— Нет, — возразила Луис. — Еще ничего не закончилось. Мы только начинаем наш путь! — Ее маленькая рука в перчатке скользнула в ладонь О'Нила, и она улыбнулась ему.

— Это только начало, — повторила Луис. Ирландец выглядел до глупого счастливым. Он повернулся к Колли и спросил:

— Ты не согласишься стать свидетелем на нашей свадьбе?

— На свадьбе?

Он ничего не понимал. Известие обрушилось на него, как удар молнии.

— Понимаешь… Когда нас заперли там и нам уже не на что было надеяться… В общем, она согласилась.

— На семьдесят седьмом предложении руки и сердца, — добавила она и засмеялась.

Девушка смотрела на О'Нила с нежностью и теплотой.

— Да? Я рад за вас, — удалось прошептать Колли. Ему пришлось откашляться пару раз. — Конечно, Том. Я буду вашим свидетелем. Мы устроим для вас настоящую свадьбу. И… и… пришлем свои поздравления.

Он пробормотал извинения, отвернулся и быстро ушел. Предстояло собрать оружие и подготовиться к засаде. Работы хватало. Ее всегда хватало. Но он больше не мог оставаться здесь… рядом с любимой, которая вдруг стала чужой. Ему хотелось побыть наедине и подумать о том, как жить дальше.

Колли забрался на высокую скалу, которая гордо и одиноко возвышалась над долиной. Его окружали тишина и покой, и во все стороны простиралась бесконечная пустыня, которая притягивала взгляд своим величием и строгой красотой.

«Как переменчивы женщины, — думал он. — Неужели она меня не любила? А возможно, Луис только использовала меня, чтобы возбудить в нем ревность?»

«Ничего страшного, — успокаивал себя Колли. — Будут и другие. Так уж получилось, что Луис оказалась единственной женщиной на унылой и мрачной планете — вот мы все в нее и влюбились».

Но он знал, что это только отговорки и даже через год ему не забыть о своей первой и такой неудачной любви.

Ладно, какого черта! Год — это не так и долго, когда впереди целая вечность. И в его жизни будет Земля, просторная, прекрасная и зеленая. В его жизни будет Марс, где люди начнут создавать новую расу. Жизнь продолжается. И в каком-то смысле ему даже повезло.

Колли вздохнул и пожал плечами. Пора приниматься за работу — прямо сейчас. Он встал и пошел по склону к кораблям. А там уже трудились дети фортуны.

У подножия скалы марсианское небо казалось более темным. Он увидел даже несколько ярких звезд. Но солнце по-прежнему стояло высоко, наполняя долину сумеречным светом.

Орна из Нилдо был очень обходительным хозяином, и ему хотелось, чтобы его гость увидел все местные достопримечательности. На Ганимеде их не так и много, но зрелище полуночного неба стоило любой дороги. Он помог Дэниверу надеть гибкий скафандр, а сам облачился в утепленный костюм и натянул маску. Они всплыли вверх по гравитационной шахте, выбрались из защитного поля многосегментной двери и оказались на поверхности.

Конечно, Дэнивер уже видел это на фотографиях и в видеофильмах. Но реальность заставила его замереть от восхищения. Юпитер в полной фазе выглядел огромным янтарным кругом, раскрашенным фиолетовыми и бледно-красными полосами, между которыми переливалось неисчислимое множество других, более тонких оттенков. Почти касаясь горизонта, он подсвечивал скалы и крутые откосы, придавая им вид экзотических слитков золота. Замерзшее озеро превратилось в чашу, наполненную до краев ослепительным сиянием. Свет гигантской планеты, озаряя пространство, затмевал собою звезды, и лишь несколько самых ярких из них пылали на другой половине неба подобно рассыпанным алмазам. Но какой бы абсолютной ни казалась тишина, вокруг ощущалось какое-то неуловимое томление, словно тихая песня далеких звезд находила отклик в самых заповедных уголках души.

Воздав должное величию незабываемого зрелища, Дэнивер взглянул на запястье, где рядом с часами крепился электронный термометр. Светящиеся цифры едва проступали сквозь узоры изморози, но он без труда разглядел показания шкалы.

— Сто градусов ниже нуля.

Дэнивер понимал неуместность своего замечания, но он выбрал его для контраста — в противовес всему тому, что его окружало — ибо драгоценный камень блестит лучше всего на черном фоне.

— Я думал, будет хуже.

— Мы установили под корой Ганимеда новый реактор, — ответил Орна. — Он обогревает окружающую среду настолько быстро, что люди, приезжающие к нам, не перестают удивляться изменениям. Но чтобы сделать планету пригодной для жилья, придется подождать, по крайней мере, еще одно столетие, и, когда мы завершим наше дело, я буду седым и дряхлым стариком. Жаль, что нельзя преобразить такую большую луну или малую планету за одну ночь. И все же я помню ее в дни моего детства. Тогда здесь не было даже гидросферы, и люди только начинали выпускать кислород на поверхность. — Безбрежность пространства наполняла его гордостью и восторгом. Он повернулся к гостю и удовлетворенно улыбнулся: — А я не думал, что это произведет на тебя такое впечатление. К тому же ты прилетел с самой роскошной планеты нашей системы. — Он вытянул руку к звездам. По его перчатке струился холодный темно-желтый свет. — Видишь ту зеленую звезду? Да, ту, что у самого Лео. Это твой дом.

— Мы, марсиане, питаем огромное уважение к таким проектам, как ваш, — сказал Дэнивер. — Неужели ты думаешь, что наш мир создавался по-другому?

— Но с тех пор прошло столько лет.

— И все же мы не забыли.

Они снова замолчали. Впрочем, их беседы всегда отличались немногословностью. Чуткому разуму хватало жеста, краткой фразы или восклицания, прозвучавшего в безмерном контексте ночи.

Раса по-прежнему сохраняла тенденцию к соматическим изменениям, которые определялись условиями окружающего мира, и неудивительно, что тела двух друзей абсолютно не походили друг на друга. Но размеры, форма и метаболические потребности давно перестали иметь для людей какое-то социальное значение.

Холод усилился. Несмотря на гибкий скафандр и надежную защиту, Дэнивер почувствовал жестокий напор безжалостной стихии. Он поежился, и Орна, заметив это, тут же корректно предложил:

— Если хочешь, мы можем вернуться под купол.

— Нет, спасибо. Пока еще нет.

Гость повернулся к планете-гиганту. Ослепительный свет ударил в глаза, и на какой-то миг его сознание погрузилось в Юпитер, став частью огромного космического тела, а значит, и всей Вселенной. Да, ему нравились встречи и философские беседы о создании новых миров, но сюда его влекло именно это необъяснимое чувство духовного слияния с космосом.

Он с трудом оторвал взгляд от чарующей картины и почувствовал печаль — ту самую печаль, которая всегда приходит вслед за трансцендентным переживанием. Его лицо помрачнело, и он тихо сказал:

— Когда-то там тоже бурлила жизнь.

— Что?

Орна взобрался на голую скалу и подошел поближе. Звуки его шагов прозвучали в разреженной атмосфере неожиданно громко.

— Я о Земле. — Взгляд Дэнивера скользнул по небу, но он так и не нашел планету, о которой говорил. — Несколько лет назад мне довелось побывать там в качестве эксперта одной из археологических экспедиций.

— Неужели? А я думал, эта область науки уже исчерпала себя. Сколько веков вы, марсиане, уже копаетесь на Земле?

— Немногим меньше, чем жили там древние люди. С тех пор прошло около миллиона лет. Недавно мы нашли кремневые наконечники и керамические сосуды. Слой раскопок указывал на то, что они принадлежали последним жителям Земли. Это наиболее поздние находки, и они датируются едва ли не тем же столетием, что и Заключительная война. А значит, планета была по-прежнему обитаема, и ее население принимало участие в переселении на Марс.

— Это когда земная биосфера начала разрушаться?

— Да. Мы можем судить о тех событиях только приблизительно. Но некоторые документы сохранились, и просто страшно подумать, каким малочисленным оказался Великий исход. Если бы не Аларик Вэйн, создание самодостаточной экологии на Марсе затянулось бы как минимум на десятилетие, и тогда разумная жизнь в нашей Солнечной системе просто перестала бы существовать.