Лена прошла дальше. Аля сосредоточенно курила у окошка, задумчиво крутя в руках какую-то громадных размеров швейную иглу из желтоватого металла. Кажется, именно такие называют «цыганскими».

Игорь всё еще был в ванной.

— Эй, кабан-чесун! — крикнула Лена. — Ты там как? Все бока об деревья ободрал?

— Практически, — откликнулся Валуйский из-за двери. — Но до некоторых мест мне не достать, и требуется квалифицированная помощь. Так как это для меня особо важное дело, мне вполне сошла бы помощь следователя по особо важным делам Марченко Е.А.

— Трепло ты эдакое, — ухмыльнулась Лена. — Это тебя Скрипка научил?

— Кто ж еще, — ответил Валуйский, выходя из ванной. — О, привет, Серега. Ну так как насчет почесать мне спинку, Лен? Какое будет твое положительное решение?…

Но она уже не слушала — не раз выручавшее чутье просто вопило об опасности. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она выставила пистолет вперед.

…Скрипка стоял на пороге комнаты отдыха, слегка покачиваясь. Глаза его были открыты, но, посмотрев в них один раз, делать этого больше не хотелось. Совершенно плохие глаза были у него, желтые, не выражавшие абсолютно ничего. Не бывает у живых людей таких глаз.

Обведя комнату мертвым взглядом, зомби, еще недавно бывший «белым магом и целителем» Сергеем Скрипкой, медленно двинулся к выходу.

— В нем злой дух, — сказала Аля. Бегло взглянув на нее, Лена увидела, что цыганка разглядывает Скрипку сквозь ушко своей иглы. — Его на убой ведут! Эй, пшало, давай за ним! Он идет к убийце!

Игорь кивнул, выхватил из рук Лены пистолет и осторожно, но при этом как-то очень профессионально, текуче-стремительно, двинулся следом за Сергеем. Сбоку вынырнул сосредоточенный Горячев, тоже с оружием в руках.

А Лена, оставшаяся без своего «Макарова», бросилась в комнату отдыха. Краснов сидел всё в той же замысловатой позе, но гримаса сдерживаемой боли на его лице проявлялась гораздо отчетливее. Он явно с кем-то боролся, что-то превозмогал — то есть, помочь несчастному Скрипке не мог никак.

— Стой! — раздался отраженный лестничным эхом голос Валуйского. — Стрелять буду!

И сразу же, один за другим, внизу бухнули два выстрела.

— Выкинь ты это мороженое, — сказала Марина маленькой Даше, под руку ведя ее к офису отдела «Т.О.Р.». Такси, на котором они приехали, развернулось за их спинами и унеслось прочь.

Даша отрицательно помотала головой.

— Ну и зачем оно тебе нужно-то? — продолжала уговоры Марина. — Всё равно давно растаяло уже там всё внутри. Откроешь упаковку — а там мерзкая липкая жижа. Я тебя лучше чем-нибудь нормальным покормлю, пока деда ждем.

— А что у тебя есть? — оживилась девочка.

— Что у меня есть? — принялась вспоминать Марина. — А! Ну вот бутерброды есть. С сыром. И бананов пара штук.

— Не люблю бананы, — помотала косичками Даша. — Я мясо люблю. И мороженое.

С этими словами она решительно открыла упаковку давно растаявшего эскимо. Выплеснувшаяся из нее белая струйка тут же заляпала ей комбинезон.

— Вот ведь гадость какая! — расстроилась девочка. — Точно ведь растаяло!

— Что, на слово никому не верим, да? — усмехнулась Марина. Они уже подходили к самой двери подъезда, на третьем этаже которого и был их офис. — Вон урна у дверей. Выкидывай своё сокровище и пойдем отмывать одежду.

Даша прицелилась и швырнула липкий пакетик в урну. Он, естественно, перелетел и смачно шмякнулся перед самой дверью.

— О, прелестно, — оценила Марина. — Теперь первый же, кто выйдет…

Договорить она не успела — в подъезде один за другим бухнули два выстрела, а через несколько секунд дверь распахнулась. Выбежавший человек наступил точно на липкое пятно, нелепо подлетел, взметнув ноги выше головы, и с размаху грянулся об асфальт. Следом выскочил отчего-то полуголый Валуйский с дымящимся пистолетом и коршуном накинулся на упавшего.

— Ничего себе… — только и смогла сказать Лещинская.

— Ты его задержала? — спросил вышедший из дверей подъезда Горячев. — Ну нюх у тебя, просто удивляюсь. А я-то всё не понимал, чего ты так настаивала, чтобы девочку на базу доставить.

— Я его не задерживала, — открестилась Марина. — Это всё Даша. Большой специалист по использованию мороженого в боевых целях Дарья Кузнецова немедленно надулась от гордости.

— Красиво меня уделали, конечно, — весело признал Краснов, садясь на кресло верхом. — Меня и Серегу. Одного не учли — нас тут целая банда, и все один другого стоят. Да еще и девочки всякие мороженым кидаются, против такого вообще не попрешь. Это как Аннушка, которая разливает масло — поражающий эффект примерно тот же. Фатум, понимаешь.

— Я лично вообще ничего не помню, — признался Скрипка. — Очнулся на лестничной площадке, от того, что тошнит меня ужасно и под лопаткой ноет. Какая-то дрянная полоса пошла в жизни, с обильной потерей физиологических жидкостей — то, понимаешь, потею, то кровью асфальт замарываю, теперь вот вообще, пардон, всю лестницу заблевал…

— А я так и не поняла, что у него был за план, — сказала Марина. — Вернее, вы объясняли, но у меня какой-то совершенно нечеловеческий тупняк. И я ничего не соображаю толком.

Накормленную и клюющую носом Дашу забрал генерал-майор Кузнецов еще полчаса назад, и у Марины словно кончился завод. Ее дело было сделано, а прочее окружающее воспринималось уже как-то размыто и в единую картинку складываться упорно не желало.

— Объясняю популярно, — сказал Краснов. — Это был хитрый и умный план, не удавшийся только потому, что враги не знали — кроме меня и Скрипки, у нас водится еще целый эскадрон других лихих джедаев. При прошлом покушении врагу досталась майка Сергея, пропитанная его потом и кровью. Вряд ли ее снял этот несчастный метатель баллонов, которого сейчас Игорь с Николай Василичем допрашивают, скорее — тот второй, который колдует.

— А, их двое? — поняла Марина.

— Да, — кивнул Краснов, откусывая разом половину банана. — Ых жвое… прдон.

Он сделал паузу, прожевал и продолжил:

— Их двое. Хозяин и его верный пес на поводке. Одержимый и тот, кто им командует. И они придумали неплохой план: колдун сковывает меня прямым магическим поединком — уж в чем-в чем, а в этом я совершенно точно не силен, и он это знал. Одновременно он использовал какую-то мощную дрянь, работающую на крови — скорее всего, вудуистский ритуал — чтобы завладеть телом Сергея. А на лестнице уже ждал идущего на заклание Серегу его «верный пес» с ножом и бомбой… или с чем там?

— С самодельной бомбой из газовых баллончиков для зажигалок, — ответила Лена. — Он ее выронил, как только наших доблестных ментов увидел, и сразу задал стрекача. Всё-таки газ, прав был Николай Васильевич насчет способа покушения… Но нож у него тоже имелся, это да; на всякий случай, надо полагать.

— Из-за чего меня отпустило-то, интересно? — задумчиво поинтересовался Скрипка. — Если ритуал на крови, то это чертовски сильная дрянь, особенно в исполнении специалиста — а против нас специалист, в этом можно не сомневаться. Не должно было оно так резко взять и кончиться. И тошнота всего лишь… хилые какие-то последствия, обычно всё гораздо печальнее в таких случаях.

— Иголка? — спросил Краснов у Сочиной. Та неторопливо кивнула.

— Ага, — сообразил Сергей. — То-то у меня так под лопаткой болит.

— Последний подарок от Розы, — улыбнувшись, сказала цыганка. — Мощная вещица. И увидеть, и изгнать злых духов с ней можно, и еще, подозреваю, по-всякому ими командовать. Изучать еще и изучать мне ее.

Дверь в комнату отдыха, сейчас служившую допросной, открылась, и наружу выбрался Горячев. Старший следователь по особо важным делам устало присел на подоконник под форточкой и закурил.

— Как оно, Николай Васильевич? — спросил его Краснов.

— Пустышка, я бы сказал, — затягиваясь, ответил Горячев. — Не наш профиль. Тут психиатр нужен. Девяносто девять процентов, что именно этот пассажир и совершил все убийства — но он заявляет, что давно страдает выпадениями сознания и не помнит, что делал в какие-то моменты своей жизни. Часто приходит в себя в других, мол, городах, со следами странной деятельности, а то и крови вокруг — но списывает это всё на «злую силу», которая им временами овладевает.