Я встала, выключила маговизор и отправилась на поиски сестры. Тони обнаружилась в спортзале – мокрая, как мышь, она упорно пыталась не упасть прямо на беговой дорожке.

- Тони, - позвала я. – Представляешь, я узнала, о ком говорили те девицы в кафе!

- Какие девицы? – сестра обернулась на бегу, досадливо поморщилась и, остановив тренажер, полотенцем утерла пот.

- Драконицы, - объяснила я. – Помнишь, одна из них жаловалась, что ей отказал мужчина.

- А, женатый! – лицо Тони просветлело. Кажется, наглядный пример мужчины, свято блюдущего брачные узы, несколько улучшил ее настроение. – И кто?

- Эльф Наортэль, невольник мира, - усмехнулась я. Каюсь, я жестокосердна, но у меня до сих пор не получилось простить Наортэлю, что из-за него я рассорилась с Артемом. – Ну, тот самый тип, которого женили на одной из Матерей!

- А, тот! – Тони пожала плечами. – Ну, о нем мы, конечно, не подумали.

- Да, не подумали, - согласилась я. Сестра отвернулась, явно вознамерившись продолжить тренировку. И я добавила: - Представляешь, какой скандал? Все посольство на ушах! По-моему, они все там заночевали...

- Что?! – Тони, вздрогнув, обернулась. Глаза ее казались огромными на осунувшемся лице.

- Ага, - подтвердила я. – Только что его видела по маговизору, он отбивался от какой-то настырной журналистки.

Тони мгновение смотрела на меня, потом села прямо там, где стояла, закрыла лицо руками и разрыдалась. Поколебавшись несколько мгновений, я осторожно устроилась рядом и обняла ее за плечи.

- Я дура, да? – спросила Тони совсем по-детски, отнимая ладони от заплаканного лица. – Я себе такого напридумывала, а он... он на работе был! Ууу!

И она снова заревела. Помнится, сестренка всегда рыдала, поранив палец или набив синяк, да так, что ее сбегалось утешать все семейство. Теперь же у нее болело сердце, а значит слезы текли втрое обильнее.

- Ну не плачь, - уговаривала я ее как маленькую. – Ты надела глупостей, но все еще можно исправить!

- Правда? – Тони доверчиво посмотрела на меня и призналась тихо: - Я вела себя как идиотка! Ему же тоже тяжело, а я...

Я деликатно промолчала, не желая расстраивать сестру честным мнением о ее поведении. Немного успокоив Тони, я отправила ее умываться, а сама заварила кофе и задумалась. Откровенно говоря, вмешиваться в эту историю мне не хотелось совершенно, однако выбора не было. Насмешник-случай сделал меня важным свидетелем, и цена моего покоя – вероятность войны с Мидгардом, а также жизнь непутевого эльфа, поскольку измена одной из Матерей хель приравнивалась к государственной измене и каралась смертью. Скандал уже разразился, и если не замять его в кратчайшие сроки, то последствия не заставят себя ждать.

Выбора нет, придется обо всем рассказать. Если потребуется, мои слова подтвердит Тони, а если очень постараться, то и кто-нибудь из завсегдатаев того кафе. Положим, меня могут счесть заинтересованным свидетелем, а вот от других посетителей отмахнуться будет сложнее...

Вот только что именно предпринять? Не звонить же журналистам с предложением дать интервью! Боюсь, это будет выглядеть как отчаянная попытка Мидгарда перенести вину с больной головы на здоровую... Пожалуй, лучше позвонить Дмитрию, как сотрудник посольства, он сумеет правильно использовать эту информацию.

Тони как раз объявилась на кухне и я, вручив ей чашку свежезаваренного кофе, попросила ее немедленно позвонить мужу.

- Да! – послышался в телефоне усталый голос Дмитрия.

- Ты не пришел ночевать, - тихо сказала Тони.

- Я был занят! – раздраженно начал Дмитрий, моментально заводясь. – Мне надоели твои...

- Я так за тебя волновалась, – перебила его Тони, будто не слыша.

- Хм, - поперхнулся заготовленной тирадой Дмитрий. – Извини, я... я совсем замотался и забыл позвонить. Тут у нас...

Он запнулся, видимо, не решаясь распространяться по телефону о деликатных обстоятельствах.

- Я знаю, - а голос у сестренки – сама мягкость! – Прости меня, а? Я тебя люблю!

- Я тебя тоже люблю, малыш, - ответил Дмитрий как-то так, что моментально стало ясно: он больше всего на свете хочет сию минуту примчаться домой и схватить в охапку свое капризное счастье.

Надо же, не думала, что у Тони хватит мудрости попросить прощения! Взрослеет сестренка...

Я жестами попыталась привлечь внимание сестры, которая уже начисто забыла, почему она вообще звонила мужу. Наконец на зареванной мордашке Тони мелькнуло понимание, и она неохотно отдала мне телефон.

- Добрый день, Дмитрий! – откашлявшись, начала я.

- Здравствуй, Анна, - отозвался он несколько растерянно.

- У меня срочная информация, - сухо сообщила я, - по вашей проблеме.

- Хм, - с минуту он молчал, видимо, пытаясь представить, какого рода информацию я могу сообщить. Потом коротко бросил: - Буду через двадцать минут!

В трубке послышались гудки отбоя, а я втихомолку улыбнулась. Кажется, у Дмитрия появился прекрасный повод мчаться домой, к жене...

Выслушав мой рассказ (который подтверждала Тони, сидящая на коленях мужа), он просветлел лицом.

- Надо срочно мчаться в посольство! – Тони ласково погладила мужа по щеке, и на лице его отразилось мучительное желание остаться дома...

Я, незаметно подмигнув сестренке, отчего та зарделась, бодро сообщила:

- Я готова! Поехали.

О встрече лично с послом Дмитрий договорился быстро, видимо, все помыслы сотрудников посольства в этот день были только о том, как с наименьшими потерями выйти из сложной ситуации.

Дело завертелось нешуточное: запонка, предоставленная Исабель в подтверждение неверности Наортэля, оказались из пары, передающейся в его семье из поколения в поколение. При таких обстоятельствах никто не стал бы слушать оправдания, что столь ценную вещицу он просто потерял, не заметив этого. В настоящее время Наортэля заперли в его покоях, и жена самолично приносила узнику еду и даже убирала в комнатах, не доверяя даже самым верным слугам. Посол в течение суток должен был сообщить официальную позицию Мидгарда. Мне не сообщили, к чему склонялись власти моей родной страны, но думаю, на алтарь дипломатии пришлось бы положить как минимум голову самого Наортэля...

Надо думать, посол использовал все доступные ему средства, чтобы добиться срочной аудиенции у Ауд-иссы, досточтимой супруги Наортеля. Зато уже через два часа автомобиль Дмитрия остановился возле особняка, сложенного из глыб льда. Бедный Наортэль, представляю, какая холодина внутри!

Дмитрий представил меня госпоже Ауд-иссе, величественной особе в роскошной ярко-зеленой шубе. В Хельхейме этот цвет символизировал роскошь, как Мидгарде – пурпур. Конечно, в наше время покрасить вещь в любой желаемый оттенок несложно, но традиции предписывали Матерям носить зеленое, так что золотые цепи в ушах, на шее и на запястьях хель смотрелись гирляндами на елке. Но мне было ничуть не смешно, под пристальным взглядом Матери я чувствовала себя неловко. Общаться со столь высокопоставленными особами было мне в новинку (самого Наортэля и Шемитта можно во внимание не принимать), к тому же роль свидетеля я примеряла впервые.

- Значит, Анна Орлова? – прогремел голос Ауд-иссы.

- Да, госпожа, - я слегка наклонила голову под пристальным и недобрым взором хель.

- Ну, говори, что хотела. – С явной неохотой позволила она и я, переминаясь с ноги на ногу (сесть нам не предложили), в который раз описала памятную сценку в кафе...

Хель слушала меня с явным недоверием, однако не перебивала.

- Я помню тебя, - сверля меня неприязненным взглядом, сообщила она, когда я замолчала. – Ты была любовницей моего мужа. Я тебя не виню, это было до меня. Но откуда я могу знать, что ты не врешь, выгораживая его?

- Поверьте, я никогда не была любовницей господина Наортэля. – Стараясь говорить спокойно и уверенно, возразила я. - Это газетная «утка». Я всего лишь помогала господину Наортэлю решить одну деликатную проблему. Отношения у нас были сугубо профессиональные.