Я на полпути к двери, когда слышу позади меня голос Ноя.

– Кайли, подожди.

Мои ноги предательски поворачивают по собственному желанию, медленно движутся к нему навстречу.

– Мы можем поговорить? – нежно спрашивает он.

Поговорить?Мне хочется сделать куда большее, чем поговорить. Мне хочется притянуть его к себе, почувствовать, как наши губы соединяются вместе, как кусочки пазла. Я начинаю наклоняться к нему – а затем замечаю Рида, наблюдающего за нами, за тем, как мы тянемся друг к другу.

Он убьет Ноя, если поймет, что ты любишь его. Он довольно четко дал об этом понять.Все закончится так же, как и с джазовым музыкантом в Париже. Когда мы вернулись в клуб после той ночи, в которую наши с трубачом взгляды пересеклись, его нигде не было видно. Должно быть, покинул город,сказал Кир, элегантно ухмыляясь. Как будто я не знала. Кир заставил его уехать – также он поступит и с Ноем, если даст ему шанс.

– Нет. – В горле так пересохло, что мой голос едва слышен. – Я уже сказала тебе все, что должна была.

Ной вздрагивает. На его черных волосах мерцает свет. Он смотрит на свои неряшливые красные кроссовки, а затем проталкивается мимо меня к двери.

Гораздо позже за ним следует Николь. Догнав его, она берет его за руку и уводит прочь. Я хочу закричать. Мне ненавистно то, что я наделала, но уже ничего не поделаешь, не сейчас.

Книга,говорю я себе. Достань книгу, вымани Кира и надейся на то, что Ной примет тебя обратно.

Но то, как Николь прикасается к Ною, как он позволяет ей это делать, проделывает миллионы отверстий в моей уверенности. Что, если к тому времени, как я одержу победу над Киром, будет уже слишком поздно?

Глава 23

Ханна Стрит в Западном Окленде, где находится квартира Тарин, представляет собой смесь из столетних домов, втиснутых между хранилищами, и редко встречающимися новенькими кондоминиумами. Окружение здесь куда более загрязненное, чем у Кайли – в канавах собрался мусор, асфальт весь в выбоинах, и большая часть окон закрыта железными решетками.

Бетонная лестница, ведущая к дому Тарин, выпачканная и потрескавшаяся, а по краям – заросшая сорняками. Это трехэтажное здание, которое, наверное, с какой-то точки зрения можно было назвать красивым до того, как кто-то разрисовал витиеватую деревянную резьбу в Викторианском стиле очень ослепительной комбинацией ярко-желтого и фиолетового цвета. В окне на первом этаже нет стекла, на его место прибит кусок фанеры.

Как только я пришла домой со школы, сразу же отправилась к дому Тарин, сказав миссис Морган полуправду о том, что у моей подруги была необходимая мне книга. Она позволила мне взять машину, полагая, что книга нужна мне по учебе. Я не стала ее поправлять.

Я подхожу к входной двери, осматривая написанные от руки имена рядом со звонком в квартиру каждого жильца. И вот она: Квартира 3А занята Т. Миллер. Я тянусь пальцами до звонка и довольно долго не решаюсь нажать на него. А затем делаю глубокий вздох и надавливаю.

Жду, раскачиваясь на пятках, думая о том, что же мне такого сказать Тарин, если она ответит. Она не отвечает.

Я звоню еще раз, но все равно ответа нет.

Выдыхаю, даже не заметив, что затаила дыхание. Черт подери. Я с легкостью могу отпереть замок, вот только вход отлично виден с улицы. Не хочется, чтобы соседи видели, как я вламываюсь внутрь.

Краем глаза замечаю движение за дверным зрачком. Я прижимаю голову к металлическим планкам, сворачиваю ладони вокруг глаз и усиленно пытаюсь заглянуть в тусклый интерьер.

Внутри пожилая женщина запирает дверь одной из квартир на нижнем этаже, огромный мешок для стирки брошен у ее ног. В руках у нее сумка, и она движется прямо ко мне. Входная дверь открывается.

– Давайте, я придержу ее для вас, – мило говорю я, двигаясь к ней и держа дверь открытой.

– О, спасибо, – говорит она, тяжело дыша, сражаясь со скомканной сумкой для стирки. Она даже не взглянула на меня. Я проскальзываю после нее на лестницу и поднимаюсь на третий этаж. Ковер изношен и испачкан, черные пятна смешались с цветочным узором. Несмотря на мою тихую походку, с каждым шагом ступени извергали пронзительные скрипы.

Дверь в квартиру Тарин закрыта, так что я достаю из кармана джинсов пластиковую карточку и открываю замок меньше, чем за минуту.

Внутри темно. Свет просачивается только сквозь потертые пятна на вытянутых занавесках. Я шарю рукой по стене возле двери, клацаю по переключателю, и комната заливается пронзительным ярким светом. Это катастрофа.

Первая вещь, которая до меня доходит, это запах: смесь несвежего воздуха, пропавшей еды и чего-то еще. Чего-то, от чего мне становится тошно.

Я прикрываю нос футболкой, направляясь к окну, и яростно дергаю занавеску, чтобы добраться до старой ручки на форточке. Чистый, свежий воздух доносится до меня, и я благодарно вдыхаю его.

Когда мой желудок успокаивается, я разворачиваюсь и рассматриваю грязную комнату. Коричневый вельветовый диван, придвинутый к стене, завален мусором: фантиками и жирными бумажными тарелками, грязными носками, закрытыми письмами. Кофейный столик, стоящий напротив, представляет собой рассадник пивных банок, бутылок вина и свеч, выступающих в качестве временных пепельниц. Через лужу какой-то неопределенной жидкости, засохшей по центру столика, проходят тропы муравьев.

Я направляюсь в кухню. Крошечная плита вся в разводах и заставлена ржавыми кастрюлями, заполненными остатками еды на разных стадиях разложения. Мусорное ведро переполнено, лавина мусора разбросана по полу.

Рассматриваю единственную дверь в маленькой квартире. Должно быть, это спальня Тарин. Здесь есть короткий коридор с резким поворотом в конце, эффективно блокирующий любой свет из гостиной или свежий воздух. Ужасный запах становится сильнее, когда я ступаю в темноту, водя по стене рядом с дверью в поисках выключателя. Но не могу его найти. Я делаю еще один шаг, опять натягиваю футболку на нос и чуть ли не спотыкаюсь о мусор, пока прохожу дальше. Я переступаю через кучу чего-то мягкого, полагаю – и надеюсь – одежды. Запах настолько едкий, что я еле сдерживаю тошноту.

Мое колено ударяется обо что-то огромное – я протягиваю руку и понимаю, что это кровать. Провожу по ее краю рукой и наталкиваюсь на что-то, что должно быть тумбочкой. Неистово ощупываю ее поверхность, надеясь, что не порежусь о разбитое стекло, которое задела пальцами. Я нащупываю нечто тонкое, гибкое, пластиковое и обхватываю это руками, торжествуя.

Электрический шнур ведет к лампе, упавшей на пол, и я быстро включаю ее; моргаю, когда комната наполняется светом.

Потрепанный чемодан выглядывает из открытой двери шкафа. И рядом с ним находится источник запаха. Ковер покрыт фекалиями и, судя по парам аммиака, которые жалят глаза, мочой. Оставленной не человеком, говорит мне мой рациональный мозг сквозь растущий страх. Я бросаюсь к единственному окну и быстро открываю его.

Прислоняюсь к голой стене рядом с окном, закрываю глаза. Я знала, что Тарин была наркоманкой, но почему-то из-за той нищеты, в которой она живет, это кажется куда реальнее – и безнадежнее. Я представляю уютную, красочную спальню Кайли. Что она забыла с такой девушкой, как Тарин?

Я чувствую, как что-то мокрое скатывается по щеке – одинокая слеза. Бедная Тарин. Бедная Кайли.Две потерянные девушки, которые нашли друг друга. Одна из них ушла навсегда. А другая не слишком отстала.

Уже собираюсь бросить свои поиски, как слышу какое-то шуршание в шкафу. Я замираю.

– Кто здесь? – спрашиваю я, доставая нож из сапога.

Ответа не следует, но я замечаю движение – куча вещей на полу шевелится. С заблудившейся вешалки на верхушке кучи спадает одежда и скользит на пол.

– У меня есть нож, – добавляю я, мой голос звучит куда храбрее, чем я себя ощущаю. – И я им воспользуюсь.

Ответа не следует. Сапог на куче вещей сдвигается, и я понимаю, что смотрю в два ярко-зеленых глаза. Маленькое, пушистое создание выталкивается наружу, держа хвост прямо со всей грацией принцессы.