Дети выросли, и стал Исав человеком искусным в звероловстве, человеком полей, а Иаков человеком кротким, живущим в шатрах.

Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его, а Ревекка любила Иакова. Однажды сварил Иаков кушанье, а в это время Исав пришел с поля усталый. И сказал Исав Иакову:

— Ох, как пахнет вкусно! Дай, брательник, мне чуток поесть, ибо я устал, с ног валюсь да и вообще с голоду подыхаю.

— А ты продай мне теперь же свое первородство.

— Да с голода я помираю! Что мне в этом первородстве? Бери — хоть подавись им.

— Тогда поклянись мне теперь же, что отдашь мне свое первородство, если я тебя накормлю.

Поклялся Исав брату своему и продал ему свое первородство за чечевичную похлебку. И дал Иаков Исаву хлеба и похлебку из чечевицы. И ел Исав, и пил, а потом встал и пошел дальше ишачить. Пренебрег Исав своим первородством, за что многие века будет презираем. А ведь ежели мозгами пораскинуть, то осуждать-то надо не голодного работягу, а вымогателя Иакова! Но Иаков еще далеко пойдет!

Жизнь шла, сыновья росли. И вот однажды старый уже и слепой Исаак, что денно и нощно лежал на лавке возле печки, призвал старшего сына своего Исава и вопросил:

— Сын мой! Где ты?

— Тут я, папаня, тут…

— Вот я состарился, не знаю дня смерти моей. Хочется напоследок утробу свою потешить. Сынок, слетай в сельпо. Может, завезли сегодня туда свежую козлятинку. Купи да к обеду сваргань мне шашлычок, какой я люблю. Вот потрапезничаю — Бог даст, не в последний раз — да и благословлю тебя, прежде нежели я умру… А то ведь стар я: смертушка моя уже в дверь стучится.

Исав аж подпрыгнул от радости. В миг обул ноги онучами, привязал лапти, надел ермолку на затылок и помчался: путь-то, чай, немалый — в соседнее село пилить.

А Ревекка подслушала все, что муж Исаву сказал, и мысль в голове ее засвербела:

— Знать, хочет он Исава благословить! Эва, куда замахнулся, старый козел! Нет уж! Бла-го-словить? Я вот подсуну ему Яшеньку благословить!

Вышла она во двор, где играл в бабки Иаков, и сказала:

— Хошь — осуди, хошь — прокляни, но не смей ослушаться! Слышала я, как отец твой говорил брату твоему Исаву, чтобы принес тот ему мясца да приготовил кушанье. Хочет твой папаня Исава, сына своего первородного, благословить пред лицем Господним, прежде, чем к праотцам на свиданку отправится.

Сам знаешь, что это значит: и дом, и скотина, и вся «капуста» наличная ему перейдут. Вот мой план. Поди зарежь козленочка молочного да приготовь отцу шашлык-машлык. Оденься в одежды парадные своего братца и снеси жратву отцу своему. Он тебя за брата твоего старшего примет да тебя-то сослепу и благословит! Усекаешь?

— Маманя, Исав, брат мой, человек косматый аки козел душной, а я человек гладкий, как лысина раввина. Вдруг да ощупает меня отец мой, и я буду в глазах его обманщиком и наведу на себя проклятие, а не благословение…

— Эх, родненький! Все тебя учить-поучать надо: шкурой того же козлика обмотай себе руки — вот и весь сказ! Да не болтай при отце много: а то Исаак хоть уже и сбрендил наполовину, но по голосу тебя распознать может…

Пошел Иаков и сделал все, как мать велела. Взяла тогда Ревекка богатую одежду старшего сына своего Исава, бывшую в доме, и одела в нее Иакова. А руки его и гладкую шею его обложила кожею козленочка убиенного. Потом дала хлеб и кушанье, которое сама же и приготовила, в руки Иакову, сыну своему.

Вошел Иаков к отцу своему, а тот ноздрями пошевелил, принюхался, улыбнулся беззубым ртом:

— Ты ли это, Исав?

— Ыгы…

— Быстро слетал, молодец! Чай, на велосипеде?

— Ыгы…

— Подойди ко мне, я ощупаю тебя, сын мой. — Сказал полуглухой и полуслепой Исаак.

Подошел Иаков, и его отец провел руками по шкурам козлиным на руках Иакова, почувствовав знакомую волосатость первенца своего.

И пробормотал старик:

— Черти-что! Голос, голос-то Иакова, а руки, руки-то Исавовы!

Ну, да лучше один раз ощупать, чем сто раз услышать.

Так принял Исаак Иакова за Исава и имел с ним дружескую деловую беседу…

Поевши и попивши винца, слегка осоловевший Исаак, обнял сына и унюхал при этом запах одежды Исавовой. И опять же: лучше один раз унюхать, чем сто раз услышать. И благословил он после всего Иакова, будучи убежденным, что благословляет Исава:

— Да даст тебе Бог от росы небесной и от тука земли, и множество хлеба и вина! Да послужат тебе народы, и да поклонятся тебе племена! Будь господином над братьями твоими, и да поклонятся тебе сыны матери твоей. Да будут проклинающие тебя прокляты, а благословляющие тебя благословенны.

Так под душистый шашлычок и благословил Исаак Иакова, временно исполнявшего обязанности Исава. А где же был Господь во время этого святотатства?

Как только вышел Иаков от одра Исаакова, утиравшего рукавом халата губы свои да промеж редких зубов выковыривавшего щепочкой застрявшее мясо, ворвался в избу запыхавшийся Исав.

— Кто ты?

— Как кто? Первенец твой — Исав!

— Что возвратился, сынок? Нешто забыл что? Шампуры, что ли?

— Никак нет! Какие шампуры? Прибыл я, батюшка, с заказанным тобою провиантом!

— А-а-а-а… А кто же был?.. Кого же я?.. — Вопрос Исаака застыл в воздухе: понял он, что провела его Ревекка с Иаковом, как последнего лоха!

Исав, выслушав слова отца своего Исаака, понял, что младший братец кинул его по-черному, и посему поднял громкий и весьма горький вопль и сказал отцу своему:

— Отец мой! Благослови и меня! Ведь обманом Иаков получил твое благословение!

— Да-а-а… Брат твой пришел с хитростью и взял благословение твое. Но, как говорится, что с возу упало — то пропало… Твой поезд ушел!

— Вот сукин сын — да простит меня мать наша с ним Ревекка за то, что я назвал Иакова сыном суки! — он же облапошил меня уже два раза! Он вымогнул у меня первородство мое, и вот, теперь украл и благословение твое!

Господь безмолвствовал, у Исаака будто язык к нёбу присох, а Исав возвысил голос свой и плакал. Потом он обратился к отцу:

— Папенька! Неужели ты не оставил и мне благословения? Ну, что тебе стоит? Благослови и меня!

— Поставил я брата твоего господином над тобою и всех братьев его отдал ему в рабы… Одарил его хлебом и вином… Что же я сделаю для тебя, сын мой?

— Неужели, отец мой, одно у тебя благословение? Благослови ж и меня, отец мой! Неужто тебе этот хитрожопый обманщик дороже первенца твоего? Да за обман карать надо, а не награждать! Не веришь — спроси у своего любимого Господа!

— Извиняй, Исав: кого я благословил, тот и будет благословен. Не приучен я свои решения менять — правильны они или нет!

От тука земли будет обитание твое и от росы небесной свыше. И будешь ты жить мечом твоим и будешь служить брату твоему. Но будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго его с выи твоей.

Возненавидел Исав Иакова за этот обман. Будто озверев от обиды, он звезданул дверью и выскочил во двор, бормоча сквозь зубы угрозы своему братцу.

И воскликнул Исав в сердце своем:

— Ну, ты у меня, сучара, свое получишь! Благословение отцовское у меня, первородного, из зубов вырвал? За это я тебе зубы вместе с головой оторву и яйца на уши намотаю! Вот приближаются дни плача по отце моем — не долго еще этому лоху землю топтать! А вот как он откинет сандалии, я и убью Иакова, брата моего бесчестного!

Но случилось так, что в сенях за дверью притаилась Ребекка — очень уж ей хотелось подслушать, чем дело кончилось. А посему услышала она и все те угрозы, которые пробурчал разъяренный Исав.

Разыскала она тут же любимчика своего Иакова и сказала ему: