Я погладил Дингу и спросил:

— Чья она?

Ефрейтор Алиев сказал, что это овчарка его друга Пулата Шакирова. Он был с ней на окружных соревнованиях. Динга заработала еще одну золотую медаль, и Пулата, в порядке поощрения, отправили в Москву.

— Того самого Пулата? — заинтересовался майор.

— Так точно.

— А я хотел наших ребят с ним познакомить.

— Ну, мы это сделаем, — ответил Алиев.

Газик спустился в долину. Здесь было гораздо теплее, чем по ту сторону перевала. Нас встретили совсем зеленые чинары.

Уж какие другие деревья, а чинары я всегда различу. В нашем дворе стоит чинара. Ей, говорят, пятьсот лет. Мы беремся вшестером за руки, но не можем ее обхватить.

Потом чинары отступили, и вдоль дороги выстроились тополя.

Я вдруг захотел есть. Утром торопился и почти совсем не завтракал.

Незаметно мы въехали в пограничную зону. Газик остановился у шлагбаума.

Пограничник с тремя золотыми нашивками на погонах заглянул в кабину.

— Товарищ майор, на участке без происшествий. Докладывает старший наряда сержант Баратов.

— Продолжайте службу! — сказал майор.

— Здравствуй, Хамид! — поприветствовал ефрейтор Алиев.

Сержант поправил кобуру с пистолетом и улыбнулся в ответ. Я тоже очень старательно улыбнулся сержанту, потому что вдруг это и есть писарь.

Сержант заметил в машине Дингу, и улыбка его стала еще шире.

— А где же Пулат Шакиров? — спросил он.

— Вчера я проводил его в Москву, — сказал Алиев. — Вот и везу Дингу домой.

Мы с Каримчиком переглянулись. Если этот Пулат Шакиров такой знаменитый, то нам, конечно, познакомиться с ним не мешает.

Вдруг сержант спросил:

— Ты, наверное, запарился в кабине, Изат?

— Что правда, то правда, — ответил ефрейтор Алиев. — Очень мне, понимаешь ли, жарко.

Только он сказал «жарко!», как Динга положила передние лапы ему на плечи и осторожно сняла с головы фуражку.

— Спасибо, умница! — сказал ефрейтор. А мы с Каримчиком даже рты разинули от удивления.

— Так ж запишем, — продолжал улыбаться сержант Баратов. Ну, теперь-то я уже точно знал, что он — писарь.

Потом я все-таки не выдержал и, когда мы поехали дальше, спросил у ефрейтора Алиева:

— Это был писарь?

— Кто?

— Ну, тот сержант у шлагбаума.

— Какой писарь?

Я напомнил.

— Что медали дает.

— А, так ты вот о ком! — засмеялся Алиев. — Тот писарь в штабе сидит. И потом разве он медали дает? Он только удостоверения выписывает.

Прошло еще некоторое время. Пейзаж постепенно изменился. Теперь газик, сердито пофыркивая, взбирался на холмы. За одним из них должна была показаться граница.

Наконец мы перевалили через самый высокий холм, и дорога резко пошла вниз.

— Реку видишь? — спросил меня Каримчик.

— Ну, вижу.

— Интересно?

— Река как река.

— А вот и не как река! — с превосходством ответил он. — Это и есть граница.

Я, конечно, удивился, потому что не знал — какая она. Я даже думал, что там есть стена, и сказал об этом Каримчику. Он захохотал.

— А ты знаешь, на сколько километров протянулась наша граница? — спросил ефрейтор Алиев.

Я пожал плечами.

— На шестьдесят тысяч!

Для такой стены, наверно, кирпича не хватит.

Ефрейтор Алиев сказал:

— Но кое-что у нас тут, разумеется, есть. Всякие инженерные сооружения. Может, кое-что и увидишь…

Прежде всего я увидел дувалы. Дувалы — это глинобитные ограды. Ну, стены такие. За самым высоким дувалом находился пограничный отряд.

Отец Каримчика сошел у железных ворот. На воротах были пятиконечные звезды. Я сразу догадался, что это отряд.

— До вечера, ребята! — сказал майор и назвал шоферу какой-то адрес.

Мы опять поехали.

— Сейчас увидишь! — шепнул мне Каримчик.

Вначале я увидел худенькую старушку в очках. Она стояла у раскрытой калитки и, когда газик остановился, сказала:

— Приехали!

Из калитки высунулась девочка лет восьми, тоже худенькая, с косичками. И показала нам язык.

Ефрейтор Алиев вежливо поздоровался.

— Клавдия Васильевна, — сказал он старушке. — Можно я у вас пока Дингу оставлю?

— Это не Пулата ли собачка? — спросила старушка.

— Шакирова, — подтвердил ефрейтор.

— А сам-то он где?

Алиев стал рассказывать про своего друга, но мы все это уже знали и потому особенно не прислушивались. Наконец он сказал:

— Детишек она любит, сами знаете. Собака дисциплинированная. С мальчиками познакомилась…

— Да заходите, заходите, пожалуйста, — перебила его Клавдия Васильевна.

Ефрейтор скомандовал Динге вперед и отдал поводок Каримчику. Мой друг смело вошел в калитку. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним.

Уже потом я вспомнил, что забыл попрощаться с ефрейтором Алиевым.

Динга вела себя прилично и никого не укусила. Она просто ни на кого не обращала внимания.

Мы вошли в какую-то комнату. На стене висел портрет офицера. Девочка, показавшая нам язык, наверно, была его дочь. Так оно и оказалось. Только ее отец уехал в отпуск с женой. А Танька осталась с Клавдией Васильевной.

— Она учительница? — спросил я у Таньки. Не знаю, почему я так решил. Наверно потому, что Клавдия Васильевна была в очках и строгая.

— Она — моя бабушка! — сказала Танька и стала прыгать на одной ноге.

Нам с Каримчиком отвели отдельную комнату. Мы хотели и Дингу пристроить туда, но Клавдия Васильевна сказала:

— Еще чего выдумали?

Вскоре нас позвали к столу. Мы здорово проголодались, но когда Клавдия Васильевна отворачивалась или выходила на кухню, мы с Каримчиком кидали куски мяса и колбасу Динге, которая лежала у дверей.

Танька молчала, поджав губы.

Я спросил:

— А ты чего не кидаешь?

Но она лишь смерила меня презрительным взглядом.

Когда мы вставали из-за стола, Каримчик назвал Таньку жадиной.

— Ну вас с вашей собакой! — сказала она.

— Да ты знаешь, чья это овчарка? — спросил Каримчик.

— Ну, чья?

— Товарища Шакирова!

— Ха-ха-ха! — тоненьким голоском залилась Танька.

— Вот тебе и ха-ха-ха!

— Подумаешь, то-ва-ри-ща Ша-ки-ро-ва! — сквозь смех передразнила она.

— Заткнись! — сказал Каримчик.

— Бабушка! — обиженно запищала Танька.

— Что там у вас происходит? — спросила Клавдия Васильевна, появляясь в комнате.

Мы с Каримчиком стали благодарить ее за вкусный обед. Таньке ничего другого не оставалось, как тоже сказать спасибо.

Потом мы забыли про ссору. Танька позвала нас играть в классики. Еще чего выдумала. У нас было свое дело. Очень важное. И мы постарались от нее отвязаться.

Каримчик сказал, что Динга должна отработать колбасу.

— Как? — спросил я.

— А мы возьмем ее с собой, и пусть она ищет след.

— Чей след? — спросил я.

— Ну, шпиона, — сказал Каримчик.

— А кто шпион?

— Этого я еще не знаю.

Мы взяли Дингу на поводок и вышли на улицу.

Было тепло, но Каримчик напялил шапку. Наверно, он хотел, чтобы Танька заметила, какая у него красивая пыжиковая шапка. Моя-то кепка с черным козырьком была в самый раз для такой погоды. Он, наверно, потому и взял с собой шапку, чтобы всех удивить.

Я все-таки у него спросил:

— Ты зачем шапку напялил?

— А тебе завидно? — спросил он.

— Вот еще выдумал!..

Мы свернули в переулок и пошли вдоль длинного забора. Потом мы вышли на главную улицу. Она была неширокая и летом, вероятно, пыльная. Городок был маленький. Районный.

Вначале нам не везло. Только мы заподозрим кого-нибудь, как он пройдет немного и встретит знакомых. Ну, понятно, значит он здесь свой человек. Не шпион.

Где-то уже в седьмом часу, когда народу на улицах стало еще больше, мы вдруг заметили подозрительного типа. Он был в кожаной куртке. Черная борода. Синие очки.

Мы сразу пошли за ним. Каримчик с Дингой впереди, я чуть сзади.

Так мы шли довольно долго. Потом «Борода» заметил нас и нырнул в магазин.