— Эта юная леди моя гостья, — холодно произнес я.

Мне очень хотелось добавить: «В отличие от вас», но он и так понял, что я имел в виду.

— Прошу вас, проходите, — сказал он, и на его лице появилась странная улыбка. — Впрочем, вероятно, мне следует ждать, когда вы пригласите меня в дом.

Резким приказом он отослал охрану, и мы вошли в прохладный полумрак.

Все осталось таким, как прежде, — полированные полы из твердого дерева, золотистые дубовые панели, блеск зеркал и серебра, старые книги, картины и мебель. Все стояло на своих местах. Мне захотелось зарыдать. Но вместо этого я повернулся к Реджелину и потребовал объяснений; слова прозвучали по-детски нагло и задиристо.

Он вежливо ответил на мои вопросы. Большая часть оккупационных войск на Земле располагалась в гарнизонах, но некоторые офицеры выполняли на планете роль наблюдателей и окружных администраторов. В ведении Реджелина находилась вся область Новой Англии. Чтобы не стеснять людей, его вместе с охраной и помощниками (всего десять марсиан) поселили здесь, в этом незанятом доме.

— Боюсь, слишком поздно что-либо менять, — сказал он. — Но мы постараемся не мешать вам и, конечно же, будем хорошо оплачивать занимаемую площадь.

— Ах, как мило с вашей стороны! — не выдержав, закричала Крис. — Она повернулась к марсианину, который был на полтора фута выше; золотистые волосы разметались по худеньким плечам. — Откуда такая учтивость, после того как вы сожгли наши дома, перебили половину человечества и превратили нашу планету в руины? Мне почему-то показалось, что вы посмели считать себя великодушным!

— Крис, — одернул я ее. — Прошу тебя, Крис, не надо.

— Боюсь, леди, вы слишком устали, — бесстрастно произнес Реджелин и повернулся ко мне. — Я хотел бы предупредить вас, мистер Арнфельд, что, хотя в намерения Архона не входит чрезмерное вмешательство в личную жизнь землян, мы будем пресекать любую попытку саботажа или противодействия нашим решениям.

— Сила на вашей стороне, — согласился я. — Можете отшлепать нас мокрыми розгами.

На его темном лице промелькнуло выражение печали.

— Мне хотелось бы стать другом, — сказал он. — Мы оба космонавты. Помимо всего другого, я сражался на Юноне и Второй орбите. Как и вам, мне пришлось пережить потерю многих близких друзей. Но война закончилась! Неужели нельзя забыть старые дрязги?

— Нельзя, — ответил я.

— Как хотите, мистер Арнфельд.

Он поклонился, гордо выпрямился во весь рост и ушел.

Марсиане оказались деликатными жильцами. Они освободили занимаемые помещения и перешли в северное крыло дома, где имелось несколько комнат, которые солдаты оборудовали под кабинеты и общие спальни. За исключением времени, отведенного для еды, они старались не заходить на нашу половину. У ворот и возле северной двери всегда находились часовые, которые медленно шагали взад и вперед. Время от времени на юрких реактивных скутерах прибывали службисты, которые докладывали о чем-то Реджелину. И даже они не создавали большого шума. Марсиане часто сидели в саду или прогуливались в роще, но, завидев нас, с поклоном уходили прочь. Мы никогда не отвечали на их приветствия.

Во многих отношениях они проявили себя довольно заботливыми жильцами. Марсиане договорились об аренде моей земли с теми соседями, которые ее возделывали. Солдаты установили передвижную электростанцию, и мы пользовались электричеством без ограничений. Они нашли людей, которые помогали нам вести хозяйство. Мы разместили эту пожилую пару по фамилии Гус в коттедже для прислуги за особняком. Наши постояльцы щедро оплачивали аренду помещений и оказывали поддержку в финансовых делах. Короче, я ничего против них не имел, за исключением того, что они были марсианами — завоевателями Земли.

Чуть позже возникло несколько неловких ситуаций, связанных с временем для еды. Военный этикет требовал, чтобы Ре-Джелин пользовался столовой, в то время как его подчиненные ели в большой кухне. После двух-трех унылых совместных обедов, проведенных в гробовом молчании с обеих сторон, мы заключили тактичное соглашение: Реджелин ел на час раньше нас. С тех пор мы с ним почти не встречались.

Иногда я даже жалел марсиан. Оторванные от семьи, вдали от родного дома, они день за днем переживали ад земных условий. Я представляю, с каким трудом им приходилось терпеть отяжелевшее тело, атмосферное давление, жару, влажность, ослепительный солнечный свет и крикливую зелень на каждом шагу.

— Несмотря на все это, мы оказались бы в худшем положении при оккупации Марса, — сказал я как-то Крис.

Она нахмурилась. Между изогнутых бровей появились маленькие складки, которые я уже успел полюбить.

— Почему?

— Видишь ли, в случае необходимости они могут жить на Земле без специального снаряжения, — ответил я. — Но помести человека на Марс без скафандра или защитной сферы вокруг него, как он тут же задохнется. Или просто замерзнет после наступления темноты.

— Неужели они там вообще не дышат? — удивленно спросила она.

— Конечно, дышат, — сказал я, — но совершенно по-другому. Марсианские легкие отличаются от наших — это огромная губчатая масса, которая не только поглощает кислород из воздуха, но и с помощью анаэробных бактерий извлекает его из пищи. У них очень странный метаболизм, хотя, наверное, наш обмен веществ тоже кажется им необычным.

Солнечные лучи лились в окно и ласкали волосы Крис. Я откинулся на спинку кресла и, с тоской подумав о сигарете, произнес:

— Они намного крепче нас и стойко переносят лишения. Но благодаря физическому строению мы можем действовать при гораздо большем ускорении, чем они, а это во время войны дает огромное преимущество. — Мои кулаки непроизвольно сжались. — Если бы адмиралу Свейну хватило ума использовать наше превосходство в скорости, мы вообще не имели бы потерь на Троянских астероидах. А это была самая важная битва, и некоторые говорят, что она повлияла на исход всей войны.

— Теперь уже ничего не изменишь, Дейв, — со вздохом сказала она.

Крис проводила большую часть времени с Элис, но ей хватало сил и на хозяйство, и на работу в огороде. Она много читала и любила слушать музыку из нашей обширной подборки дисков. Тихая жизнь пошла ей на пользу; мать и дочь буквально расцвели. Что касается меня, то я не знал, как убить время. Мне хотелось чем-нибудь помочь соседям, но я ничего не смыслил в фермерском деле. И хотя они охотно обучали меня своим премудростям, им не хватало для этого времени. Я совершал длительные прогулки, катался на лошади, бродил по дому и навещал старых друзей. Время от времени меня тянуло в поселок или в Олбани, чтобы немного покутить. Я пытался писать, но из этого ничего не вышло. Да и о чем писать в такие дни?

В конце концов от тоски и скуки мне даже захотелось поговорить с Реджелином. Как-то на прогулке я. шел к роще по заросшей старой тропе. Кругом стояла тишина — лишь шелест листьев и щебет птиц. По мшистому стволу красным огоньком промелькнула белка. А меня терзали тяжелые раздумья.

Ты должен признаться, парень, говорил я себе. Киска для тебя слишком много значит. Если хочешь, можешь назвать это близостью душ, но факт остается фактом: она смелая, верная и интеллигентная девушка, к тому же со временем тебе все равно захочется обзавестись семьей. Вот только, черт возьми, слишком многим она мне обязана! Крис, конечно, не подает виду, но я знаю, что, как бы мы с ней ни дружили, в ее сердце по-прежнему живет Джим Хоторн. А если нет? Не так легко тут разобраться. В своей полумонашеской жизни я видел слишком мало женщин. Откуда мне знать, о чем они думают… Если я попрошу ее выйти за меня замуж, она, скорее всего, согласится, — из чувства благодарности. Крис будет рада, что ее дочь обретет дом и семью… но мне таких отношений не надо. Неужели опять мои джентльменские манеры? Да нет же, черт возьми, просто мужской эгоизм. И мне от него не избавиться.

Я бесцельно шагал вперед, обходя рощу по кругу, как вдруг неожиданно увидел Реджелина. Доверившись тишине и одиночеству, он погрузил лицо в бутоны диких роз, и его высокая чопорная фигура, облаченная в черную форму, выглядела при этом довольно смешно.