок, – командует мистер Вандер. – Это просто Кайли.

Харкер лает и садится, но не сводит с меня глаз. Я склоняю голову, стараясь показать собаке повиновение языком тела. Я не виню собаку, что не нравлюсь ей. Как и большинству других животных.

– Клянусь, эта собака ненормальная. Ему не нравится никто, кроме Ноя, – говорит мистер Вандер, скрестив руки на груди.

– Он не беспокоит меня, – говорю я, осматриваясь вокруг. Я не была прежде в доме у Ноя. Фойе покрыто темным деревянным паркетом, тускло смазанным маслом. Справа от меня лестница, ведущая на второй этаж и в комнату Ноя. Слева – открытая дверь, за которой виднеется небольшая гостиная, заполняемая холодным синим светом от телевизора. Дубовые полы поцарапаны и деформированы.

– Что ж, – говорит мистер Вандер, сосредоточивая на мне мутные глаза, – я должен пойти позвать Ноя. Не очень вежливо заставлять ждать такую прекрасную девушку, как ты. – Он осматривает меня сверху донизу, и на мгновение я жалею, что решила надеть платье. Обтягивающее грудь и более свободное в талии, его цвет яйца малиновки напоминает мне глаза Ноя в солнечном свете. Никоим образом не назвала бы вырез неприличным – он просто был достаточно низким, чтобы не закрывать ожерелье на длинной цепочке, подаренное Ноем. Но то, как мистер Вандер смотрит на меня, заставляет меня мечтать о пиджаке, застегнутом до шеи.

Он кладет руку на перила на лестнице для баланса, проводя руками вверх и вниз по гладкой поверхности. Я дрожу. Он не отводит от меня взгляд. Интересно, как он все еще держится в вертикальном положении. Судя по парам виски, исходящим от него, он пил весь день. Но он не произносит слова невнятно, ни на каплю. И почему-то это расстраивает еще больше, чем если бы он говорил бессвязно.

– Кайли, прости, я не представлял, что ты окажешься здесь так быстро. – Ной спускается по ступеням. – Ты... не хотела бы подняться наверх на несколько минут? – Его глаза встречаются с моими, и я киваю.

– Да. – Меня посещает странное ощущение, будто он только что спас меня от чего-то. Я могла сказать, что когда мы говорили ранее, он не хотел, чтобы я приехала, и теперь я начинаю понимать, почему. Я следую за ним вверх по лестнице, поворачиваясь, чтобы последний раз взглянуть на мистера Вандера, но он уже вернулся в свое порванное кожаное кресло перед телевизором.

Атмосфера дома Ноя пропитана выцветшим великолепием. Витраж с видом на посадку усеян пылью; выцветшая персидская дорожка в коридоре частично протерта почти до хлопчатобумажной подкладки. В доме нет запаха готовящейся еды, как в доме Морганов. Нет гула разговоров.

Нет миссис Вандер. Я припоминаю, как Ной говорил, что она угрожала уйти, когда его отец потерял работу и снова начал пить. Похоже, она ушла, однако мне стыдно от того, что я никогда не спрашивала Ноя о произошедшем. Он не слишком много рассказывает о своей семье.

Харкер плетется за нами, но Ной останавливает его, когда тот собирается последовать в комнату Ноя.

– Лежать, – командует он. Собака ложится на коврик в коридоре, настороженно глядя на меня.

Комната Ноя идеально соответствует ему. Она уютная, с низким, угловым потолком. На огромном дубовом столе стоит старый компьютер, стопка книг и открытый блокнот. Мои глаза сразу же обращаются к стенам, завешанным фотографиями в рамках.

Некоторые из них – распечатанные фотографии известных фотографов – Мана Рэя, Роберта Мэпплторпа, Дианы Арбус и других, которых я не могу сразу распознать. Остальные фото я инстинктивно признаю как сделанные им самим. Там есть черно-белый портрет Харкера, его темные глаза влажные и полны любви. Есть кадры различных мест, сделанные в Беркли и Окленде: башня с часами в кампусе Калифорнийского университета в Беркли; группа детей на велосипедах; птицы, теснящиеся на знаке винного магазина, в то время как внизу стоит человек с печальными глазами.

На стене над комодом висит картина, единственный несфотографированный кусочек в комнате. Несомненно, это одна из работ Кайли. Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть ее.

На картине изображена спина Кайли, стоящей в своей комнате и смотрящей из своего окна на дом Вандеров. Единственным источником света является мягкий свет из окна Ноя, очерчивающий его силуэт, но затем я замечаю маленькие точки света, которые окружают окно, освещая сточную трубу и свес крыши. Я улыбаюсь. Это крошечные феи, их полупрозрачные крылья очень изящны. Кайли подписала картину: волшебные существа, случайно попавшие в реальный мир.

– Мне нравится твое платье, – говорит он из-за спины, и я оборачиваюсь.

– Спасибо, – отвечаю я. – Взаимно. – Коричневая рубашка и темные брюки подчеркивают его худое мускулистое тело. Поношенные ботинки в стиле милитари, выглядывающие из-под манжет брюк, являются единственным признаком его обычной небрежности. Это выглядит идеально.

– О? – Он выгибает бровь. – Тебе нравится мое платье?

– Замолчи, – говорю я. – Я имела в виду, что выглядишь мило.

Он усмехается.

– Я собирался надеть галстук, но потом понял, что на самом деле не знаю, как его завязать.

– Галстук? Насколько изысканно это место?

Он смотрит вниз, неожиданно смущаясь.

– Вовсе нет, я просто забавлялся со всей этой штукой со свиданием.

– Давай завяжу его тебе, – предлагаю я, поднимая галстук, висящий на спинке его стула. – Однако тебе придется сесть. Не думаю, что смогу дотянуться так высоко.

Он выполняет просьбу, и я оборачиваю галстук под воротником, приглаживая его волосы назад своими пальцами. Дрожащее чувство поселяется в моем животе. Я могу чувствовать его дыхание в воздухе между нами.

– Где ты научилась? – спрашивает он. Его голос тихий, мягкий.

– Эм, видела, как Брайан делает это? – предполагаю я. Мой голос садится, когда я замечаю книги на его столе и понимаю, о чем он читал.

Каждая из них была об алхимии. «Coelum Terrae» («Небо на Земле») Томаса Вогана, «Мистерия Алхимии» Джорджа Рипли, корешок книги с названием «Практика алхимии от Пророчицы Марии». Я узнаю некоторые из личной коллекции Кира, хотя на этих копиях книг имеются наклейки библиотеки Беркли. Я смотрю мимо них на альбом и почти задыхаюсь от того, что нарисовал Ной – двух людей, стоящих в основании указывающего вниз треугольника, серебристые провода изгибаются из их пупков к странным символам в воздухе. Провод, соединяющий душу и тело, связь, для разрушения которой был создан эликсир.