— От тебя исходит угроза, — провозгласил адепт. — Я чую это сквозь тьму. Назови себя!

Я прикоснулся к ножу, спрятанному за поясом, к магической вспышке, висящей на шее… эти вещи были сейчас совершенно бесполезны, однако стоило моим пальцам ощутить их, как они превратились в талисманы, — я успокоился, воля и разум вернулись ко мне. В мыслях пронеслось: может, это и к лучшему, что меня заметили и мне не пришлось самому приставать к кому-то с вопросами… Пусть он силен, этот старый сукин сын, но ведь он простой смертный. И как бы велики ни были его силы, он не может увидеть меня, как я вижу его…

И все же мне пришлось старательно откашляться, прежде чем я смог заговорить, — и мои собственные слова странно прозвучали в моих ушах:

— Я… я прошу ваше преосвященство простить меня… Вы меня напугали… Вы не откажете в любезности… я ищу посвященного Мармиадона.

Адепт опустил посох. Но не сдвинулся с места. Неживые, неподвижные глаза уставились в пространство рядом со мной… уж лучше бы он и в самом деле смотрел на меня.

— Что за дело у тебя к нему?

— Извините, ваше преосвященство, но это дело секретное и безотлагательное. Как ваше преосвященство уже заметило, я… э-э… не совсем обычный посланец. Но меня прислали в связи с… э-э… неприятностями во время той демонстрации. Похоже, дело может оказаться более серьезным, чем показалось с первого взгляда.

— Это я знаю, и знал уже к тому времени, как он вернулся. Я вычислил… выяснил… ну, довольно. Просто этот камень может вызвать лавину.

Меня вдруг охватило жуткое, пугающее ощущение, что его слова обращены вовсе не ко мне, а к кому-то совсем другому. И почему этот случай так встревожил адепта? Но у меня не было времени на размышления.

— Значит, ваше преосвященство поймет, почему я так спешу и почему не могу нарушить клятву молчания, даже перед лицом вашего преосвященства. Если бы вы сказали, где я могу найти Мармиадона…

— Падшие души не могут находиться рядом со своими братьями. Гнев Светоносца пал на него за его плохую работу, и он должен каяться в одиночестве. Ты не увидишь его, пока он не очистится. — И вдруг рявкнул: — Отвечай! Откуда ты пришел, чего добиваешься, почему твое присутствие рождает чувство опасности?

— Я… я не знаю… — пробормотал я.

— Ты не из посвященных.

— Послушайте, ваше преосвященство… если вы… если бы он… Ну, может быть, тут какая-то путаница. Мой начальник приказал мне встретиться с Мармиадоном. Там, у входа, мне сказали, что я найду его здесь, и дали ключ. — Я и не надеялся, что мне удастся так вдохновенно солгать. Нужно усиливать путаницу. Нужно воспользоваться его удивлением. — Может, они просто ошиблись.

— Да. Естественно, низшим клирикам ни о чем не рассказывали. И все же…

Адепт нахмурился.

— Если бы ваше преосвященство объяснило мне, куда пойти, с кем поговорить, я бы перестал надоедать ему.

Он решился.

— Иди в ночной секретариат, комната 107. Спроси посвященного шестого класса Хесатоуба. Из тех, кого можно найти в этот час, он единственный достаточно осведомлен в фактах по делу Матучека, чтобы дать тебе какой-то совет.

Дело Матучека?!

Я пробормотал слова благодарности и отправился восвояси, испытывая желание помчаться со всех ног и чувствуя спиной взгляд его слепых глаз. Добравшись до решетчатых ворот, перекрывающих коридор, я остановился, чтобы унять дрожь.

Я знал, что у меня мало времени. Конечно, адепт был стар, но из ума не выжил. И он вполне мог позвонить брату Хесатоубу… Так что, если я не хочу потерять шанс кое-что выяснить, я должен поспешить.

Но куда мне идти в этом лабиринте? Как? Что искать? Не следовало ли мне признать, что вся эта затея — чистая бессмыслица, и удрать домой?

Нет! Пока оставалась хоть малейшая возможность что-то выяснить, я должен идти вперед. Мысли мои пришли в движение. Без сомнения, основная часть храмовых строений предназначалась для рядовых священников… Но древние религиозные мистерии, как правило, совершаются глубоко под землей. И не следует ли мне поискать Мармиадона в склепах?..

Я слегка усмехнулся. Руководители Мармиадона не стали облегчать ему покаяние, избавив беднягу от запаха. И этот же запах, кстати, мог послужить одной из причин к тому, чтобы упрятать провинившегося поглубже под землю, откуда вонь не донесется до чужих носов.

Человеческих носов.

Я вернулся на первый этаж. А оттуда поспешно принялся спускаться вниз. Вокруг никого не было. В такой поздний час маги работали, но остальные скорее всего уже разошлись по домам.

Я спустился на два этажа вниз; тут находились склады. В одном из коридоров я заметил монахиню, моющую пол. Обязанность? Или искупление греха? Возможно, самоуничижение?.. Она меня не видела.

Но вот я в очередной раз наткнулся на запертые ворота. За ними ступени уходили вниз гораздо круче и представляли собой грубо высеченные в природном камне узенькие площадки. Я углублялся теперь в скалу. Воздух пропитался сыростью и холодом. Современные светильники исчезли. На стенах, далеко друг от друга, были укреплены канделябры со свечами. Свечи мерцали, оплывая из-за того, что снизу тянуло сквозняком. Наконец я совсем перестал слышать звук хора. А ступени шли все вниз и вниз.

И снова вниз.

Но вот наконец мои ноги коснулись дна подземелья. Голубые редкие огоньки бросали слабый свет на сталактиты и сталагмиты, выступающие из беспокойной тьмы. Сами огни горели в Руках Славы, укрепленных над входами в несколько туннелей. Я знал, что иерархи иоаннитов имели специальную лицензию от полиции на использование этих устройств, якобы необходимых им для научных исследований. Но что это были за исследования?.. Из одного туннеля до меня донесся плеск подземной реки; из другого тянуло запахом ладана, струился слабый свет, доносился негромкий бормочущий голос. Молитва, ночное бдение, магический обряд?.. Я не стал останавливаться и выяснять. Я торопливо сбросил с себя верхнюю одежду, ботинки и носки и положил их за камень. Нож я заткнул за пояс эластичных шортов.

Направив на себя луч магической вспышки, я обернулся волком, стараясь покрепче вбить в уменьшившийся мозг свою цель, чтобы использовать звериные чувства и силу для ее достижения.

И при этом я заметил, что какая-то сила мешает моему превращению. Мне понадобилось на него вдвое больше времени, чем обычно… Да, здесь властвовали чары, можно было не сомневаться. Пожалуй, не имей я нужного набора хромосом, я и вовсе не смог бы сменить обличье.

Но — неважно. Я снова стал волком!

Тусклое освещение перестало представлять для меня помеху. Волки не зависят от зрения так, как люди. Уши, ноги, язык, каждый волосок на моем теле, да еще и нос — все улавливало недоступные другому сведения… Подземелье стало понятным, утратив запутанность.

И… да, слабый, но слишком знакомый запах донесся из одного из туннелей, это была незабываемая вонь… Я подавил желание испустить охотничий вопль и помчался в нужном направлении.

Туннель был длинным, извилистым, его часто пересекали поперечные ходы. Не обладай я звериным чутьем, я быстро заблудился бы. Лишь кое-где в туннеле мерцали огни в Руках Славы, укрепленных над кельями, выдолбленными в скале. Широкой публике иоанниты объясняли, что каждый кандидат в посвященные должен провести в этом подземелье сутки, а самые набожные нередко спускаются сюда по собственному желанию. Будто бы душе приносят пользу молитва и медитация в полном уединении. Но я ощущал здесь какое-то непонятное скрытое влияние, неявную силу… И иные из запахов заставляли шерсть на моем загривке подниматься дыбом.

Но постепенно все запахи потонули в той вони, по следу которой я шел. У волков желудки покрепче человеческих, однако меня начало тошнить. И когда я наконец достиг источника миазмов, я задержал дыхание, прежде чем заглянуть в келью.

Тусклый голубой свет, испускаемый пальцами Руки, укрепленной над входом, давал возможность хотя и с трудом, но разглядеть внутренность пещерки. Мармиадон спал, свернувшись на соломенном тюфяке. Его ряса была очень грязной, и лицо — тоже. Рядом со священником я увидел канистру с водой, сухари, чашку, библию иоаннитов и свечу. Должно быть, Мармиадон выходил из кельи лишь в туалет. Впрочем, если бы он и не выходил, разница была бы незаметна.