— И превратить в груду металлолома механизм стоимостью в миллиард долларов? Нет, спасибо за совет! Стойте там, где стоите, и с вами ничего не случится.

Кемаль презрительно усмехнулся и, уперевшись ногами в пол, начал поворачивать колесо управления аварийных люков.

К счастью, вспомогательные устройства были механическими и гидравлическими, и теперь, когда вся электроника вышла из строя, стоило поблагодарить их создателей. Кемаль напряг все мускулы, пытаясь справиться с тугим колесом. Где-то на корме корабля открылся ряд люков, и потоки раскаленных газов вырвались во тьму, затем все разом погасло.

Постепенно сигнальные огни изменили цвет с красного на желтый, и сирена приглушила вой. Уровень радиации в машинном отделении начал спадать. Кемаль с облегчением подумал, что не успел получить опасной дозы радиации. Но доктора скорее всего отстранят его на несколько месяцев от работы.

Он вышел в соседний отсек через специальный люк, сбросил там одежду и отдал ее роботу-стюарду. В следующем отсеке находились три дезинфицирующие кабины. Прошло не менее получаса, пока счетчик Гейгера успокоился, — это означало, что Кемаль может появиться среди других людей. Другой робот-стюард протянул ему чистый комбинезон, и Кемаль направился на капитанский мостик.

Когда он вошел в отсек управления, диспетчер вздрогнул.

— Не трусь, приятель, я знаю, что немного радиоактивен, — с иронией сказал Кемаль. — Ты хочешь, чтобы я отныне ходил с колокольчиком в руках, звонил в него и стонал: «Заразен, заразен!» Не дождешься. А теперь я хочу связаться с Землей.

— Э-э… да-да, конечно. — Диспетчер выплыл из кресла и приблизился к панели управления передатчиком. — Кого вызвать?

— Главный офис института Лагранжа.

— Что… что неисправно? Ты выяснил?

— Конечно. Такая авария не могла произойти случайно. К счастью, среди экипажа нашелся один человек, у которого в голове оказался мозг, а не устрица — иначе корабль был бы покинут, а конвертер разрушен.

— Ты хочешь сказать…

Кемаль поднял руку и написал указательным пальцем в воздухе семь букв: С,А,Б,О,Т,А,Ж.

— Саботаж, — пояснил он. — Я хочу отыскать этого ублюдка, а затем повесить на его же собственных кишках.

Когда зазвучал звонок интеркома, Джон Лоренцен смотрел в окно отеля. Он находился на пятьдесят восьмом этаже, и спуск на скоростном лифте вызывал у него ощущение легкого головокружения. На Луне не было таких небоскребов.

Под ним, над ним, вокруг него простирался город, подобный каменным джунглям. Он перебрасывал гибкие мостики с одной стройной башни на другую, переливался яркими огнями и уходил за горизонт. Белая, золотая, красная и синяя иллюминация не была сплошной: то тут, то там были разбросаны темные пятна парков, расцвеченные фонтанами огней. Кито простирался на много километров и, казалось, никогда не спал.

Приближалась полночь — время, когда с соседнего космодрома должны были стартовать множество космолетов. Лоренцен хотел полюбоваться этим фантастическим зрелищем, знаменитым на всю Солнечную систему. Он выложил двойную плату за комнату, выходящую окнами в сторону космопорта, и испытывал некоторые угрызения совести — ведь платить по счету придется институту Лагранжа. И все же Лоренцен пошел на это: он никогда не видел ничего подобного. Детство он провел на заброшенной ферме на Аляске. Потом последовали годы унылой зубрежки в колледже — бедному студенту приходилось жить на стипендию филантропического общества. Затем он проскучал два года в Лунной обсерватории. Лоренцен не жаловался, но ему в жизни явно недоставало эффектных зрелищ. Теперь, перед тем как отправиться в межзвездную тьму за пределами Солнечной системы, он захотел полюбоваться ночной панорамой космопорта в Кито. Возможно, другого случая сделать это у него больше не будет…

Мягко зазвенел интерком. Лоренцен вздрогнул и тут же устыдился своей излишней нервозности. Ему решительно нечего было опасаться, и тем не менее ладони повлажнели от пота.

Он подошел к столу и нажал кнопку включения интеркома.

На экране появилось лицо незнакомого мужчины — полное, бритое, курносое. У него были пепельные волосы и крепкая шея борца. Незнакомец говорил на североамериканском диалекте английского:

— Доктор Лоренцен?

— С кем имею честь говорить?

В Лунаполисе все знали друг друга, а поездки в другие лунные города — Лейпорт и Гайдад-Либр — были нечастыми. Здесь же, на Земле, Лоренцен никак не мог привыкнуть к столпотворению множества незнакомых людей. Еще сложнее было вновь привыкнуть к земной гравитации, к постоянно меняющейся погоде, к разреженному прохладному воздуху Эквадора. Порой он чувствовал себя совершенно потерянным в этом огромном мире.

— Эвери. Эдвард Эвери. Я состою на правительственной службе и одновременно работаю в институте Лагранжа. Если хотите, я — нечто вроде посредника между правительством и вашими коллегами-учеными. В будущей космической экспедиции я буду принимать участие как психолог. Надеюсь, я не поднял вас с постели?

— Нет, на Луне я привык работать по ночам.

— В Кито это также принято — можете мне поверить, — улыбнулся Эвери. — Не можем ли мы встретиться?

— Да, конечно… сейчас?

— Лучше сейчас, если вы не заняты. Мы можем где-нибудь посидеть, немного выпить и поговорить. Мне хочется встретиться, пока вы в Кито.

— Хорошо, буду рад.

Эвери дал ему адрес и отключился.

Лоренцен прошелся по комнате, чувствуя некоторую нетвердость в ногах. После размеренной жизни на Луне он никак не мог привыкнуть к суматошному темпу Земли. Ему хотелось бы, чтобы окружающие приноравливались к его неспешному ритму, но понимал, что это невозможно.

Низкий гул заполнил комнату. Ракеты! Лоренцен поспешил к окну и увидел, как за оградой далекого космопорта в небо поднялись одна, две, три, дюжина металлических копий, объятых пламенем. Взлет сопровождался раскатами грома. Луна висела среди звезд, словно серебряный щит, — да, на это стоило посмотреть!

Лоренцен заказал аэротакси и надел плащ. Через несколько минут над его балконом повис коптер и выбросил узкий трап. Ежась от ночной прохлады, Лоренцен поднялся в аэротакси, сел на мягкое сиденье и набрал на пульте нужный адрес. Механический голос вежливо напомнил:

— Будьте добры, два доллара пятьдесят центов.

Смутившись, Лоренцен сунул в щель механического кассира десятидолларовый банкнот. Ему немедленно дали сдачу, и коптер взмыл в небо.

Вскоре он опустился на крышу другого отеля — похоже, Эвери также не был местным жителем. Лоренцен вошел в кабинку лифта и спустился на указанный Эвери этаж. «Лоренцен», — произнес он перед дверью, и та немедленно распахнулась.

В передней он отдал плащ роботу-стюарду. У входа в гостиную его ожидал хозяин номера.

Психолог оказался коренастым, крепко сложенным человеком, почти на голову ниже гостя, так что Лоренцену пришлось глядеть на него сверху вниз. Похоже, Эвери был вдвое старше его. Психолог в свою очередь с любопытством разглядывал гостя. Этб был высокий, худощавый молодой человек, не знающий, куда девать руки, с каштановыми волосами, серыми глазами и простоватыми чертами лица, покрытого густым лунным загаром.

— Очень рад встретиться с вами, доктор Лоренцен.

Эвери выглядел виноватым.

— Боюсь, я не могу предложить вам выпить, — прошептал он. — Ко мне неожиданно пришел по делу еще один участник экспедиции… Понимаете ли, он марсианин…

— Что?

Лоренцен остановился. Он не знал, как отнестись к тому, что его спутником по экспедиции будет марсианин. Впрочем, теперь это уже не имело значения.

Они вошли в гостиную. Человек, находившийся там, не поднялся им навстречу. Он был высоким и стройным, с грубыми чертами лица, резкость которых подчеркивал черный костюм Ноачианской секты. Казалось, все его лицо состояло из углов; особенно выделялись хищный нос и квадратный подбородок. У марсианина были черные, как антрацит, глаза и темные, коротко стриженые волосы.