— Ну хватит! — Для обоих было настоящим потрясением увидеть, как на смуглом крючконосом лице Макларена глаза неожиданно наливаются зеленью. Он крушил их словами, орудуя ими, словно топором. — Дэйв, ты прямо как младенец, криком призывающий мать сменить ему пеленки. А ты, Сейки, думаешь, что остальному миру достаточно лишь твоих вежливых словечек. Если вы оба еще не передумали снова увидеть солнечный свет, то вам придется подправить свои взгляды. — Он слегка тряхнул их. — Дэйв, будь опрятнее. Сейки, переодевайся к обеду и разговаривай с нами. Вам обоим следует прекратить самооплакивание и взяться за работу, чтобы выжить. А следующий шаг — снова стать цивилизованными. Чтобы одолеть ту Звезду, мы не располагаем ни численностью, ни временем, ни силой — ничем, кроме мужества. Теперь уходите и начинайте тренироваться, чтобы стать мужчинами!
Не отвечая, они молча смотрели на него и через несколько секунд разошлись в противоположных направлениях. Макларен остался один. До него вдруг дошло, что он сидит, тупо уставившись на футляр от своей гитары. «Мне лучше убрать ее подальше, до лучших времен, — подумал он. — Если они вообще наступят. Я не перестал мыслить, а с моими привычками, наверное, трудно ужиться».
Долгое время он ни о чем не думал. «Кажется, я стал капитаном — фактически, если не номинально. Но как это произошло? Что я сделал такого, чем я этого добился?» И тут же всплыла мучительная для него мысль: «Это потому, что мне нечего особо терять. Я могу быть объективнее, ведь у меня нет ни жены, ни детей, ни какого-то дела, ни Бога. Одинокому человеку легче оставаться спокойным».
Он прикрыл глаза и, словно желая опровергнуть себя, поплыл среди тысяч и тысяч безжалостных звезд. Но он не имел права долго оставаться в таком положении — вот так, сгорбившись. Кто-нибудь мог вернуться, а капитана нельзя видеть поддавшимся чувству страха.
Страха не перед смертью. Перед жизнью.
Глава 14
Планета, видимая сквозь пластик смотровой башенки обсервационного отсека, выглядела так же зловеще, как и убившая ее материнская звезда. Скорчившись в тесноте тесной башенки, Райерсон пристально вглядывался в темноту космического пространства. На фоне рассыпанных по всему небу созвездий проступали контуры гигантского черного тела с серой каймой, испещренного бледными полосками. Райерсон смотрел, как оно пересекало Млечный Путь, пока наконец не исчезло из поля зрения. Но он знал, что это перемещение вызвано движением «Креста», в страхе кружившегося вокруг своей надежды.
«Я стою на горе Нево, — подумал он, — а внизу — моя земля обетованная».
Без всякой связи со своими мыслями он сунул руку в нагрудный карман. За долгие месяцы у них появились странности; они стали молчаливыми интравертами[21] и траппистами,[22] потому что содержательная беседа была слишком редкостна и драгоценна, чтобы сыпать ею где и когда попало. Из кармана Райерсон вытащил фотографию Тамары и приблизил ее к глазам. Временами в его памяти оживали воспоминания и тогда ему казалось, будто он вдыхает аромат ее волос. «Посмотри, — сказал он ей. — Мы нашли ее». И, подобно язычнику, преклоняющемуся перед своим идолом, прошептал: «Ты — мой талисман, Тамара. Ты нашла ее».
Когда черная планета, жадно заглатывая звезды, снова появилась в поле зрения (а до нее было всего тысяча или около того километров), Райерсон повернул фотографию жены лицом к планете — так, чтобы Тамара могла видеть, чего они достигли.
— Дэйв, ты там?
Голос Макларена донесся до него из-за цилиндра жилого отсека. За время поисков его голос стал совсем тихим. Часто, когда Макларен говорил, его было почти не слышно. А сам новозеландец, который некогда находился в гораздо лучшей форме по сравнению с остальными, в последнее время страшно исхудал — не так, как они, — а глаза его словно провалились на самое дно глазных впадин. Зато, подумал Райерсон, Каждый из присутствующих на борту звездолета так или иначе пришел к примирению с самим собой, но это им дорого обошлось. Он, например, заплатил своей юностью.
— Иду, — Райерсон с трудом двинулся вдоль закруглявшейся стены обсервационного отсека, стараясь не задеть приборы. Макларен сидел за своим пультом. В руках он держал пюпитр, в зажимном устройстве которого была порядочная стопка исписанных листков бумаги. Только что к нему подошел Накамура. Сараец уже не расставался с маской, под которой прятал свои чувства, и все больше и больше походил на вежливого, ненавязчивого робота. Райерсон, глядя на него, спросил себя, что ощущает этот человек — безмятежна ли сейчас его душа или, наоборот, проходит через адов круг самого беспросветного одиночества, а может, она переживает и то и другое одновременно.
— Тут у меня для вас вполне приличные данные расчетов, — сказал Макларен.
Райерсон и Накамура застыли в молчаливом ожидании. Как ни странно, особого ликования по поводу того, что планета наконец приоткрыла свои секреты, не было. «Я превратился, — подумал Райерсон, — в обыкновенного работягу. Все, что происходит вне меня, кажется почти нереальным — существует лишь последовательный ряд движений в моем теле и моем мозгу. Я не могу веселиться, потому что никакой победы нет. Есть только единственная и окончательная победа: Тамара.
Но я удивляюсь, почему не радуются Теранги и Сейки».
Макларен быстро перелистал бумаги.
— По сравнению с Землей планета имеет меньшую массу и радиус, — сообщил он, — зато значительно превышает ее по плотности. Это наводит на мысль, что планета состоит, в основном, из никелевого железа. Спутников у нее, конечно, нет. Атмосферы тоже нет, несмотря на то что сила тяжести на ее поверхности ненамного больше земной. Кажется, там внизу — голые скальные породы… или, как мне думается, металл. Во всяком случае, что-то твердое.
— Каковы были ее размеры в прошлом? — тихо спросил Накамура.
Макларен пожал плечами.
— Тут можно только гадать, — сказал он. — Я не знаю, какой по счету является эта планета когда-то существовавшей системы. Понимаете, одна или две из числа уцелевших планет к настоящему времени, вероятно, уже упали на мертвую звезду. Лично я, однако, думаю, что эта планета была типа 61 Лебедя С — более массивной; чем Юпитер, но занимавшей меньший объем из-за деформации коры. У нее была чрезвычайно большая орбита. Но сверхновая все же достала планету, полностью испарив ее кислород, и, возможно, даже некоторые более тяжелые элементы. Весь этот процесс, конечно, требовал времени, и, когда звезда окончательно выродилась в белого карлика, у планеты все еще оставалась довольно большая масса. Поскольку на кору больше не давили наружные слои, она вернулась к нормальной плотности, и это возвращение, ставшее новой катастрофой, само по себе было, наверное, захватывающим зрелищем. С тех пор, в течение вот уже сотен мегалет, газы, оставшиеся после взрыва сверхновой, заставляют планету медленно двигаться по нисходящей спирали к мертвому центру. А сейчас…
— Сейчас мы нашли ее, — проговорил Райерсон. — А запасов еды у нас осталось только на три недели.
— И ко всему германий, который еще только предстоит найти, — добавил Макларен.
Накамура вздохнул. Мысленно он перевел взгляд на отсек «под» ногами. Там, далеко на корме, находилось складское помещение. Через его незакрытый люк свободно вливался не знающий пощады космос, омывая своими потоками мертвого человека, привязанного к опоре.
— Будь нас тут четверо, — сказал он, — мы бы уж давно съели все свои припасы и сейчас умирали бы от голода. Со всей покорностью я отдаю дань признательности инженеру Свердлову.
— Он умер не потому, — холодно заметил Макларен.
— Нет, конечно. Но разве сам факт несчастного случая умалил значение того, что он сделал для нас?
Какое-то время они молча плавали в невесомости. Затем Макларен, взяв себя в руки, произнес:
— Мы только зря теряем время. Наш корабль никогда не предназначался для высадки на планеты. Ранее я информировал вас, что в любом из найденных нами миров вместо небесной атмосферы вполне вероятен вакуум. Поскольку никаких возражений с вашей стороны не последовало, то беру на себя смелость утверждать, что наши аэролеты способны совершить посадку.