Колесникова попала к нему по объявлению. Пирожкову она приглянулась сразу своей шустростью, деловитостью. Запас знаний Вики был довольно скуден, но она настойчиво старалась пополнить свой багаж. В постсоветском пространстве необычайно возросла потребность в бухгалтерах. Работодателей особо не интересовали ни опыт, ни знания, ни документы Вики, — никто не знал, что проверять. Молоденькой девушке такая ситуация была лишь на руку — мужчины стеснялись спрашивать ее возраст (женщина все-таки, к тому же привлекательная), а Вика не спешила поделиться, пряча совсем юное лицо за очками с темными стеклами. К тому же вопросов по работе к ней не было.

Вика раньше с производством не сталкивалась, поэтому, недолго думая, согласилась, но с одним условием — свои сексуальные порывы директор должен был держать при себе.

За первые полгода новому бухгалтеру Колесниковой удалось уменьшить сумму налогов вдвое, привести все документы в порядок. Один за другим на стол руководства складывались отчеты, которые никогда ранее там не появлялись. Пирожков на радостях пообещал ей повысить зарплату вдвое и заверил, что если вдруг Вика пожелает купить квартиру — он обязательно поможет ей в этом.

Постепенно радость в глазах директора от наведенного Викой порядка угасла. Наружу, словно нагноившийся прыщ, вылезло чувство уязвленного мужского самолюбия. Он испытывал режущее до боли раздражение от отсутствия какого-либо внимания к нему как к мужчине. Чувствовалась непонятная закрытость и где-то даже скрытое неуважение с ее стороны. Но все это были лишь догадки. Как их предъявить? Периодически Пирожков все же предпринимал попытки ухаживать за Викой, делал комплименты, но, не получая нужной реакции, оставлял бессмысленную затею. Однако через какое-то время все опять происходило по кругу и напряжение росло.

Несколько месяцев назад после очередного обещания Пирожкова дать денег Вика исколесила весь город в поисках нового жилья. Жилые дома были дороговаты, а вот новостройка и по цене, и по вполне обжитому району понравилась. Вскоре договор был заключен. При несвоевременном внесении очередного взноса агентству Колесниковой грозила выплата неустойки и разрыв договора. Собрав все, что у нее было, она погасила первый взнос. Теперь есть деньги на второй. И у нее есть год, чтобы внести третий…

Что будет завтра? Вика в сотый раз просчитала все возможные варианты развития событий, но что-то подсказывало, что он её не тронет. Роспись в тетради ничего не значит, зато ему будет спокойнее при мысли, что она не собирается оставить его с носом…

Мысли перескочили на утреннюю встречу с аудитором, — несмотря ни на что, — глоток свежего воздуха по сравнению с болотом, в котором она сидела. В мечтах Вики тут же нарисовалась картина, где она — один из руководителей крупной компании, сидит в большом кожаном кресле, а вокруг — уважительное обращение, чистота, порядок, красота, все по полкам. И обязательно так и будет! Но прежде Зингерман должен резюмировать ее труды здесь, в «Свиттрейде». Иначе ради чего она так старалась выполнить свою работу на «отлично»?

На цыпочках девушка прошла по коридору к детской: младший брат спал, уткнувшись носом в подушку. Раздавался негромкий юношеский храп. Тепло улыбнувшись, Вика поправила на Васе одеяло.

«Если я сейчас не усну, то завтра от меня не будет никакого толку. А это не дело», — промелькнуло в ее голове.

Вика легла. В тот же миг будто кто-то услышал ее просьбу и положил сладкий сон на подушку.

Утром Колесникова неспешно проследовала на кухню, налила себе чашку кофе. Дом еще спал, как и их квартира — обычная панельная «трешка», в которой они жили вдвоем с братом, к удовольствию обоих. Заглянула в холодильник, затем отправилась гулять по комнатам, допивая кофе на ходу. Рассеянный свет падал на устланный светло-бежевым ковром пол, на подобранный в тон диван в большую шотландскую клетку, на темную громоздкую старую стенку, отполированную до блеска. Вика подошла к полкам. Все ее детские сокровища хранились здесь — в большой железной шкатулке на самом верху. Длинный ряд книг стоял так же, как и пятнадцать лет назад. Все то, что она зачитывала до дыр, — от сказок о прекрасных принцессах и принцах до ее последней страсти — сочинений Булгакова.

Дверь в детскую громко хлопнула, раздался дробный топот в сторону ванной — Васька никогда не отличался легкой поступью. Вика охнула — времени оставалось совсем мало. Завтрак на скорую руку, новая порция кофе за маленьким столиком, над которым нещадно потрудилось время, если не считать, конечно, нескольких отметин зубов и тщательно вырезанной ножиком буквы «В».

— Как спалось? — потягиваясь, поинтересовался у сестры молодой человек.

— Нормально. Клубника снилась, — Вика придвинула ближе к краю вторую чашку. — Пей, не то остынет!

— Клубника — это к деньгам! — со знанием дела выдохнул Вася и со скрипом придвинул табурет. — Ты Лизе не звонила? Как она?

— Нормально. Кстати, о деньгах, — Вика достала из кошелька несколько купюр, — На, сегодня день зарплаты.

— Спасибо, — кивнул Вася и расплылся довольной улыбкой.

Вика считала правильным выделять брату небольшие средства из своего дохода, рассуждая, что стоять перед каждым пакетиком чипсов в магазине и сглатывать слюну совсем ни к чему. Унизительно, тем более для мужчины. Когда она была маленькой, то у отца тайком из кошелька мелочь таскала — противно было! Ни к чему еще и ему проходить через это.

— Ну, все, мне пора, — чмокнув Ваську в лоб, девушка помчалась одеваться.

Через несколько минут Вася последовал за сестрой. Появившись в прихожей, он перекинул сумку со спортивной формой через плечо и вышел на площадку, как всегда, сильно хлопнув дверью.

На работу Вика явилась довольная. Загадочная улыбка не сходила с ее физиономии.

— За квартиру, что ли, заплатила?! — догадалась Галя. Вика бросила опасливый взгляд в сторону директорского кабинета и приложила палец к губам.

— У него взяла? — шепотом спросила Галя. — Не знает?!!

Вика молча кивнула.

— Ну и правильно!

От неожиданной поддержки своего заместителя у Вики отлегло от сердца. Мысленно поблагодарив ее, она взялась за трезвонящий телефон. Начинался обычный рабочий день со звонками, от которых к обеду телефоны раскалялись докрасна, как и секретарь Людмила с рыжими жесткими волосами до плеч, снующая на своих тоненьких ножках из кабинета в кабинет в слишком короткой для ее тридцати восьми лет юбочке.

На ее лице без труда читалось: «Не трогайте меня! Ну, пожалуйста!»

Несмотря на знакомую до боли работу, новое и волнующее пробивалось изнутри — Вика с нетерпением ждала визита аудитора. А главное, теперь у нее есть своя квартира! Пусть недостроенная, но своя!

На лестнице сначала показались светлые, тонкие не по погоде туфли, серые брюки, кожаная с потертостями куртка и, наконец, курчавая, темная, с легкой сединой голова.

«Еврей махровый», — отметила про себя Колесникова и поспешила навстречу.

— Что ж, давай посмотрим, что у тебя тут, — высокомерно произнес Геннадий Иосифович Зингерман.

Мужчина присел на единственное кресло и начал быстро и монотонно перечислять:

— Для начала мне нужны: копия базы, отчетность и учетная политика. Можно кассу тоже…

Без лишних церемоний она стала перебирать документы. Цепкий взгляд Зингермана остановился на обшарпанной двери, потом на канистрах, на старом кресле, на низком потолке, по краю которого шли трубы. На его лице читались неприкрытое удивление и растерянность. Вике стало неловко. Она сама давно уже не смотрела на свое пристанище свежим взглядом и сейчас испытывала странное чувство неудобства. Аудитор, заметив ее смущение, быстро прихватил документы и ретировался.

Неделю Колесникова настороженно вглядывалась в лицо Пирожкова — узнал ли, — и каждый раз при его появлении холодный липкий пот струился по ее спине. Мучительная неизвестность заставляла ее нервно вздрагивать днем, а ночью наматывать круги по квартире.