— Ты на ней женишься?

— Не знаю.

— А вы друг друга понимаете?

— Да, кажется, да.

— Я имею в виду — в духовном смысле.

А как же иначе? Для Геды всегда было самым важным духовное — впрочем, понимаемое достаточно широко.

— Ведь жизнь — это не только постель. Ты со мной согласен?

Я, конечно, был полностью согласен.

— У тебя есть еще твое дело, правда?

— Гм.

Геде было отлично известно, какого я мнения об этом своем деле. А то, что мы недосказали друг другу в течение трех лет нашей семейной жизни, выяснилось за годы нашей последующей дружбы. Геде не нравилась Зузана. Возможно, она к ней ревновала. Для меня это было совершенно непостижимо. Она как будто все еще хотела опекать меня. Глупенького, наивного Честика, который вернулся к своей студенческой любви.

— А ты смирился бы с ролью мужа, который держится в тени своей знаменитой жены?

Время от времени она обращалась ко мне в тех выражениях и тем же тоном, что и к читательницам своей рубрики. Да, последние два года я как-то избегал Геду. Всякий раз она пыталась отдалить меня от Зузанки. Но Геда всегда умела устроить нашу встречу, сервируя ее то как случайность, а то и как необходимость. Меня это раздражало.

— Тебе обязательно надо все время говорить о ней?

— Я чисто по-дружески, Честик, — пожимала она плечами, — вот увидишь, ничем хорошим это не кончится.

Да, ничем хорошим это не кончилось. Я представил себе, какое лицо будет у Геды, когда я расскажу ей, чем именно это кончилось.

— Теперь куда, шеф? — спросил меня таксист, когда мы выехали на площадь Чапаева.

— Сейчас налево.

Наверное, из-за того, что я не реагировал на его замечание о погоде и на вопрос о цели моей поездки, он всю дорогу обиженно молчал. Мне это не мешало.

Я вышел и расплатился. Перед виллой была миниатюрная клумба, из окон второго и третьего этажей исходило голубое свечение телевизоров. Подъезд был заперт; справа от двери шел ряд звонков. «Д-р Геда Маркова» — значилось под самым верхним. Я позвонил. Потом отошел от двери и посмотрел на ее окно в мансарде. Геда не выглянула, просто на лестнице зажегся свет и раздался стук каблучков.

Оказалось, что Богунка Славикова работала когда-то в «Подружке» секретаршей. Поэтому она и знала Геду.

— Так что ты тут говорил?! — спросил Томаш.

— О чем?

— Ну, что милиция тебя больше не подозревает.

Геда, видать, не скрыла ничего из нашего вчерашнего разговора. Ну и пусть.

Милонь что-то рассказывал, и заливистый смех поклонниц был для него одновременно заслуженной наградой и своеобразным допингом, поскольку говорил он все громче.

— Во дает, — после минутного колебания использовал Славик почти жаргонное выражение.

Я незаметно заглянул под стол. Любовный поединок не закончился, хотя нога Гертнера продолжала хранить целомудренный нейтралитет.

— За подружек! — бесхитростно обратился я к Славику, поднимая рюмку.

— Ваше здоровье, — поддержал тост Славик.

Богунка что-то проворковала, а Том выпил свою рюмку до дна и тотчас побледнел.

— Тебе плохо?

Шеф тоже заботливо взглянул на Тома и повторил вслед за мной, однако с должной долей оптимизма:

— Не по себе, Томаш? Ничего, пройдет.

Эти ободряющие слова явно были весьма кстати, потому что Томашу полегчало и судорога, исказившая его лицо, отпустила.

— Пройдет, — мужественно заявил он и тут же постарался набрать потерянные очки: — Я, знаете ли, не привык к спиртному.

— Конечно. — Славик занервничал и посмотрел на свою рюмку с крайней брезгливостью. — Это и неудивительно. Спиртное — пожалуйста, там, где оно необходимо, но только в разумных пределах. Мы с женой, — он запнулся, взглянул на Богунку, но потом все же закончил, хотя скорее предостерегающе, чем убедительно, — дома тоже не пьем, скажи, Бодя?

Богунка опять промурлыкала что-то вроде «гоп-ля!». Если она и могла в тот момент что-то демонстрировать, то никак не трезвеннические принципы своего мужа.

Общество на другом конце «Ротонды» пришло в движение, и к нашему столику нетвердым шагом приблизился Милонь Пилат, которого обнимал или, точнее, подпирал Добеш.

— Привет, — сказал я Добешу, — давненько не виделись. Ты не поехал домой?

— Да вот Милонь задержал, — смущенно объяснил Добеш. Мог и не объяснять. Еще в кабинете Бонди я начал кое-что понимать. Милонь должен был заменить Зузану. Да здравствует король, раз уж королева умерла. Ведь Гуго не только добряк, но и менеджер, а Добеш не только друг, но и руководитель группы.

— Как дела, шантрапа? — церемонно приветствовал нас Милонь, распрямляясь в объятиях Добеша.

Меня Добеш хотя бы похлопал по спине, а вот Том не удостоился и рукопожатия. А ему это было явно небезразлично.

— Привет.

Добеш сделал общий поклон, а если его глаза и задержались на ком-то чуть дольше, так это на Богунке. Тот короткий взгляд, которым он смерил Тома, мог быть с равным успехом направлен на начищенное до блеска стекло витрины. Безусловно, время сильно подточило отношения бывших друзей из Врбова.

— Спасибо, ничего, — вежливо ответил Славик Пилату. Богунка только хихикнула и подставила руку для поцелуя.

— Ах, женщины, нежные создания, — с тоской сказал Пилат, — сладкие бестии. Пардон. — И Милонь запечатлел на Богункиной руке сочный поцелуй.

— Бестии? — оживилась Богунка, и я, заглянув под стол, убедился, что с этого момента Томаш может быть спокоен, поскольку жена его шефа не то чтобы нашла, кем его заменить, но, во всяком случае, переключила внимание на очередной объект.

Пилат, однако, почти исчерпал запас своих эмоций, и Славик совершенно напрасно предостерег жену:

— Бодя!..

— Вы… почему я не узнал вас раньше? — с сожалением сказал Милонь и обернулся к девушке, чью руку он все это время сжимал. К девушке, знакомой мне по увертюре к сегодняшнему вечеру. Это была та самая побитая девица, подружка пижона в кожаной куртке и нелепых темных очках, с которым так беспощадно расправился доморощенный живописец Бубеничек. Вблизи она показалась мне много моложе, чем когда нас разделяла стойка бара. Мелкое личико все в веснушках — вылитая Map лен Жобер.

— Вот, — каким-то отяжелевшим голосом сказал Милонь, — разрешите представить вам мою невесту.

Девица выглядела испуганной, и наше внимание явно было ей не по душе.

— Очень приятно, — галантно произнес Славик и в свою очередь поцеловал руку этой жертве Милоня.

— А ты… ты кто такой? — спросил Пилат и бесцеремонно толкнул Томова шефа в грудь.

— Славик.

— Главный редактор «Подружки», — услужливо добавил Том и подмигнул Милоню. Тот, впрочем, не обратил на него внимания.

— А-а, вот как…

Он собирался сказать что-то еще, но Томаш, не надеясь больше на подмигивание, красноречиво наступил Пилату на туфлю.

— Что я, дурак, что ли? — отмахнулся Милонь и одарил Славика широкой улыбкой. — Между нами, «Подружка» — отличный журнал. Поздравляю вас, пан Хвалик!

— Спасибо, — кисло воспринял Славик его несколько топорную остроту.

Веснушчатое создание рядом с Милонем сохраняло все тот же испуганный вид.

— Так вы, значит, невеста. — Я постарался как можно более нахально и двусмысленно подмигнуть. — Ну-ну, а с женихами вы сегодня не хватили через край?

Девушка покраснела.

— Пардон, — влез между нами Милонь и сурово поднял палец, — вы тут не вздумайте обижать мою девушку. В таких делах я — зверь!

— Зверь! — хохотнула Богунка.

— Будь спокоен, — дружески толкнул я Милоня, которого тут же выровнял Добеш. — Меня зовут Честмир. — И я подал девушке руку.

— Ой, Честик! — заголосил Пилат. — Тебя-то я, парень, знаю, куда тебе, ты бы не посмел… Нет, послушай, Честик, ты видел, какой я бываю зверь?

— Яна, — шепнула девушка.

— Да, — сказал я, — доводилось. Дворняга подзаборная, вот что ты за зверь!

Томаш схватил меня за рукав пиджака.