Я помчался вверх по ступеням. Монахи остались позади. Но в храме уже поднялась тревога, и сквозь хор слышались удары колоколов. Может, у моих преследователей был с собой переговорный шар? Продукция нашей корпорации? Я ворвался в коридор первого этажа. Где-то должен быть другой выход, кроме центрального, но где он — я не знал. Я мчался с бешеной скоростью. Прежде чем кто-либо из ночных дежурных успел выглянуть за дверь своего офиса, я уже был в комнате, где за занавеской висели стихари хористов.

Церковь бурлила. Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул из гардеробной. Хор продолжал петь. Но по нефу бегали люди, что-то крича. Более того, двое монахов торопливо закрывали дверь в вестибюль. Я не мог выйти.

По коридору зашлепали чьи-то сандалии. Иоанниты не знали, какой из путей я выбрал в их лабиринте, и потому шарили вокруг наугад. И кто-то вполне мог заглянуть в эту комнату.

Наконец я инстинктивно нашел нужную тактику. Нажал передней лапой на выключатель магической вспышки. Слабое голубое освещение не помешало превращению в человека. Потом я схватил стихарь и натянул его через голову. Он оказался длинным, почти до пят. Правда, я был босиком, но вряд ли кто-то мог это заметить.

С рекордной скоростью взлетев по лестнице, ведущей на хоры, я остановился в арке входа, чтобы разобраться в обстановке. Мужчины и женщины располагались группами в соответствии с голосами. В руках они держали тексты гимнов. Запасные книжки лежали на столе у входа. Вид с хоров — на алтарь и на купол храма — открывался захватывающий, но я не стал им любоваться. Выбрав точку, где мне следовало встать, я взял книжку и торжественно шагнул вперед.

При нормальной обстановке ничего бы у меня не вышло. Но обстановка совсем не была нормальной. Хор тоже волновался, внимание певцов привлекала суета внизу. Я пристроился к группе баритонов и открыл книжку на той же странице, что и сосед.

«Мефноунос Чемиас Ароура Маридон Элисон», — пел человек, стоявший рядом со мной. Беда в том, что я-то никогда не бывал на репетициях, проводившихся для прихожан, желавших петь в хоре. И даже не мог произнести многие из тех слов, что видел на странице. Я лишь мычал, повторяя мелодию.

Сосед глянул в мою сторону. Это был толстый, важного вида священник. Я попытался изобразить улыбку. «Татис Этелелам Техео адосия Русар», — выразительно пропел он.

Я, ухватившись за знакомую мелодию, напоминавшую одну из старых песенок, рискнул. Как можно более нечетко выговаривая слова, я уставился в книгу и запел:

В гуле хора и шуме, доносящемся снизу, это сошло. Клирик отвел от меня глаза и продолжил пение гимна, а я — старательно пел «Большое Красное Колесо».

В общем, целый час я изображал из себя хориста. Я решил, что этого времени достаточно для неопытного певца и он может потом уйти. Но и со своего места в хоре я прислушивался и присматривался к тому, как идут поиски, а точнее — охота на меня. Размеры и запутанность строения были мне на руку: я мог быть где угодно. Разумеется, при поисках использовались и чары. Но маги не могли узнать обо мне больше, чем рассказал им Мармиадон. А меня прикрывали защитные чары, наложенные Джинни, лучшей ведьмой в гильдии. Так что выследить и опознать меня было не так-то легко, даже для всемогущих адептов.

И все же это не могло тянуться слишком долго. Если я не выберусь в ближайшее время, меня убьют или сделают что еще похуже. Но часть моей души веселилась, видя опасность. Дело в том, что угроза пробуждала во мне все скрытые возможности, и теперь я просто отбросил от себя воспоминание о видении ада, посетившем меня в склепе Мармиадона. Главное — я был жив, и я был готов убить любого, кто встал бы между мной и моими любимыми.

Через какое-то время двери главного входа снова открылись, хотя возле них и остались на страже двое монахов. Наконец я решил, что мне делать дальше. Покинув хор и сняв стихарь, я вновь обернулся волком. Северный коридор был теперь пуст, к счастью для тех иоаннитов, которые могли бы мне там встретиться. Похоже, что, установив охрану у каждого из выходов, монахи слегка поостыли. Разумеется, охота продолжалась, но теперь она велась тихо и систематически, не нарушая религиозную атмосферу. Лишь благодаря звериному чутью я избежал встречи с патрулями, пока отыскивал окно, которым мог бы воспользоваться. На нижних этажах в комнатах были люди либо же двери оказывались запертыми. И только на шестом этаже я нашел окно в стене коридора. Чтобы выпрыгнуть в него, нужна была решимость — или отчаяние. Боль, которую причинили мне разбитые стекла, не шла ни в какое сравнение с той болью, которую я испытал, грохнувшись на бетонную площадку внизу.

Но я был оборотнем. А раны оказались не смертельными. Порезы на шкуре затянулись и срослись. Конечно, я потерял немало крови и чувствовал слабость и головокружение; но хороший кусок мяса должен был поправить дело.

Ночь была темной; высоко в небе едва заметно мерцали звезды. К тому же я был уверен, что привратнику вряд ли сообщили многое. Руководство иоаннитов наверняка хотело бы замять дело и не поднимать лишнего шума. Я зубами содрал с себя остатки одежды, постарался как следует припрятать магическую вспышку в густой шерсти и побежал к воротам, через которые вошел в храм.

— Эй, собачка, привет! — сказал мой юный приятель-привратник. — Ты откуда здесь взялась?

Я покорно позволил ему потрепать меня за уши и отправился восвояси.

В нижней части Силоама я совершил еще одно преступление, разбив еще одно окно, на сей раз — в бакалейной лавке. Я вполне мог позже, анонимно, возместить владельцу убытки. Кроме нескольких фунтов мяса, которые я нашел там и съел, я нуждался еще и в каком-то средстве транспорта; однако, превратившись снова в человека, я не только очутился без гроша, но и был совершенно голым. Я позвонил Барни.

— Приезжай забери меня, — сказал я. — Я буду в волчьем обличье, в одном из этих мест, — И я перечислил ему с полдюжины возможных точек, на тот случай, если погоня переместится за пределы собора.

— Ас моей метлой что случилось? — спросил он.

— Мне пришлось оставить ее на стоянке, — объяснил я. — Ты сможешь забрать ее завтра.

— Горю нетерпением, хочу обо всем услышать.

— Ну, у нас вся ночь впереди, расскажу…

Прокравшись домой, я первым делом подробно доложил Джинни обо всем происшедшем. Я просто оцепенел от усталости, но Джинни настояла на том, чтобы я немедленно все рассказал. Мы разговаривали в спальне, шепотом. Вопросы Джинни помогли мне восстановить даже те детали картины, которые сразу просто ускользнули от меня. Уже поднималось солнце, когда она заставила меня перекусить и позволила уснуть. И я проспал целые сутки.

Нашему приятелю-фэбээровцу Джинни объяснила мою сонливость нервной реакцией на события, что было, впрочем, не совсем ложью. Она также сумела убедить и этого парня, и его непосредственного начальника (Сверкающий Рож отправился в Вашингтон), что, если они хотят сохранить все дело в секрете, им лучше не держать нас под таким плотным колпаком. Наши соседи уже заметили, что происходит что-то неладное. И вскоре и они, и тем более наши близкие друзья и сослуживцы начнут проявлять активное любопытство.

В результате, когда миссис Делакорт приземлилась на нашей лужайке, чтобы одолжить у Джинни немного серы, мы представили ей фэбээровца как моего кузена Луиса, а отсутствие Вэл объяснили тем, что девочку отправили в гости за город, пока идет следствие по ограблению. Мне позволили отправиться на службу, Джинни — по магазинам. И нам сообщили номер, по которому следует звонить в случае, если кто-то явится требовать выкуп за малышку. Но о тех людях, которые тенью следовали за мной и Джинни, не было упомянуто ни словом. Впрочем, за нами следили отличные специалисты; и если бы не наша собственная высокая квалификация, мы бы их и не заметили.