Едва самолет западногерманской авиакомпании приземлился на мюнхенском аэродроме и подрулил к массивному зданию аэровокзала, как сводный духовой оркестр грянул боевой марш танкистов. Полторы тысячи молодчиков из «Прусского землячества» в черных кожаных куртках, весьма смахивающих на форму танкистов вермахта, в шлемах, надвинутых до бровей, застыли в почетном строю. Толпа репортеров и фотокорреспондентов различных западногерманских газет и агентств готовилась к штурму чемпиона. Представители различных спортивных организаций со знаменами и эмблемами вышли как на парад. Внушительный отряд полиции сдерживал огромную толпу почитателей боксера и просто любопытных.

- Не могу равнодушно слушать боевой марш танкистов,- тихо сказал Рудольф, когда они с тренером спускались по трапу.- Этот марш был любимой музыкой дядюшки Вильгельма.

- Я никогда не видел, но много слышал об отце танков. На специальных броневых машинах, созданных по его проектам, армия Роммеля победно шла по Северной Африке. Незабываемые дни!

- Дядюшка Вильгельм погиб геройской смертью на Восточном фронте…

- Великий был человек..

Чемпиона приветствовали важный сановник, прибывший из Бонна, генерал бронетанковых войск бундесвера, мэр Мюнхена обнял и расцеловал Рудольфа, а белокурые немки, одетые в старинные прусские наряды, поднесли цветы.

Здесь же, на аэродроме, состоялась летучая пресс-конференция, и Рудольф торжественно заявил в конце:

- Из всех побед считаю самой важной победу над советским чемпионом. У меня к русским особое отношение и личные счеты!

Рудольфа и тренера усадили в роскошную автомашину, украшенную национальным трехцветным флагом, спортивными знаменами и цветами.

Через час фон Шилленбург выступал по телевидению, а потом был почетным гостем на торжественном обеде, организованном в знаменитом ресторане «Золотые фазаны», который в двадцатые годы служил колыбелью зарождавшегося коричневого движения, а в тридцатые годы его посещал Гитлер в сопровождении нацистских бонз и ветеранов партии.

В ресторане собралось избранное общество. Подавали национальные немецкие блюда. Рудольфа усадили на почетное место. Владелец ресторана - тучный, лысый баварец с красным, лоснящимся от пота лицом, с фашистскими орденами на груди - вынес на старинном деревянном подносе массивную серебряную кружку работы старых мастеров, до краев наполненную золотистым пивом. Не обращая внимания на американского полковника, владелец ресторана подошел к чемпиону.

- Господа! Вы все знаете, что великий фюрер был постоянным нашим гостем. Именно здесь он сказал исторические слова: «Офицеры вермахта - люди первого сорта». Это его любимая кружка, из нее он пил за этим столом пиво,- сказал с гордостью баварец.- Разрешите из этой кружки угостить нашего героя, Рудольфа фон Шилленбурга, нашим национальным напитком! Все до дна! Рыцарский тост.

- Все до дна! - подхватили сидящие за столом.

Рудольф взял кружку. Пиво он не любил, спиртные напитки употреблял весьма редко. Он строго соблюдал режим. Но тут не мог отказать. Сдул пену и поднес кружку ко рту…

К концу обеда к Шилленбургу подошел лакей и, почтительно склонившись, сообщил:

- Ваша машина, господин барон.

Рудольф встал, откланялся, поблагодарил за внимание и честь. Вслед за ним двинулся и Хельмут Грубер.

- Хельмут, ты со мной? - спросил Рудольф, когда они вышли из зала.

- Хотелось бы к своей фрау…

- Хорошо. Езжай. Передай фрау Шарлотте мой поклон.

- С удовольствием.

Шофер распахнул перед Рудольфом дверцу роскошного коричневого «мерседес-бенца».

- С победой, господин барон!

- Привет, Ганс,- Шилленбург уселся на заднее сиденье.- Как мой фатер?

- Великолепен, господин барон. Он вчера прибыл из Бонна. С ним приехал сэр Пиллинг. Он теперь стал генералом.

С отцом у Рудольфа были дружеские отношения, хотя тот сначала не очень одобрял его спортивную карьеру, но потом смирился. «Популярность не мешает,- как-то сказал он сыну, но строго добавил: - Только не увлекайся, умей вовремя поставить точку». Рудольф сам понимал это и твердо решил, что после первенства Европы, где он не будет иметь себе равных, прибавит к своему титулу чемпиона континента почетное добавление «двухкратный», повесит навсегда боевые перчатки в своем кабинете и примется помогать отцу управлять машиностроительной фирмой.

Рудольф приоткрыл боковое стекло.

- Как маман?

- Многоуважаемая фрау фон Шилленбург по-прежнему отдает много сил обществу «помощи бывшим беженцам». Все время заседает, хлопочет…

Ганс вел машину по центральной улице города. Вдали, по проезжей части медленно двигался людской поток. По ветру развевались национальные трехцветные знамена. Рудольф присмотрелся. Шли в основном мужчины, одетые в солдатскую форму вермахта. По цвету одежды можно было определить пехотинцев, танкистов, летчиков, артиллеристов… Над головами раскачивались фанерные щиты с надписями. «Старая гвардия зашевелилась»,- подумал Рудольф и вслух спросил:

- Что это?

- Демонстрация протеста, господин барон.

Рудольф сразу изменился в лице.

- Они выступают против создания бундесвера, против атомного оружия…

Рудольф подался вперед и, вцепившись руками в спинку сиденья, сверлил глазами процессию. Ганс притормозил машину. Шилленбург пробежал глазами по фанерным щитам и плакатам: «Под Сталинградом нас погибло триста пятьдесят тысяч. Мы не хотим повторения», «Мы не хотим, чтобы наша земля покрылась атомным пеплом». На Рудольфа двигалась инвалидная коляска, которую катили двое пожилых хмурых ветеранов в форме альпийских стрелков. В коляске сидел безрукий и безногий инвалид и в культяпках рук держал большой плакат.

На тротуарах толпились любопытные. На перекрестке стояли полицейские.

- Свернуть, господин барон? - спросил Ганс.

- Нет.

- Остановить?

- Нет, вперед. Вперед, сквозь вонючую мразь, через гнилые обломки.

Ганс - ярый член неофашистской организации «Коричневая рука», участник многих схваток с красными и налетов на демократические организации - стиснул зубы. Такого ему еще не приходилось делать. Там - свои… Нагнув голову, он медленно повел машину прямо на ветеранов войны.

- Прибавь скорость!

Фронтовики хмуро смотрели на блестящий «мерседес-бенц», который двигался на них. Они не дрогнули, им и не такое приходилось видеть. Но когда машина прибавила скорость, ветераны, изрыгая проклятия, попятились, расступились. Однако пожилые альпийские стрелки не успели откатить инвалидную коляску. «Мерседес-бенц» крылом задел коляску, она перевернулась. Раздался отчаянный крик. Взрыв негодования охватил бывших воинов фюрера. Пошли в ход костыли, палки, камни. Раздался звон битого стекла.

- Гони! - заревел Рудольф, нагибаясь и закрывая голову руками.

Полицейские, которые только и ждали удобного повода, кинулись на демонстрантов, обрушивая на их головы и плечи удары резиновых дубинок.

«Мерседес-бенц» оказался изрядно помятым. Все стекла, в том числе и толстое лобовое, были разбиты. Ехать в машине оказалось невозможным. Оставив ее на попечение шофера, Рудольф сел в первое попавшееся на глаза такси.

Таксист обрадовался такому клиенту, вернее - дальней поездке. Моложавый, белобрысый, с широкой спиной грузчика, он легко и с шиком вел свой потрепанный «оппель». Город остался позади. Мокрая от растаявшего снега лента шоссе слегка поблескивала и казалась голубой.

Закурив, таксист начал разговор:

- Вчера у меня тоже был дальний рейс. Возил двух туристов. Не то поляки, не то болгары. Славяне какие-то. Знаете куда? В Дахау. У них родственника сожгли там в газовой камере. Подъезжаем, ворота закрыты, а дежурный нам кричит: «Проваливайте! Тут теперь военная тюрьма для американских солдат». Но туристы оказались настойчивые. Суют свои документы и требуют пропустить внутрь, чтобы осмотреть бывший лагерь смерти. Дежурный, молодой паренек, посмотрел на них, словно они с луны свалились, да как захохочет: «И вы поверили красной пропаганде? Ничего такого тут не было… Выдумка коммунистов!» Тогда туристы ему в упор: «А Нюрнбергский процесс тоже выдумка и пропаганда?» Знаете, что дежурный ответил? Он сказал совершенно серьезно: «Нет, Нюрнбергский суд не пропаганда… А еще хуже. На нем коммунисты судили вождей нашей нации»,