Нам пришлось собрать небольшой термоядерный генератор, а место под баки выравнивать лопатами вручную, и строить укрытие и частокол, и изучить планету быстрее, чем она откроет новый способ нас прикончить.

Что до опасностей, то хищники нас не атаковали. Несколько раз мы видели каких-то перепончатолапых гигантов. Они держались поодаль. Очевидно, мы для них пахли несъедобно, и несомненно, несъедобными и были. Но на Рорна и Гальмера напала во время их наблюдательной вахты какая-то рогатая тварь втрое больше человека. Они ей выдали по полному заряду лучевых ружей, и она все не подыхала и не подыхала, а шла на них, пока не упала, не дойдя метра, а когда они уходили, она еще долго пыталась за ними ползти. Брен чуть не утонул в трясине. Ее тут было полно, и она была хорошо прикрыта растениями. Урдуга прошел вблизи чего-то, похожего на лиану, и она его схватила. Присоски не пробили кожи, но освободиться он тоже не мог. Мне пришлось ее разрубать. Разумеется, поодиночке мы не ходили. Хоть у нас и были гирокомпасы и портативные рации, страшно было заблудиться в этих бесформенных болотах. Временами в отдаленных кустарниках прокрадывались какие-то двуногие силуэты. Они исчезали раньше, чем мы успевали навести оптику, но Гальмер утверждал, что у одного из них видел копье. А без главного реактора тяжелое оружие корабля было мертво. У нас было только личное оружие — и все.

Микробы — на. этот риск приходилось идти. Ко всем вирусам у нас должен был быть иммунитет, и все шансы были за то, что местные бактерии и простейшие эту систему иммунитета тоже не пробьют. Но наверняка этого никогда не знаешь, и иногда думалось — а в самом ли деле боль во всем теле вызвана всего лишь усталостью? Пока мы не построили хижину, трудно было уснуть из-за постоянного света и непрерывных дождей.

Но, несмотря на напряжение, а может быть, именно благодаря ему, ссор у нас не возникало — кроме того случая, когда я велел Брену и Гальмеру выполнить замеры. Я хотел точно знать силу тяжести, давление воздуха, влажность, напряженность магнитного поля, радиус горизонта, период вращения, линии солнечного спектра и вообще все, что могло быть определено снятыми с корабля приборами.

— Зачем сейчас? — спросил Рорн. Мы сидели в укрытии, пережидая очередной порыв бури, барабанящей по крыше. Рорн выдохся и перепачкался, но не больше других. — Мы только-только начали вбивать частокол, а это работа тяжелая.

— Сбор информации не менее важен, — ответил я. — Чем скорее мы поймем, где находимся, тем раньше сможем составить хоть какой-то осмысленный план.

— Хорошо, а почему тогда эти двое? — У Рорна задергались губы. Свет мы еще не оборудовали, и висящий под потолком фонарь отбрасывал на его лицо тень, скрывавшую глаза, и казалось, что из темноты на меня смотрит череп. — Давайте по очереди, а то шляться с маятником и часами — не бей лежачего работа.

— Ладно, — сказал Брен. — Так будет по-честному.

— Вето, — сказал я. — Вы, ребята, тренировались в навигации и планетографии и сделаете эту работу быстрее и лучше других.

— Да и к тому же, — добавил Валланд, — они ведь не будут все время заняты. Между прояснениями мы их можем пристроить к настоящей тяжелой работе. — Он усмехнулся. — Вот, например, заставить этот чертов планктон по вкусу походить на бифштекс.

— Не напоминал бы! — Рорн скрипнул зубами. — И так в дерьме сидим и барахтаемся без толку.

— А как ты предлагаешь из него вылезать? — резко спросил я его. Металлические стены хижины загремели под порывом ветра.

— Ты-то сам что думаешь? Как нам отсюда выбираться?

— Самый простой путь, — сказал Урдуга, — починить радиопередатчик, который может послать сигнал внешникам.

— Это если они пользуются радио, — возразил Рорн. — Мы ведь уже не пользуемся, только для переговоров в скафандрах. Они, наверное, тоже передают электронные образы через гиперпространство. И наш сигнал они просто не заметят — если даже тебе удастся построить межпланетный передатчик голыми руками.

— У нас есть инструменты и детали, — сказал Валланд. — А может быть, удастся починить шлюпку. Рассмотрим все возможности. Не кипятись, Йо. Как построим пивоварню, так жить станет веселей.

— А если ты, Рорн, не хочешь с нами работать, — добавил Урдуга, — так вся планета перед тобой, и никто тебя не держит.

— Стоп! — крикнул я. — Если мы друг с другом перегрыземся, нам конец. Хьюг, может, споешь?

— Ладно, если вы это выдержите. — Валланд достал омнисонор и начал еще одну переведенную им когда-то старинную балладу о давних днях Земли. Что-то там было о доме, о матери, о каких-то героических деяниях. Однако нашей оборванной, голодной и усталой команде больше пришелся по нраву «Незаконнорожденный король». Только Рорн не подпевал и не смеялся, но, по крайней мере, своего неудовольствия не выражал.

Через несколько стандартных дней Брен и Гальмер собрали довольно много информации. Красное солнце было еще высоко, но на фотоэкране их телескопа можно было распознать другие галактики и привязать к ним наше местонахождение. Лазерным датчиком и осциллографом удалось точно измерить скорость движения солнца по небосклону. В тихую погоду они определили радиус горизонта, там, где озеро скрывалось вдали на западе. Краткость года облегчила определение орбиты планеты и так далее и тому подобное. Когда мы объединили эту информацию со скудными сведениями, полученными от внешников (они когда-то посещали этот мир, но интересовались им не больше, чем земляне — планетой Солнце-1), и проанализировали на основании общих принципов, стало возможно достаточно точно обрисовать ситуацию.

Мы находились в средних северных широтах планеты с диаметром на три процента больше земного. Этот размер не должен был вызвать удивления. У тусклых звезд мощность излучения, препятствующая концентрации больших масс из исходного пылевого облака, недостаточна. Нас не удивила также и масса, равная 0,655 стандартной. В очень старых системах, сформированных на ранних этапах существования Вселенной, мало тяжелых элементов, таких, как железо. У планеты не было металлического ядра, и легкие породы доходили до центра. Это означало малый удельный вес и отсутствие магнитного поля.

Спутников у планеты тоже не было. Этому мешала солнечная гравитация. Эта же сила в течение миллиардов лет тормозила вращение планеты, пока та не оказалась обращенной внутрь одним и тем же полушарием. Но приливы в воде и атмосфере действовали, и потому планета приобрела медленное обратное вращение. Складываясь с годичным циклом, составлявшим девяносто четыре с половиной земных дня, это вращение давало период обращения планеты вокруг оси в сорок четыре земных дня: три недели света, три недели темноты.

Планета, лишенная ядра, была лишена и тектонических или горообразовательных сил — по крайней мере таких, о которых стоило бы говорить. Когда образовавшиеся от искривления поверхности горы были разрушены эрозией, новые не возникли. Хотя больших океанических впадин тоже не было, нам повезло, что мы упали на эту влажную землю: лучше места мы бы все равно не нашли, а большая часть этого мира наверняка была покрыта водой.

Общая радиация, которую получала планета, была лишь немного меньше, чем у Земли, но она вся лежала в красной и инфракрасной части спектра. Длина волны, на которую приходился максимум излучения, была около 6600 ангстрем — почти на грани видимого спектра. Поэтому так парило вокруг. Ультрафиолета практически не было, и мы нуждались в искусственном освещении не меньше, чем наш планктон. Заряженных частиц красный карлик также испускал мало.

Будучи весьма древней (пятнадцать миллиардов лет по скромной оценке), планета имела достаточно воды, а атмосферное давление на уровне моря было как на Земле в горах.

Если на планете есть атмосфера, гидросфера и инфракрасная печка в небе, то первичные растворы могут породить жизнь и в отсутствие радиоактивности. Просто на это уйдет больше времени. Раз мы могли дышать, значит, фотосинтезирующие растения здесь были. Очевидно, они использовали ферментные процессы низкого уровня, как уже отмечалось в подобных случаях в солнечных системах галактики.