Одноглазый гигант положил на стол ложку и в сердцах добавил:

— Ладно бы грабили синьоры, а то свой брат, из таких же простолюдинов, обирает почище любого разбойника. Виданное ли дело, чтобы взимать подати за вино. Этого не было даже при баронах.

— Напрасно ты ворчишь на Колу, — возразил ткач Симоне. — Не он, а Стефанелло Колонна опять начал войну. Кроме налогов, где Риенцо взять денег на солдат? Наемники сражаться даром не станут.

— Деньги могли бы быть, — вмешался в разговор зеленщик Кафарелло. — Вместо того чтобы казнить Монреаля, следовало бы получить за него выкуп. Ведь кондотьер обещал за жизнь двадцать тысяч флоринов.

— Прежде, когда Кола был трибуном, он заботился о римлянах, — подхватил кузнец. — А теперь, став сенатором, он больше думает, как бы угодить Авиньону. Недаром папский легат прислал его сюда.

— Наш капорионе Пандольфуччо ди Гвидо правильно говорил, что Риенцо ничего не жалеет для себя, а других готов морить голодом, — заметил Кафарелло. — Он советовал изгнать его из города как предателя.

— Кто бы здесь тогда правил? Уж не ты ли? — с иронией спросил Симоне.

— Можно было бы установить народную синьорию, как во Флоренции.

— Пандольфуччо сам предатель и получил по заслугам, — нахмурился Паоло Буффа. — Лукка Савелли и другие гранды не зря водили с ним компанию.

— Ты все еще веришь в Риенцо, — усмехнулся дель Веккио. — Даже сына назвал в его честь Николаем. А по мне, лучше уж иметь таких псов, как Колонна и Савелли, чем сидеть впроголодь и без вина…

— Довольно вам спорить, — прервала их старуха, мать столяра. — Поговорили бы о чем другом или спойте, пока малый не спит.

— Песню! Давай песню! — зашумели гости.

Микеле, старший сын Паоло Буффа, неокрепшим еще, юношеским голосом запел. Остальные подхватили.

— Проснись, Кола! Скорее проснись. Послушай, о чем он говорит. — Нина настойчиво трясла мужа за плечо.

Когда тот наконец открыл глаза, она растерянно показала на старого Люччоло Пелличаро, дальнего родственника из деревни, который жил последние месяцы с ними.

— Здесь творится недоброе, — запинаясь от волнения, сказал старик. — Я спустился на первый этаж и никого не нашел. Мы остались одни. Все чиновники и стражники покинули дворец.

— Как покинули? Почему? — Кола ди Риенцо быстро встал с постели и принялся торопливо одеваться.

— Наверно, испугались угроз заговорщиков, — тихо произнесла Нина. — Зря ты отправил все отряды осаждать Палестрину.

— Нельзя выпускать Стефанелло Колонна. Замок вот-вот падет, — сказал Кола. — Тут справимся сами. Кардинал Альборнос обещал прислать из Монтефьясконе конный отряд.

— Успеют ли они?

— Я послал к легату Лоренцо. Всадники должны были быть в Риме еще вчера.

— Однако пока их нет, — заметил Люччоло Пелличаро.

— Они могут явиться каждую минуту, — успокоил старика Риенцо.

В это время внизу громко хлопнула дверь, донесся топот бегущего, кто-то поднимался по лестнице. Люччоло и Нина с тревогой переглянулись. Кола снял со стены меч. На пороге комнаты показался Паоло Буффа.

— Спасайтесь, ваша милость, — тяжело переводя дыхание, сказал столяр. — Лукка Савелли и другие гранды хотят убить вас. Спрячьтесь где-нибудь, пока не прибудут наши солдаты.

— Он прав, Лоренцо и отряд из Монтефьясконе могут задержаться. Надежнее переждать опасное время у друзей. — Нина умоляюще взглянула на мужа.

— Бежать из Капитолия я успею, — в раздумье сказал Кола. — Возможно, они еще не осмелятся напасть на дворец.

— Спешите, не то будет поздно. — Паоло Буффа указал на окно.

Со стороны рынка и Капитолийской площади двигались толпой заговорщики. В руках идущих сверкало оружие.

— Буди Маддалену! Веди ее к выходу в Табулярий, — обратился к жене Кола ди Риенцо. — А вы помогите-ка мне запереть хорошенько двери.

Вместе с Паоло и Люччоло Пелличаро он спустился вниз, чтобы закрыть двери на железные засовы. Когда все было готово, они собрались у входа в Тубалярий, откуда можно было незаметно выбраться к развалинам древнего форума. Нина привела наспех одетую Маддалену. Девочка жалась к матери, испуганно протирая заспанные глаза.

— Ступайте в дом Манчини и ждите там, — сказал Риенцо, целуя дочь и жену. — Люччоло и Паоло вас проводят.

— А ты? Неужели останешься здесь? — не удержав слез, спросила Нина.

— Я не только сенатор, но и трибун, — ответил Кола. — Попробую поговорить с ними.

Он вернулся во дворец и, закрыв ход в Табулярий, направился в зал Совета. Между тем заговорщики приблизились к Зданию. С площади донеслись яростные угрозы. Крепкие дубовые двери задрожали от ударов. Прислушиваясь к крикам, Кола ди Риенцо взял знамя республики с изображенными на нем буквами «SPQR», что означало «сенат и римский народ», и поднялся на второй этаж к балкону, откуда обычно произносил речи.

Развернув знамя, он смело вышел на балкон и сделал знак, чтобы все замолчали. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы ему позволили говорить. Однако он не успел раскрыть рта. На балкон обрушился град стрел и камней. Одна из стрел ранила его в руку, несколько камней угодило в голову.

Выронив знамя и обливаясь кровью, Кола поспешно отступил назад. С трудом держась на ногах, он вытащил из раны стрелу и кое-как перевязал руку обрывком рубахи. Надо было спасаться. Но как? Дворец окружили враги. Солдаты из Монтефьясконе, как назло, задерживались.

Внезапно Риенцо заметил густой черный дым, клубами поднимавшийся над портиком. Он приблизился к окну и увидел, что дверь облили смолой и подожгли. Огненные языки уже лизали деревянный карниз. Стало ясно, что заговорщики все учли и действуют по плану. Раздумывать долго не было времени, пламя быстро надвигалось.

Кола бросился в комнату, где жил Люччоло Пелличаро и, превозмогая боль в руке, надел поверх окровавленного камзола потрепанный плащ старика. Затем кое-как остриг бороду. Едва успев переоблачиться, он услышал громкие крики. Мятежники ворвались во дворец и поднимались уже по лестнице.

Спрятавшись в маленькой полутемной каморке, Риенцо улучил момент и ловко смешался с нападавшими. Ему удалось благополучно спуститься вниз и добраться до самой двери. Но тут он увидел Лукку Савелли, отдававшего какие-то приказания своим людям. Отступать было поздно.

Отвернув лицо в сторону, чтобы не быть узнанным, Кола попытался пройти мима. Однако один из слуг барона крепко схватил его за раненое плечо.

— Кто таков? — спросил он. — Ну-ка покажись!

Кола застонал от резкой боли.

— Да это же сенатор! Клянусь сатаной! — вглядываясь, воскликнул Лукка Савелли. — Не упустите его, молодцы. Каждый получит по десять флоринов.

На Колу ди Риенцо накинулось сразу несколько человек. Истекающего кровью пленника вывели на площадь и поставили у статуи черного базальтового льва, где он некогда вершил правосудие. Обступив Риенцо, заговорщики принялись осыпать его бранью. Однако никто не решался первым пустить в ход оружие. Даже в своей окровавленной одежде с остриженной бородой и перевязанной рукой он внушал страх.

Едва держась на ногах, Риенцо молча вглядывался в людей, толпившихся вокруг. Сильнее, чем угроза смерти и жгучая боль от раны, мучило Колу сознание обиды. Многие из тех, кто стоял здесь, не были грандами, не были и городскими толстосумами, которые могли быть недовольны его правлением. Нет, то были простые, незнатные римляне, чьи интересы он защищал и отстаивал.

На мгновение память перенесла Колу назад к той минуте, когда он торжественно въезжал в Рим после семилетнего отсутствия. Весь город тогда с радостью встречал его. Какие почести оказывал ему народ на пути к Капитолию. Почему же сейчас они не хотят ему помочь?

Кола ди Риенцо вдруг покачнулся и, пытаясь удержаться, оперся здоровой рукой о базальтовую морду льва. Холод камня, остывшего за ночь, несколько успокоил его и вернул силы. Он выпрямился и бросил взгляд вдаль, туда, где за мостом через Тибр находился дом Манчини.