Когда поутру, ничего непонимающий Гаврилов вышел из штаба, то первого кого он увидел, это был молодой Романов. Тот стоял посреди плаца и восхищённо разглядывал всё вокруг.
— Доброе утро, ваше величество, разрешите полюбопытствовать, что вас так восхитило?
— А, Гаврилов. Да вот никак не могу нарадоваться своему новому городу. И плац, и все улочки вымощены камнем, а ровные какие, с тротуарами. Домики у горожан, тоже на загляденье аккуратные, ухоженные, красивые. Опять же видно, построены жилища, по плану, а не в беспорядке стоят — лепота. А чистота то, какая вокруг, прямо, любо дорого поглядеть.
— Пётр обвёл вокруг себя руками, пытаясь охватить всё вокруг. Затем вновь повернулся к Юрию и продолжил. — Вот коров с козами, на пастбище недавно прогнали, и тут же с тележками прошлись, и убрали все следы, оставленные животными. И никто на дорогу помои не льёт и мусор не бросает.
— Так мы с самого начала так поставили, все знают, что для помоев, есть канализация, для мусора баки, а нерадивых горожан — наказывали….
— Вот и я говорю, чуть, что не так, пороть надо — нещадно. Тогда и порядок, и культура во всём появится.
— Да самодержец. Даже не знаю, смогу ли я хоть немного разубедить тебя, в этом твоём заблуждении. — Подумал Юрий, отведя от Петра взгляд и отрешённо, с тоской посмотрев вдаль, на местами заболоченную низину, расположенную по ту сторону Дона.
Осадок от этих слов начал развеиваться лишь после того, когда после общего сбора, объявленного егерям. Они с Зенауи разбили их по боевым группам, и начался запланированный процесс… В общем, когда всё списанное оружие, было отдано кузнецам, которые незамедлительно начали приводить его в негодность. Егеря, которые стали обладателями новых «игрушек» с нескрываемой радостью приступили к их изучению. Здесь очень выручили плакаты с катера и знания, доставшиеся от трансгена, и переданные при помощи симбионта Юрию.
Глава 3
Юрий часто, как только выпадал случай, стоял на стене и любовался пейзажем «настоящей» — снежной зимы. Везде, насколько можно было окинуть взглядом, простиралось волнистое снежное одеяло. До сезона ветров, ещё было очень далеко и падающие снежинки, кружась в медленном хороводе, одна за другой укладывались на землю. Так же, он не отказывал себе в удовольствии, в ясные дни смотреть на Дон, который стоял скованный льдом. Зима заботливо укрыла заледеневшее русло своей белоснежной периной и при взгляде на него с крепостной стены. Река напоминала немного извилистую дорогу, которая уходила куда-то вдаль. И полностью исчезала из виду, растворяясь в белой пелене, когда начинался обильный снегопад.
Ох, как правы были старики, говорившие в двадцатом веке. Что зимы испортились, и снега не стало. Они говорили это с неким упоением, извлекая из затаённых уголков памяти, воспоминания о том, что было раньше — по их юности. Сейчас, как в подтверждение этих рассказов, с появлением первого снега, не наступило ни одной оттепели. А снег всё падал и падал, укутывая землю в белое одеяло. Правда, снегопады были не каждый день, но все-таки обилие глубоких сугробов, уже создавало проблемы жителям Ростова. Горожане и приставленные к своим участкам дворники. Поначалу, убирая его с дорог и тротуаров, раскидали снежную перину, по клумбам. Но затем, когда эти горы слишком выросли, начали его вывозить за приделы крепости. Точнее сбрасывать в окрестные балки и на крутой склон берега, начинавшегося сразу за проделами города.
В этих нормальных для Россиян условиях, труднее всего приходилось новому — темнокожему населению. Для них, такие низкие температуры, и «белые мухи» были в новинку. И принесли с собой, кучу проблем. Главной из которых, был непривычный холод и вынужденное ношение тяжёлых меховых одежд. Которые, тем не менее, не спасали от холода лица выходцев из Африки. Поэтому, как нельзя, кстати, пришлись плоды категоричных требований Юрия. Он приказал, чтобы с первых же дней, как они здесь обосновались, женщины умеющие вязать, обучали этому всех молодых девушек. И затем вязали свитера, шарфы и странные шапочки — балаклавы. Которые, позднее были по достоинству оценены всеми выходцами из Африки. Они, натягивали их на лицо и одевали поверх треух. Так же, им по душе пришлись валенки, которые были и теплы, легки и одевались легче сапог.
Единственными жителями города, кто искренне и беспредельно радовался приходу зимы и снегу, конечно же, были дети. Они, невзирая на цвет кожи, бегали, кувыркались, играли в снежки, строили снежных баб и крепости. Частенько, этими играми занималась и молодёжь, когда управившись по хозяйству, собирались вместе на уличные посиделки. То-то, в эти моменты, за крепостными стенами стоял визг и крик. Ну, конечно же, заводилами в этих игрищах, были коренные жители, которые знали в этом веселье толк.
С наступлением холодов, в Донском гренадёрском полку, выдали зимнюю утеплённую форму, и немного подкорректировали план занятий. Отменили, точнее, сделали более редкими рытьё штолиц (окопы), но с первым снегом начали обучать изготовлению лыж, хождению на них, и много чему ещё, что могло понадобиться солдату в зимних походах. А егеря, временами с завистью смотрели на своих товарищей, просто служивших в гарнизонном полку. В отличие от них, у спецов нагрузки только усилились. И поэтому, им жаловаться на холод не приходилось. Что касательно Юрия, него тоже возникла маленькая неприятность, в лице Кондрата. Тот, благодаря своей жене, уже давно стал частым гостем в доме Гавриловых. Больше не тушевался и оказался даже весьма любознательным юношей, который всё «схватывал на лету». Впитывал как губка всё, чему его учили, легко ориентировался в любых ситуациях, находя нестандартные решения. Но тут же, по началу, старался использовать в собственных интересах близкое знакомство с семьёй командира. До Гаврилова доходили слухи, что Кондратий, показательно демонстрировал личное знакомство с Юрой, считая, что это даёт ему некие привилегии перед остальными. Сказывалось это в том, что он немного вольготно стоял в строю, когда что-либо объявлялось его прямым командиром, то, несмотря на команду, смирно — крутил головой рассматривая что-то постороннее. На что, Юрий требовал, чтобы сержанты сами призвали наглеца к порядку. Но сегодня, проходя к штабу позади строя егерей, которые получали инструктаж по поводу того, чем они сегодня будут заниматься, Гаврилов услышал голос Кондратия:
— Здравы будьте, Юрий Витальевич, я завтра с Дарьюшкой к вам приду. Она собирается пирогов с грибочками напечь….
Юрий проигнорировал этот выкрик из строя и как будто не слышал обращения к себе, проследовал в свой кабинет. Но на входе дал распоряжение дежурному:
— Как у егерей закончится развод. Вызвать ко мне Марьина и сержанта Мелес Ивана.
— Есть. — Ответил он и тут же послал туда посыльного.
Через пять минут в дверь кабинета Гаврилова кто-то постучался. Он как раз проверял смету расходов на содержание своего «воинства».
— Да-да. Войдите! — Ответил Юра, убирая бумаги в стол.
— Вызывали?!
На пороге стояли сержант со своим неуправляемым подчинённым, причём последний, чему-то улыбался. И сняв головной убор, поправлял на своей голове волосы, которые, по его мнению, были немного примяты.
— Да вызывал. — Сказал Юра, вставая из-за стола. — Что это за бардак вы в моём подразделении устроили? Мне что, одного разжаловать в рядовые, а другого в полк отчислить?
Лица у обоих посерьёзнели, оба смотрели на Юрия и молчали.
— Так Ваня, объясни мне, почему злостный нарушитель дисциплины, у тебя регулярно ходит в увольнение и, как я знаю, каждую ночь домой?!
— Так у него лучшие показатели по боевой подготовке. — Оправдываясь, заявил Мелес. — Да и Жена живёт одна, и беременна.
— Зачем мне его показатели по подготовке? Если я не уверен, что в нужный момент он выполнит мой приказ, от которого многое будет зависеть. Или уподобляясь ему — Юрий ткнул в распоясавшегося солдата пальцем — и остальные воины выйдут из подчинения.