— Они уйдут все? — спросил Торнтон.

— Да. Я предложил отвезти их на флаере, но они отказались. Возможно, не доверяют нам. Они хотят уйти пешком.

— И где же живет их племя? — спросил Лоренцен.

— Где-то на западе, в горах, на расстоянии четырех недель пути. Это все, что я сумел выяснить.

— И что же мы будем делать? — угрюмо спросил фон Остен.

— Рорване очень не хотят, чтобы мы следили за ними с воздуха, — предупредил Эвери. — Вероятно, они опасаются, что мы станем сбрасывать бомбы на их поселение. Не забывайте — они так же плохо знают нас, как и мы их. Если мы попытаемся следить за ними, они могут спрятаться в горах, и мы больше не сумеем восстановить с ними контакт. — Помедлив, он добавил: — Однако, как мне кажется, они не будут возражать, если мы будем сопровождать их пешком.

— Самим сунуть голову в ловушку? — с сомнением покачал головой фон Остен.

— Не будьте ослом, — раздраженно возразил Кемаль. — Они отлично понимают, что оставшиеся в лагере сумеют им отомстить.

— Неужели? — ядовито усмехнулся фон Остен. — И как же наши товарищи узнают, где мы попали в плен к аборигенам?

— Конечно, по радио, — нетерпеливо сказал Гамильтон. — Вы возьмете с собой переносную рацию.

— Но если туземцы узнают об этом?

— Сомневаюсь, чтобы они разбирались в таких вещах, — возразил капитан. — И мы не будем их просвещать на этот счет. — Он выразительно постучал костяшками пальцев по столу, привлекая к себе внимание. — Мистер Эвери хочет отправиться в путь вместе с рорванами, — сказал он. — Я считаю, что его должны сопровождать еще несколько человек. Возможно, это наш единственный шанс установить контакт с местным населением или правительством — если оно здесь есть. Надо поближе познакомиться с технологиями рорван, их культурой, обычаями и прочим. Возможно, они не будут возражать против колонизации их планеты.

Вы, господа, сейчас в лагере не очень нужны, основная часть вашей работы уже выполнена — потому логично из вас и создать группу контакта. Поддерживайте с лагерем постоянную Радиосвязь и сообщайте обо всем более или менее интересном. Не скрою, ваша миссия опасна. Вас могут подстерегать болезни, ядовитые животные и тому подобное. Но я надеюсь, что все обойдется. Понятно, дело это чисто добровольное, и никто не осудит отказавшегося. Итак, все согласны отправиться в путь?

Лоренцен не был уверен, что ОН СОГЛАСЕН. Пожалуй, он слегка побаивался и предпочел бы остаться в лагере. Но все остальные без колебания согласились, и он также кивнул.

— Да, — сказал он. — Конечно.

Позднее он подумал: а ведь остальные, скорее всего, тоже боялись прослыть трусами, потому и не стали возражать. Человек — это забавное существо.

Первые три-четыре дня похода оказались для землян мучительно трудными. Затем они привыкли и стали ежедневно проходить по сорок километров без особого напряжения. Путешествие было однообразным — вокруг простирались прерии со скудной растительностью. С неба часто сыпал дождь, но туземцы его не замечали, а люди предусмотрительно захватили с собой плащи с капюшонами. По пути встречалось немало широких рек, но все они оказались довольно мелкими, их можно было перейти вброд, к тому же пополнив запас воды во флягах. Голода путники не испытывали. Из своих длинноствольных ружей рорване убивали достаточно дичи, а в те дни, когда животные не встречались, туземцы собирали множество видов съедобных растений. Кемаль, несший рацию, ежедневно связывался с лагерем. Он на всякий случай использовал азбуку Морзе, о которой туземцы не имели никакого представления. Капитан Гамильтон установил три лагерные радиостанции треугольником на довольно значительном расстоянии друг от друга; таким образом он всегда знал, где находятся путники.

Рорване использовали для определения направления пути карты и компасы, заметно отличавшиеся от земных. Карты были начертаны от руки, в Меркаторовой проекции, с характерной решеткой параллелей и меридианов, причем начальный меридиан проходил через Южный магнитный полюс.

Постепенно Лоренцен научился различать индивидуальные черты каждого из туземцев. Алаеву был порывист и разговорчив. Силиш — медлителен и неуклюж, Янвусарран — вспыльчив… Самым знающим из всех рорван казался Джугау — он часто беседовал с Эвери, обучая психолога местному языку. Лоренцен также принимал участие в их беседах, но без особого успеха. Эвери быстро ушел вперед и довольно бойко разговаривал с аборигенами, хотя и утверждал, что не понимает и половины сказанного Джугау.

— Вы должны научить меня всему, что узнали, — сердился астроном. — Вдруг с вами что-то случится? Что тогда нам делать?

— Вы свяжетесь с лагерем, и Гамильтон пошлет за вами флаер, — спокойно отвечал Эвери.

— Черт побери, мне просто интересно! Я тоже хочу поговорить с Джугау и остальными.

— Ладно, ладно. Так и быть, я составлю для вас словарик, но убежден— это вам не очень понадобится.

Так оно и оказалось. Вскоре Лоренцен знал существительные, означавшие дерево, звезду, а также глаголы: ходить, бегать, стрелять. А что дальше делать с таким скудным словарным запасом? Никто из туземцев не желал общаться с ним. А Эвери с Джугау просиживали все вечера у костра, бойко разговаривая друг с другом. Лоренцен с чувством собственного бессилия вслушивался в мяукающий, громыхающий, свистящий голос туземца, наблюдал его энергичную жестикуляцию — и ничего не понимал. Ничего!

Фернандес захватил с собой гитару и по вечерам наигрывал на ней. Алаеву, глядя на него, изготовил из ствола высохшего дерева небольшую четырехструнную арфу и присоединился к землянину. Вместе они производили комичное впечатление. Алаеву любил наигрывать «кукарачу», а Фернандес выучил простую рорванскую мелодию. Кемаль также быстро нашел себе партнера. Он взял в поход шахматы. Ими заинтересовался Силиш, быстро уловил суть игры, и с тех пор оба приятеля все свободное время проводили в поединках.

Путешествие оказалось мирным и спокойным, но Лоренцен чувствовал растущее неудовлетворение. Порой ему хотелось поскорее вернуться на Луну, в свою обсерваторию. Что они делают здесь, на другом конце Галактики? Да, они открыли новую, разумную расу — но что толку? Проблем человечества это не решит…

— К чему все наши наблюдения? — говорил он Торнтону. — Землянам нужны не они, а новая, пригодная для колонизации планета. Троас же, увы, занят.

Марсианин усмехнулся.

— Вы действительно верите, Джон, что эмиграция на звезды может решить проблему перенаселения? — спросил он. — Таким путем нельзя расселить больше нескольких миллионов человек, а это — капля в море. Пусть даже сто миллионов! На это потребуются лет пятьдесят и огромные средства. За это время население вновь вырастет до прежних пределов.

— Знаю, — согласился Лоренцен. — Я много раз слышал подобные аргументы там, на Земле. Но вы не учитываете важнейший фактор — психологический. Люди совсем иначе поведут себя, если будут знать, что звезды открыты для них, что они могут, если очень захотят, начать новую жизнь на далеких колониях.

Марсианин с сомнением покачал головой:

— Вы меня удивляете, Джон. Откуда такой оптимизм? Не забывайте, что самые жестокие войны последовали вскоре после открытия Америки и заселения планет Солнечной системы. Открытие новых возможностей, свобода действий зачастую способствуют проявлению не лучших, а худших качеств людей: агрессивности, жестокости, алчности. Почему же на других звездах будет иначе?

— Да, сейчас все будет иначе! Человечество устало от войн. Оно нуждается ныне в чем-то значительном.

— Оно нуждается в Боге! — страстно возразил ему Торнтон. — Последние два столетия показали, как опасно Для людей забывать своего Создателя. Они не спасутся от дьявола в себе, улетев к звездам; но изгонят его, обратившись к своей душе.

Лоренцен покраснел, не зная, как возразить на слова религиозного фанатика.

— Не понимаю, почему вы всегда так смущаетесь, когда я говорю о религии? — заметил Торнтон. — Мне кажется, нам есть о чем поговорить, вы не относитесь к числу окончательно заблудших.