Неблагоприятную роль сыграла здесь необъективная информация Польского бюро ЦК РКП(б) и Временного революционного комитета Польши (Польревкома) о положении в стране. Так, 6 августа Дзержинский, член Польревкома, сообщал Ленину, что польская армия разваливается, наблюдается массовое дезертирство. Даже 17 августа, когда армия Пилсудского уже вела успешные контрнаступательные действия, Дзержинский продолжал убеждать главу советского правительства, что польские крестьяне уклоняются от мобилизации, а рабочие Варшавы ждут прихода Красной Армии.

С наступлением же августа сопротивление польской армии резко возросло, и явственно обозначилась враждебность большинства населения Польши к наступавшим красным частям. Этого не хотели замечать многие руководители РКП(б), правительства и Реввоенсовета республики, уже грезившие о триумфальном завершении войны. Один лишь пример: 14 августа Троцкий подписал приказ, в котором призвал «отучить правительство польских банкротов играть с нами в прятки. Красные войска, вперед! Герои, на Варшаву!».

Жизнь показала иллюзорность подобных призывов, ибо обстановка изменилось кардинальным образом. Польское командование сумело перегруппировать силы и начало контрнаступление. В результате войска Западного фронта потерпели поражение и к исходу 25 августа отошли на восток, на рубеж восточнее Брест-Литовска.

Неудачный исход битвы под Варшавой во многом был предрешен и несвоевременной передачей Западному фронту 1-й Конной и 12-й армий из состава Юго-Западного фронта. Вначале противоречивые команды отдало Главное командование Красной Армии, затем передаче Конной армии Буденного воспротивился член РВС Сталин, а в довершение всего сотрудники Полевого штаба РВСР, которыми руководил начальник Оперативного управления штаба будущий маршал Шапошников, неправильно зашифровали телеграмму о передаче армий, в результате чего она была получена командованием Юго-Западного фронта только через двое суток.

Главную причину неудачи Тухачевский видел в позиции РВС Юго-Западного фронта (читай — члена РВС Сталина), который не выполнил указаний из Москвы о своевременном перенацеливании на Варшаву 1-й Конной. Но и в действиях самого командующего Западным фронтом военные историки отмечают большую долю авантюризма. Он не мог не понимать, что оторвавшиеся от своих тылов наступающие части рано или поздно выдохнутся и обессилят, а подать им своевременную помощь будет невозможно.

По мнению военного историка В. О. Дайнеса, одним из пороков Тухачевского как полководца являлось четко просматриваемое в годы гражданской войны стремление наступать без достаточных резервов. И если в борьбе с белогвардейскими армиями такой метод в основном себя оправдывал, то в войне с регулярной польской армией он оказался неэффективным. К тому же и исправить положение было очень сложно: ЦК РКП (б), Реввоенсовет республики, как было сказано выше, требовали энергичного наступления на запад, на Варшаву.

Мы так подробно остановились на этом сюжете потому, что в те года Тухачевским были посеяны зерна, которые проросли острой враждой Сталина, вылившейся в конечном итоге беспрецедентным в отечественной истории судебным процессом по делу об измене высшего командного состава армии.

Это, правда, будет через пятнадцать лет. А пока Михаил Николаевич служил новой власти не за страх, а за совесть. Именно ему высшее руководство доверило командование 7-й армией при подавлении Кронштадтского мятежа. Именно на его, командующего войсками Тамбовского района, совести лежат жестокие карательные акции в отношении тамбовских крестьян — участников антоновского мятежа летом 1921 г. 12 июня им лично был отдан секретный приказ о применении химического оружия для очистки тамбовских лесов от остатков повстанческих формирований. При этом он распорядился: «Во всех операциях с применением удушливого газа надлежит провести исчерпывающие мероприятия по спасению находящегося в сфере действия газов скота». Что сказать, поразительный гуманизм!

В практику борьбы с антоновщиной, поддерживаемой местным населением, было введено взятие заложников. Если в заранее объявленный срок крестьяне не выдавали повстанцев, начинался расстрел заложников. Если население оставляло деревню до прихода красноармейской части, Тухачевский приказывал жечь избы.

«Только заросшие крапивой и полынью сельские кладбища с низкими косыми крестами знали, — страстно восклицает в книге «Красные маршалы» писатель-эмигрант Роман Гуль, — сколько русых, седых, черных, льняных мужицких голов порубил Михаил Тухачевский». А А. И. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» высшую справедливость увидел в том, что возмездие за войну с собственным народом пришло со стороны именно тех сил, которым Михаил Николаевич служил столь ревностно: «Если на молодого Тухачевского, когда он победно возвращался с подавления разоренных тамбовских крестьян, не нашлось на вокзале еще одной Маруси Спиридоновой, чтоб уложить его пулею в лоб, — это сделал недоучившийся грузинский семинарист через 16 лет».

В 1925 г. он стал одним из основных руководителей Красной Армии, заняв пост начальника штаба РККА. Из своего боевого опыта он сделал вывод, что в современной войне без высокой технической оснащенности войск победа немыслима. Эту свою убежденность Тухачевский методично внедрял в сознание руководства страны. Делать это было весьма сложно, учитывая, что «повод» армии крепко взяли в свои руки бывшие первоконники во главе с новым наркомом по военным и военно-морским делам Климом Ворошиловым. «Это был широкоплечий военачальник, далеко смотревший вперед, — характеризовал Тухачевского маршал Жуков. — Он еще в 30-е годы предвидел, что будущее — за танками и самолетами, а не за кавалерией, как думали тогда многие».

На этой почве конфликты с Ворошиловым и другими первоконниками следовали один за другим, мысль о том, что привычную лошадку должен сменить мотор казалась многим не только преждевременной, но и вредной. Тухачевский даже потерял должность в Москве и был переведен в Ленинград командующим войсками округа. Но и оттуда продолжал бомбардировать Реввоенсовет, наркомвоенмора докладами и записками о необходимости всемерной механизации и моторизации Вооруженных Сил, развитии новых родов войск — авиации, механизированных и воздушно-десантных войск. В январе 1930 г. он представил Ворошилову доклад, в котором подчеркивал, что успешное осуществление первой пятилетки позволит перейти к формированию количественно и качественно новых Вооруженных Сил. На его взгляд, реконструированная армия могла бы включать 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизий артиллерии резерва главного командования, 225 пулеметных батальонов, авиационные соединения численностью 40 тыс. самолетов и механизированные —50 тыс. танков.

Проанализировав по указанию наркома предложения Тухачевского, начальник штаба РККА Шапошников сделал вывод, что их реализация непосильна с точки зрения финансовых затрат. Крайне недолюбливавший «умника» Ворошилов направил доклад командующего ЛBO Сталину с припиской: «Тухачевский хочет быть оригинальным и… «радикальным». Плохо что в КА есть порода людей, которая этот «радикализм» принимает за чистую монету. Очень прошу прочесть оба доклада и сказать мне свое мнение».

«Я думаю, — был ответ, — что «план» т. Тух-го является результатом модного увлечения «левой» фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом… «Осуществить» такой «план» — значит наверняка загубить и хозяйство страны и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции».

Знакомя Тухачевского со сталинской оценкой, Ворошилов с большим удовлетворением добавлял: «Она не очень лестна, но, по моему глубокому убеждению, совершенно правильна и Вами заслужена. Я полностью присоединяюсь к мнению т. Сталина».

Однако поражение Тухачевского оказалось временным. Возвратившийся в 1931 г. в Москву, он сумел в личной беседе со Сталиным увлечь его своими планами и получил карт-бланш на развертывание 150 стрелковых дивизий. Больше того, вождь признал, что его прежняя оценка планов Михаила Николаевича «была слишком резкой, а выводы моего письма — не во всем правильными».