— Я! — ответил Николай. — Вопросов нет. Разрешите повторить приказ?

— Да, повторите.

— Задача ясна, — сдерживая волнение, которое испытывал всякий раз, получая боевое задание, сказал Обручев. — Приказано: выступить на охрану государственной границы Союза ССР. — И Обручев повторил всё, что только что услышал от начальника заставы.

— Осторожно у перевала, — напомнил Демин.

— Ясно, товарищ капитан.

— Выступайте! — разрешил Демин, прикладывая руку к фуражке.

— Наряд, кру-гом! Шагом... марш! — скомандовал Обручев.

Каримов вышел проводить пограничников и проследить, как они заряжают оружие.

Гебридзе и Обручев встали на лыжи.

— Счастливо! — напутствовал старшина, открывая тяжелые железные ворота.

Пограничники свернули с шоссе и по старой лыжне неторопливо направились в сторону известкового камня.

Обручев шел впереди, чутко прислушиваясь. Лыжи скользили легко. Так и подмывало побежать быстрей, но капитан приказал быть у известкового камня через сорок минут после выхода с заставы, и значит, нужно быть там ни раньше, ни позже.

Лыжня свернула.

Обручев поднял палки, чтобы не зацепились за кусты терескена, и заскользил, сильно пружиня ногами.

Дальше лыжня раздвоилась. Одна возвращалась к заставе, другая бежала к известковому камню, постепенно забирая вправо.

Обручев сошел с лыжни на целину. Снег был рыхлый. Николай любил прокладывать след и, убедившись, что Гебридзе не отстает, прибавил шаг. Старая лыжня осталась в стороне и вскоре потерялась.

Порывом налетел ветер, закружил снег и унесся вдаль.

Обручев различил впереди темное пятно. Он знал, что это карьер, где летом добывают соль.

Пограничники осмотрели карьер. Несколько минут напряженно прислушивались.

Всё было спокойно.

От карьера вдоль лыжни потянулись какие-то следы. Обручев включил фонарик и, убедившись, что это гнались друг за дружкой лисы, спокойно продолжал путь.

Примерно в пятистах метрах до известкового камня лисы свернули в сторону. Обручев различил слева лыжню. Подъехал. Лыжня была запорошена снегом. Лисы пересекли ее, и Обручев сделал вывод, что эта лыжня старая.

Около известкового камня, у телеграфных столбов, вышли на лыжню, с которой свернули прежде.

Камень напоминал тушу гигантского зверя. Десяти метров в вышину, он распластался на склоне, широченной грудью вперед, к границе. Объезжали его добрых пятнадцать минут.

Потом Обручев несколько раз хлопнул в ладони и проклекотал по-орлиному. Гебридзе подумал, что если бы не хлопки, он бы задрал голову в небо.

Теперь они стояли рядом. Гебридзе достал из-за пазухи телефонную трубку, быстро нащупал в камне хорошо замаскированную розетку и передал трубку старшему наряда.

Обручев доложил дежурному по заставе, что происшествий нет.

Старшина Каримов взглянул на часы: наряд докладывал через сорок одну минуту после выхода на границу.

— Продолжайте службу! — удовлетворенно сказал он.

Небо заволакивало тучами. Повалил снег. Теперь пограничники чаще останавливались, прислушивались. Время от времени они осторожно включали следовые фонарики.

Около часу ночи подъехали к горловине ущелья. Отвесные скалы, сплошь окутанные тучами, черной стеной выступали из снежной мглы.

До слуха донесся приглушенный грохот обвала.

Пограничники въехали в ущелье. Разъяренный ветер ударил в грудь. Огромные снежные столбы кружились над землей.

«Погодка для нарушителей!» — подумал Обручев, захлебываясь ветром. Гебридзе тоже тяжело дышал.

Пограничники свернули в сторону, и ветер сразу прекратился. Дышать стало легко. Долина Хурсанди[8], казалось, оправдывала свое название: рядом бушует вьюга, а здесь — тишина, словно попали в другой мир. Но здесь была другая трудность: густая пелена тумана застилала глаза.

Николай вспомнил предостережение капитана: может произойти обвал. Он смахнул нависший на бровях снег, поправил капюшон маскировочного халата.

Гебридзе внимательно следил за своим сектором наблюдения. Обручев — за своим. Между ними существовала та незримая связь, которую пограничники называют шестым чувством. Они в четыре глаза просматривали местность, чутко вслушиваясь в звуки ночи.

Где-то прокричал архар. Обручев представил себе красавца-барана с широченными рогами, прочными, как сталь, на которые он уверенно прыгает с головокружительной высоты.

Заклекотал беркут...

Шипя, как змея, осыпался снег.

Обручев подождал. Должно быть, осыпь была небольшая и не с перевала, а скорее всего с какого-нибудь камня, нависшего над обрывом, потому что обвала не последовало.

Николай двинулся дальше. Несколько минут было совсем тихо. Затем снова прокричал архар-самец, на этот раз, как определил Обручев, значительно ближе.

Николай сделал знак Гебридзе остановиться. Палец лег на холодную сталь затвора.

В третий раз прокричал самец и еще ближе.

«Странно!» — отметил про себя Обручев. Обычно архары не появлялись здесь, а паслись в ущелье за перевалом.

Мелькнула мысль:

«Может быть, их кто-нибудь спугнул?»

Обручев подозвал Гебридзе, поделился с ним своей догадкой.

Решили пойти на крик архара.

Пограничники бежали быстро, напрягая зрение и слух. Снова повстречали телеграфные столбы. Обручев притормозил и, сняв ушанку, стиснул ее в руках. Почудилось: кто-то говорит. Остановился. Долго стоял, прислушиваясь. Нет, это шумели провода...

Затем еще раз прокричали архары, теперь уже далеко. Ушли, свернули, промчались по ущелью.

И Николай заторопился. Гебридзе старался не отставать. Он подставил ухо навстречу ветру. Как-будто что-то услышал. Но ветер изменил направление, и звук остался непонятным.

Обручев тоже изменил направление. Лыжи вынесли на твердый снег, заскользили легко, проворно. Потом опять въехали в рыхлый снег.

Обручев сильней заработал палками и вдруг резко остановился. Чуть заметная полоска пересекала путь. Николай нагнулся, осветил ее.

— Лыжный след. Свежий. Примерно часовой давности! — определил он.

Это не совсем вязалось с архарьим криком, прозвучавшим гораздо раньше. Но сейчас некогда было над этим задумываться.

«Чей след?».

Николай проехал вдоль следа несколько метров: чужой! Рядом с лыжней не было лунок.

«Почему же кто-то едет без палок?» — последовал второй вопрос. На него нетрудно было ответить: чтобы скрыть направление.

Проверяя себя, Обручев приказал Гебридзе читать след.

Ефрейтор проделал то же, что и старший наряда. Он опустился на корточки, тщательно всмотрелся. Доложил:

— След чужой. Проложен около часа назад.

Обручев кивнул. Быстро измерил глубину своей лыжни и чужой. Последняя оказалась глубже. Возник третий вопрос: один ли прошел нарушитель?

Тут могло быть два ответа: либо лыжню проложил очень грузный человек, либо след в след прошло несколько лыжников.

Николай проехал по своему следу в обратную сторону, измерил его. Обнаруженная лыжня проваливалась в снег на большую глубину. Обручев в зимней одежде весил восемьдесят килограммов. Вряд ли мог найтись человек, который бы весил сто шестьдесят. Значит, три или четыре неизвестных шли по одному следу.

Но куда?

— Впереди камень. Там определим направление, — чуть слышно сказал Обручев.

Было мало вероятным, что неизвестные скрываются за камнем. Скорей всего, они спешили уйти до рассвета как можно дальше. Вероятно, рассчитывали взять перевал. Это было рискованно: один неверный шаг мог повлечь за собой обвал.

Дозорная тропа опоясывала перевал. Летом она соединялась с дорогой на вершину и обычно перекрывалась нарядами. Теперь наверху образовалась обледенелая снежная шапка. В течение долгих месяцев она росла и росла, на нее навешивали тяжесть частые снегопады и прессовали ветры. Путь на вершину был очень труден и опасен.

К камню пограничники подкрались со всеми предосторожностями. Как и предполагал Обручев, там никого не было.