И вдруг рядом с ней из воды высунулась голова — страшная, взъерошенная, с косматыми бровями и ободранной бородой.

Это был сам морской хозяин Ахто.

— Как ты смела бросать в меня камнями? — заревел Ахто.

Лососиха вся задрожала от страха.

— Простите, ваша морская милость, — робко сказала она, — я очень жалею, что камешек задел вас. Помажьте бороду медвежьим салом, и она быстро у вас отрастет.

— Ах ты, старая карга! Ты еще разговариваешь! — загремел морской хозяин. — Мало тебе того, что я тебе подарил…

— Что вы, что вы, ваша милость! Уж я так вам благодарна за коров…

— А где твоя благодарность? — опять закричал Ахто. — Где серебро луны холодной, где золото дневного света, которые ты мне обещала?

— Ах, милостивый владыка, ведь луна и солнце светят вам каждую ночь и каждый день, если только погода ясная и небо не покрыто тучами! — сказала старуха.

— Ну и хитрая же ты ведьма! Погоди, вот я тебя сейчас проучу! — заревел морской хозяин и так подбросил контрабас, что он взлетел, точно снаряд, выпущенный из пушки, и изо всей силы врезался в скалу…

Долго лежала Лососиха, не смея шевельнуться.

Наконец она с трудом поднялась, сделала несколько шагов и растерянно посмотрела по сторонам.

У берега бродил Принц, такой же тощий, как прежде, и глодал воронью кость.

На крылечке, в серой потертой куртке, сидел Лосось и чинил сеть.

— Что это с тобой, жена? — спросил он, взглянув на Лососиху. — У тебя такой вид, словно ты с луны свалилась.

Лососиха хорошенько протерла глаза, опять огляделась по сторонам и наконец спросила:

— Где же наш дом?

— Ну, матушка, ты, видать, совсем заспалась! Дома своего не узнаешь!

— Да нет, где новый дом, двухэтажный, с башенкой, с садом и беседкой? Где наш корабль и наши служанки? Где наши чудесные коровы?

— Ну и наговорила — полный короб небылиц! — сказал Лосось. — Пойди вылей себе на голову холодной воды. Вчера на море ты пела какую-то чепуху, вот тебе чепуха и приснилась.

— Но я своими глазами видела морского хозяина Ахто! — не унималась старуха.

— Ну да, во сне и видела. Ты и во сне несла какую-то чушь!

— Но вот на берегу лежит контрабас нашего музыканта, — твердила старуха.

— Какой еще контрабас! Это старое бревно, а не контрабас. Скажи лучше мне спасибо, что я сам за сетью съездил. Ночью-то какая буря была! Сеть всю как есть изорвало! Хорошо еще, что в море не унесло. Нет уж, в другой раз ты меня, голубушка, не собьешь с толку! Я всегда говорил, что лучше всякого календаря знаю, когда будет буря, а когда бури не будет. И теперь скажу то же самое.

Ты пытался когда-нибудь поймать солнечного зайчика? И, наверное, не поймал? А я расскажу тебе, как два колдуна решили поймать само солнце. Жили-были когда-то на краю света два колдуна. А где край света — этого никто толком не знает. Но если он где-нибудь и находится, то не иначе как у Берингова пролива, где Азия и Америка словно уставились друг на друга. Сам я там не был, но путешественник Норденшельд, повидавший много морей и земель, говорит, что это довольно-таки далеко.

Так вот, жили на краю света два колдуна — Бирребур и Бурребир. Бирребур жил там, где кончается Азия, — на мысе Восточном, или Осткапе (что то же самое). А Бурребир жил там, где начинается Америка, — на мысе Принца Уэльского. Глаза у колдунов были кошачьи, так что оба могли следить друг за другом и днем и ночью, тем более что Берингов пролив не такой уж широкий. И когда один из них чихал, другой говорил: «На здоровье!»

Колдуны прикидывались добрыми друзьями и даже ездили друг к другу в гости на китах, но на самом деле Бурребир терпеть не мог Бирребура, а Бирребур платил тем же Бурребиру.

Оба только и думали о том, чтобы досадить друг другу.

Бурребир с удовольствием поднимал ураганы, чтобы засорить глаза приятелю песком и мелкими камнями.

А Бирребур с не меньшим удовольствием натравливал свои стада на стада своего доброго соседа. Ну и побоища начинались, когда белые медведи, моржи и киты набрасывались друг на друга!

Однажды, в прекрасный солнечный день, Бирребур и Бурребир вздумали отправиться на остров, одиноко лежащий в море неподалеку от Берингова пролива. Море было спокойное, и колдунам захотелось немного позабавиться.

Один дунул — и сразу завыла буря. Другой махнул рукой — и на море упал густой туман. Ну и погодка была! Даже киты — уж на что ко всему привычны — и те спрятались на полмили под воду.

Натешившись вволю, Бирребур и Бурребир принялись бросать друг в друга, точно рябиной, глыбами гранита. Но оба очень ловко уклонялись от ударов, и ни у того, ни у другого не осталось после этой игры даже ссадины. Потом они подожгли лес и головешками норовили подпалить друг другу бороды. Но и тут ни один не одолел другого. Тогда они решили помериться силой — Бирребур пытался столкнуть гору на Бурребира, а Бурребир — на Бирребура. И опять ни один из них не мог взять верх над другим.

— Нет, — сказал наконец Бурребир, — это все пустяки. Давай-ка ловить солнце! Посмотрим, кто из нас его поймает!

— Я согласен, — сказал Бирребур. — Давно пора поймать это неугомонное солнце. Я схвачу его за красный воротник и запрячу в мешок. Тогда не надо будет никогда щуриться от дневного света! А ты тогда поймешь, кто из нас самый главный!

— Бьюсь об заклад, что солнце поймаю я! — закричал Бурребир. — Я побегу за солнцем в ту сторону, где оно всходит из-за гор. Тут-то я его и поймаю. И тогда ты узнаешь, кто из нас главный!

— А я бьюсь об заклад, что солнце поймаю я! И поймаю там, где оно садится! Это потруднее, чем ловить его на восходе!

Итак, они ударили по рукам, а закладом каждый выставил свои владения. И вот оба поспешили домой, чтобы надеть семимильные сапоги. Такие сапоги есть у каждого колдуна, и без них, конечно, нечего и думать о том, чтобы поймать солнце.

Бурребир решил так: «Я побегу к востоку через Северную Америку, и если мне не удастся изловить солнце на горах Аляски, то я, наверное, поймаю его на Клипбергене».

А Бирребур думал так: «Я побегу к западу, а уж там поймать солнце проще простого — на большой сибирской равнине есть где разогнаться».

И они пустились в путь. Даже их семимильные сапоги заскрипели, так быстро они бежали.

А дальше случилось вот что.

Сперва я расскажу про Бурребира. Как он задумал, так и сделал: он побежал прямо на восток, через Северную Америку, до самых гор Аляски. Пробежать сотни миль по ровному месту не так уж трудно (особенно если у тебя на ногах семимильные сапоги!), но влезть на высокую гору — дело нелегкое даже для колдуна.

— Уф! — сказал Бурребир, когда добрался наконец до самой вершины горы. — Нельзя сказать, чтобы это была удобная лестница! Отдохну минутку, а потом начну караулить солнце. Пусть только выглянет, я его сразу схвачу — и в мешок!

Он уселся поудобнее на камнях и стал ждать появления солнца. Потом как-то само собой получилось, что он прилег и даже не заметил, как уснул. А на горе не было ни будильника, ни слуги, который в положенное время приносит утренний кофе, поэтому, когда Бурребир проснулся, солнце уже высоко стояло в небе и светило ему прямо в глаза.

— A-а, да ты, кажется, еще смеешься надо мной, — пробормотал Бурребир. — Ну погоди же, завтра на Клипбергене ты от меня не уйдешь.

И он снова отправился в путь. Он бежал целый день — прямо на восток, никуда не сворачивая, и с разбегу взбежал на вершину Клипбергена.

«Ну, теперь я уж не просплю, — подумал он. — Раз уж здесь нет будильников, засуну себе в бороду осиное гнездо, а в каждый семимильный сапог по муравейнику…»

Сказано — сделано. Легко себе представить, что в эту ночь Бурребир не сомкнул глаз ни на минуту. Когда на востоке едва-едва занялась утренняя заря, он спрятался за уступом скалы и стал ждать. Вот над горой уже высунулся краешек солнца. Мешок был тут же наготове: в него Бурребир собирался запрятать солнце, словно это была брюква или кочан капусты.