— Да? — хмыкнул Ларрека. — Ну, раз вы, леди, так утверждаете.

Так в Джилл тоже проснулось любопытство. Она знала, что разрушение уже посетило мир, и ещё раз, и ещё раз, и ещё раз. И как она теперь могла понять, Ларрека готовился к следующему разу, а люди планировали сделать последствия не такими страшными, как раньше. Она быстро приняла Далаг таким, каким он был.

До дня смерти Эллен.

Это произошло до грубости быстро. Эллен поднималась по высокой черной скале, которая, как смеялась она, не имела никакого права торчать посреди саванны. Скала казалась безопасной. Но в ней оказалась скрытая слабина (от нагрева и штормов за миллионы лет в результате проходов Ану?), камень выпал, и они увидели, как падает Эллен.

Она лежала, неестественно подогнув голову. Когда Ларрека до неё добрался, разложение уже началось. Плоть расплывалась, издавала неприятный запах, переливалась радужными сине-зелеными пятнами, превращалась в мерзкую жижу и исчезала. Иштарийцы не могли своими инструментами выкопать могилу быстрее. — Они похоронили только кости и оставшиеся красными, как Ану, волосы.

Ларрека отыскал Джилл. Он подобрал её свернувшееся в клубок тельце, взял её в свои объятия и потрусил прочь, подальше от лагеря. Бел заходил в огненном небе, янтарной свечкой сияла Эа. Он остановился, овеваемый сладким запахом лиа, прижал её сильнее к своей груди и долго и осторожно гладил.

— Мне очень жаль, милая, — говорил он. — Я не думал; Я не должен был давать тебе это видеть. Джилл плакала.

— Но ведь ты из легиона, — сказал он. — Верно, солдат? — Он взял её за подбородок и поднял её лицо к своему и к звездам.

Она вырвалась и кивнула, потому что больше ничего не могла сделать.

— Тогда слушай, — сказал Ларрека тихо, почти на пределе её слышимости. — Ты, может быть, слыхала, что когда мы, четвероногие, теряем того, о ком горюем, то нам это тяжелее, чем людям. Уж если знаешь кого-то несколько сотен лет… Нам пришлось научиться, как это переживать. Давай я тебе расскажу, как это делается в легионе.

И он сперва рассказал ей о знаменах, на которых вытканы имена павших, а потом и о многом еще, и, когда проснулся рассвет, она вместе с ними танцевала танец прощания на могиле и старалась исполнить его как можно лучше: первый шаг в сторону от горя.

— Пошли, — поднялась Джилл. — Упакуемся — ив дорогу. Я хочу показать вам типичное ранчо, но, боюсь, мы задержались, и самые интересные члены семьи уже давно собрались и уехали на дальние пастбища.

— Слушаю и повинуюсь, — ответил Дежерин. Упаковывая вещи, он серьезно добавил: — Мисс Конуэй, вы очень добры, что повезли меня на такую экскурсию. Я вам глубоко благодарен. Но ведь ваша основная цель — это склонить мои чувства на сторону туземцев?

— Конечно? А что еще?

— Хорошо. Но вы не выслушаете ли с таким же вниманием и другую сторону? Я знаю, что вы нас считаете непрошеными разрушителями. Поверите ли вы, что у нас есть причины — кроме и сверх наших приказов — быть здесь?

Она секунду помедлила, прежде чем ответить:

— Конечно, я вас выслушаю.

— Отлично, — улыбнулся он. — Перехожу к делу. Я хотел бы собрать аудиторию, все население Примаверы, если это возможно, на просмотр ленты, что я привез с собой. Это не официальная пропаганда — это скорее критика позиции правительства, но это тоже важно. — Он сделал паузу. — Понимаете ли, я хочу, чтобы вы убедились, что я не фанатик.

Джилл коротко рассмеялась:

— А я должна смотреть ваш спектакль, чтобы показать, что и я не фанатик? — Подвижные черты его лица отразили душевную боль, и она добавила: — Не в обиду будь сказано. Мы с удовольствием посмотрим.

Выдержки из стереотелевизионной записи, синхронный перевод на английский.

ОЛАЙЯ

Добрый вечер. Луис Энрике Олайя Гонзалес снова приглашает вас в «Мир беседы». Наша сегодняшняя программа особенная как по длине, так, надеюсь, и по важности.

Ровно шесть месяцев тому назад Всемирный парламент удовлетворил запрос Органов охраны мира по поводу «соответствующего силового противодействия», обращенного на «учреждения, корабли, сооружения, персонал и технические средства» Наксанской лиги с целью «отвести угрозу и гарантировать урегулирование спорных вопросов путем переговоров». Говоря простым языком, Земля объявила Наксе войну. Официальные декларации всячески избегают подобных фраз — и по более серьезным причинам, чем простое лицемерие: некоторые слова могут вызвать непредсказуемые и непредвиденные последствия. Тем не менее резолюция парламента превратила череду стычек в систематические военные операции. Власти более не ограничивают себя протестами, пропагандой, политическим и экономическим давлением и отчаянными попытками дипломатов: решать будет сила. Это и есть война, это всегда называли войной, и сегодня вечером так назовем её и мы.

Мы сейчас исследуем эту войну, её скрытые причины, её прошлое, настоящее и, возможно, будущее течение; мы посмотрим на все, что с ней связано. Мы постараемся быть беспристрастными…

(Вид из космоса на планету земного типа, но сильно закрытую облаками. Наплыв.)

ОЛАЙЯ (голос за кадром)

Примерно в ста пятидесяти световых годах от Солнца находится тусклая оранжевая звезда, а вокруг неё вращается планета, на которой без специальных приспособлений может жить человек. Жить там не так уж удобно или по крайней мере раньше было не очень удобно. Климат планеты слишком жаркий и бурный, она покрыта дикими джунглями, болотами и выветренными горами. Человек может какое-то время прокормиться местной флорой и фауной, но большая часть её для него смертельно ядовита.

Эта планета больше подходит наксанцам. Когда они ещё только начинали осваивать космические путешествия, они построили здесь несколько поселков, которые разрослись и размножились. Они называют этот мир Тсейякка (набор записанных на пленку клекочущих и булькающих звуков). Земляне, заинтересовавшись этим миром, назвали его Мундомар.

Земляне заинтересовались им, поскольку они могли бы здесь выжить, хотя это и требует геркулесовых усилий. В арктической зоне, прожаренной и увлажненной менее других, им легче всего существовать. Водолюбивые наксанцы избегают этих мест. У них нет никаких резонов не принимать колонистов с Земли, учитывая высокие цены на недвижимость.

(Камера проходит сквозь облака, панорамирует джунгли, топкие равнины, уходящие к океану. Она приостанавливается на тех местах, где разместились скромные поселения наксанцев. Огромные тела цвета и формы сгустков сургуча валяются в лужах, как это им свойственно, что многие люди находят отвратительным. Камера движется на север и наконец доходит до поросшего кустарником плато. Там садится земной космический корабль — модель, уже шестьдесят лет как устаревшая: это вставка из архива, гордый снимок исторического момента.)

Кто в корабле? Конечно, Земля перенаселена людьми. Конечно, редко попадаются планеты, на которых человек может жить, и на большинстве из них есть свое население. Конечно, открытые и населенные им миры очень и очень осторожно впускают к себе новых иммигрантов. Но для того чтобы поселиться на Мундомаре — кто мог так отчаяться… или так надеяться?

Те, кому ничего другого не оставалось, кроме бесконечного отчаяния.

Жизнь целого поколения прошла с тех пор, как раздался пророческий голос Чарльза Бартона…

(Серия кадров, резюме диалогов и закадрового комментария.)

Серый, неприглядный, людный квартал Трущоб в типичном мегалополисе, куда технологическая цивилизация спускает людские отходы. Лень, скука, злость, чувство собственной никчемности; наркотики в бутылках, пилюлях, шприцах, аэрозолях, экраны стереовизоров для всех и каждого, дома радости с мозговыми стимуляторами для тех, кто может наскрести монету. Драки шаек у подростков, войны криминальных империй у взрослых; честное большинство дрожит от страха, но полиция — враг номер один. Гражданские службы, агентства социальной реабилитации, учреждения образования. Простите, ваша квалификация недостаточна. Ваша квалификация подходит, но нет вакансий. Извините, место уже занято. Но иногда открывается перспектива — с крыши городского корпуса, достаточно высокого, чтобы загородить вас от пронзительного городского света и дать увидеть несколько звезд.