— Хорош! Хорош! — прокричал он, будто каркая, и конюшня затихла. — А я тебе что говорил?! — он снова хлопнул меня по плечу. — Пошли, вон Алрен…

И вправду в проход, заслышав наш голос, выглянул конь, на котором я проделал такой долгий путь из Гранд Сити в Форт.

Когда мы подошли к стойлу, Ронд насмешливо спросил:

— Есть чем угостить приятеля?

— Я как-то не подумал, — разочарованно вздохнул я.

— Ну так, — кивнул конюх, — Держи, — он протянул мне корку хлеба. — Как звать-то тебя?

— Демиан, — я взял кусок хлеба и протянул его коню на ладони. Жеребец прошелся бархатными губами по моей руке, испачкав слюной кожу, и хлеб исчез. — Совсем белый, — пробормотал я. — Выходит, раньше ты был просто грязным?

— Чистые белые породы считаются альбиносами, — Ронд подтянулся, достал с полки седло и заглянул в карий глаз Алрена. — Частенько они бывают нездоровые, жеребцы кроют кобылу, а та остается пустой, или сердце слабое, но этот у нас что надо парень. Целое искусство разводить чистый белый цвет. Давай учиться, — конюх открыл загон и смело шагнул к коню. — Иди сюда и смотри внимательно. Сначала нужно очистить копыта, кто знает, что там набилось…

Он заставил коня попеременно поднять одну ногу за другой, очищая железным крюком копыта от грязи, потом взял щетку и тщательно стряхнул всю пыль и травинки с его боков и шеи.

— Конь должен быть чистым, как и потник, — Ронд снял с полки небольшой прямоугольник из сбитого войлока. — Иначе, любая соринка, любой бугорок и ты натрешь ему спину седлом. Чтобы свести животное с ума, достаточно засунуть под седло колючку и ты его уже никогда не поймаешь.

Аккуратно разместив потник, Ронд перекинул стремена крест накрест седла, чтобы не болтались и положил на спину коню.

— А теперь ты иди, — позвал он. — Утягивай подпруги, да смотри, чтобы под ремень рука с трудом пролезала.

Ронд с добродушной улыбкой смотрел на то, как я прилаживаю седло. Сноровки явно не хватало и конь, изогнув шею, с интересом наблюдал за моими неумелыми действиями. Изредка Ронд подсказывал и под его руководством я таки утянул ремни, при этом весь взмокнув. После конюх помог мне одеть узду, затолкав трензель жеребцу в рот.

— Ну, так, — Ронд хлопнул Алрена по боку, — вот и славно. Можете ехать, хотя ты что-то, парень, выглядишь неважно. Ну так, под ноги смотреть не забывай, в кусты не лезть, на колючки не наступай — пробьешь ногу, конь будет потом много недель хромать. Загонишь мне лошадь, я потом тебя гонять буду, пока не издохнешь. Если белая пена по бокам появится, лучше в повод возьми и пройдись. Или шагом. Ну, так.

Слушая наставления конюха, я передыхал, но жеребец, вынесший столько мук, рассудил все по-другому. Прижав меня к стене денника округлым боком, он вышел из стойла и двинулся к выходу, начисто забыв о моем существовании. Я догнал его и схватил за повод. Тогда конь недовольно потряс головой, зазвенев железными звеньями сбруи. Его густая белая челка упала на глаза, и жеребец закивал, словно соглашаясь с чем-то.

— Ладно, не томи его, — ухмыльнулся Ронд. — Подсадить?

Он подставил сцепленные в замок ладони.

— Сам, — отмахнулся я и запрыгнул в седло. Спина снова заныла. Да, чтоб тебя!

— Не прошло и полдня, — встретил меня Дон и, качнув лошадь, взгромоздился верхом. — Давай, не задерживай меня и не отставай.

Наши кони, погромыхивая подковами, прошли по деревянному мосту и я, приподнявшись в стременах, заглянул в ров. Он был полон мутной, подернутой ряской воды. Выходит, когда я ощущал этот странный, застоялый запах, ветер приносил его не с озера, а отсюда. А до озера далеко, как Мастер сказал: день пешего пути?

Подтолкнув кобылу, Дон поднял ее в галоп, только пыль взметнулась на дороге. Какие-то мальчишки, выскользнувшие из-под забора, и с ними неуклюжий щенок на длинных лапах, погнались за всадником, воинственно покрикивая. Щенок поотстал, но тут рядом оказался я и он принялся прыгать, задорно погавкивая. Алрен загарцевал, а потом сорвался с места, будто ветер. Мимо заскользили деревья, огороды, какие-то сараи и загоны, в сторону больших приземистых зданий уводили натоптанные тропки и целые дороги. Я оглянулся, осматриваясь. Форт не мог вместить в себя всех жителей, ему нужно было чем то жить и вся эта жизнь раскинулась широкой дугой вокруг величественных стен.

Дорога шла через возделанные поля, кое-где группы людей уже срезали серпами налившиеся тяжестью колосья. Все дальше и дальше от города, от опасностей, от убийц и страхов, от Оружейника и Мастера, от тяготящих меня стен уносил меня конь. Алрен легко догнал Дона и вырвался вперед, будто соревнуясь с кобылой, но та не собиралась сдаваться. Мы поравнялись и лошадь Дона неприветливо куснула моего жеребца, от чего тот шарахнулся в сторону и перемахнул через канаву. Я едва усидел в седле, натягивая повод и закладывая коню голову.

Дон загоготал, осаживая кобылу.

— Ох, кусучая шельмя! — крикнул он. — Не балуй так, держись за мной, ничего не попортил?

— Вроде нормально, — отозвался я, но конь заупрямился и, чтобы перебраться через канаву обратно на дорогу, мне пришлось спешиться и, как и в горах, тянуть того за повод.

Когда снова сел в седло, был весь мокрым от слабости. Удивительно, как такие простые действия полностью лишали меня сил! Это выводило из себя, но я раз за разом повторял, будто заклинание: сегодня третий день после страшного отравления. Чего ты хочешь от себя? Дай пройдет немного времени и все это уйдет. Ведь сегодня значительно лучше, чем было вчера?..

Кони шли шагом, Дон снова чесал свою бородку, будто бы у него в ней водились блохи.

— Мы едем к озеру, — поделился он со мной своими планами. — Мне нужны заболоченные участки, хочу набрать кореньев… — маг посмотрел на меня, будто раздумывая, говорить или нет: — Аир, сусак, горец. Ну, ты сегодня будешь очень раздосадован от нашей поездки, Демиан.

— Это еще почему? — я смотрел не на Дона, а вокруг. Постепенно следы человеческой жизни отступили. Я дважды уже бывал в здешних местах, но об раза ночью, когда толком ничего не разберешь. Теперь равнина поражала меня своей лаконичной красотой. Вперед, почти до самого горизонта едва заметно перекатывались кусты розового и белого вереска, проступали редкие черные камни, покрытые яркими желтыми и белыми лишайниками. Дорога, по которой шли лошади, езженая, укатанная колесами телег, была покрыта густой пылью.

— Потому что ты ничего-ничего не запомнишь, если только травы тебя интересуют, — отвлек меня Дон от своих мыслей.

— Почему? — снова спросил я.

— Каждая травинка имеет свое название и свое предназначение. И не одно. В зависимости от того, в какое время взят стебель или корень, плод или семя, в нем больше чего-то и другого меньше. И, соответственно, он с чем-то справляется лучше, а с чем-то хуже. А теперь представь, сколько всего нужно держать в голове, чтобы правильно распоряжаться этими травами?

— И как же этому учатся? — удивился я.

— Тратя на это всю жизнь, — Дон загоготал. — Ребенка отдают в обучение с самого детства, и он не занимается ничем другим, кроме этого. Сначала учитель показывает ребенку атласы, заставляет его перерисовывать их, таким образом, запоминать внешний вид и описания. Обычно, на это уходят зимние месяцы, когда нет никаких трав, а вокруг только снега. Потом учитель водит и показывает растения, показывает, как их правильно заготавливать и хранить, чтобы не терять нужных свойств. Да, нужно очень много помнить, только если ты не видишь.

— Видишь что?

— Саму суть, — казалось, Дон насмехается надо мной. — Едва ощутимые оттенки дают знать о том, что растение подходит или готово к сбору. Я вижу, ты нет.

— И что же, я безнадежен? — с сарказмом спросил я.

— Ну, надо начинать с чего-то малого, так говорит Мастер? — рыжий посерьезнел.

— Что было в чае, который я выпил с утра? — задал я самый важный вопрос, который сейчас меня волновал.

— Змеиный горец, — охотно начал перечислять маг. — Ты его увидишь сегодня, он растет по кромке воды, очиток, валерьяна, липовые цветы и маленькая, очень хитрая травка, которая называется трифоль ветвистый. Есть несколько видов этой болотистой травки, но нам подходит только один. Его запасы совсем подошли у меня к концу. Удивительно, что осталось немного. Я добавил его тебе в чай вчера и вот сегодня. Похоже, это был успех, а, как думаешь?