Одну чашку он успел уже выпить.

— Нет, хватит. — Капитан оглянулся на девушек. — Дайте мне тоже сок.

Официант отошел, а я не сдержался и отпустил замечание:

— При вашей-то профессии… Странно, что вас здесь знают.

— Гм, — произнес Грешный, — я работаю в розыске пятнадцать лет, а этот официант здесь, должно быть, еще больше. Прага невелика, молодой человек.

— Да я так, — пожал я плечами и оглядел капитана. На сколько он тянет? Лет на сорок, может, на сорок с небольшим. Он хорошо выглядит, а я — не так уж и молодо.

Я ждал, когда он начнет. Капитан помедлил, пока официант, принеся и поставив перед нами заказанное, не ушел.

— Итак, — приступил он к делу, — вам ничего не пришло в голову, вы ничего не вспомнили и незачем было звонить мне.

— Именно… — А ведь я собирался позвонить ему уже в воскресенье вечером. Насчет песни «День как любой другой». И насчет Бонди. Хорошо, что мне отсоветовала моя бывшая жена. Уличили-то Колду!

— Ну а мы времени даром не теряли, — продолжал капитан, — и кое-чего добились.

Он помолчал и пристально посмотрел мне в глаза. Сейчас скажет, спокойно ожидал я. О Колде.

— В понедельник я допрашивал молодых людей из оркестра Черной.

— Знаю, — не удержался я.

Грешный поднял брови:

— Значит, и вы не потратили вчерашний день впустую.

Я улыбнулся. Знал бы он, как я его потратил!

— Так вот, мы кое-чего добились, — хмуро повторил капитан. — Вы же больше не можете добавить ничего интересного, не так ли?

Я не понимал, зачем он опять возвращается к моим показаниям.

— Так, — подтвердил я.

— А как вы относитесь к Богуславу Колде? — вдруг выпалил капитан.

Вот оно! Наконец-то! — подумал я с облегчением, подыскивая подходящий ответ.

— Не то чтобы мы большие друзья. — Я изобразил улыбку. — Вам небось известно — почему.

— Да, — кивнул капитан. — У Черной были причины расстаться с вами.

Ясно, куда клонит Грешный. Вступать с ним в прения относительно причин и следствий сейчас не стоит.

— Из-за пана Колды, так?

— Помимо всего прочего, — ответил я.

— А вы, разумеется, ревновали…

— Скорее злился, — осторожно уточнил я, — а вы бы на моем месте не злились?

— Это вопрос формулировки, — заявил капитан, — я бы, например, ревновал.

— Пусть будет так, — согласился я, — если дело лишь в формулировке, то можно считать, что я ревновал.

— Тем самым в вашем отношении к Черной, гм… появился новый оттенок.

— Да нет, — покачал я головой.

— Как это нет?! — возмутился капитан. — Уж коли мы строим из себя психологов-дилетантов, так не внушайте мне, что, когда она сошлась с Колдой, а вам был дан от ворот поворот, вы ее за это стали любить еще сильнее.

— Я так не говорил, — возразил я.

— Еще бы, — сказал капитан, — да вы ее должны были люто возненавидеть. Признайтесь, пан Бичовский…

— Не возьму в толк, зачем к этому снова возвращаться, — ответил я неохотно. — Я рассказал вам все о наших с Зузаной взаимоотношениях. Все как было. Почему же сейчас…

— Эти два дня мы не сидели сложа руки, пан Бичовский.

— Знаю. И еще знаю, что вы посадили Колду. Почему же…

Капитан меня перебил.

— Вас кто-то разыграл, молодой человек… Пана Колду мы вовсе не посадили, как вы это называете. Наоборот!

— То есть как наоборот? — непонимающе пробормотал я.

— Допейте свой кофе, — сказал капитан, — время — чрезвычайно драгоценная вещь, а нас с вами ждет еще масса дел. Вам известно, что такое очная ставка?

Допив кофе, я почувствовал, как сжался мой желудок, и извлек из кармана сигарету.

— Не стоит, — остановил меня капитан. — Расплатимся. У меня в кабинете тоже есть пепельница.

Мы с Колдой сидели почти рядом на стульях, капитан — напротив, за столом, а у окна, возле низкого столика, склонился над машинкой верзила, который снимал с меня показания в ночь с субботы на воскресенье.

— Продолжайте, — произнес капитан, обращаясь к Колде.

На Богоуше не оказалось полосатой одежды, к которой не положен галстук. Он был хорошо выбрит, опрятен и одет с присущей ему продуманной элегантностью.

— Это, собственно, все, — сказал Колда и виновато поглядел на меня. Я снова увяз по самые уши. Колда показал, что после ухода Бонди он оставался у Черной примерно полчаса и около семи тоже ушел. И если бы только это…

— Ну, что скажете, пан Бичовский?

Что мне сказать! Кошмарнее всего то, что Зузана, по словам Колды, попросила его остаться. На весь вечер. Дожидаться моего появления. Якобы боялась быть со мною наедине. И это мог подтвердить Бонди. Она сказала это еще при нем. Как там вчера вечером говорил Гертнер? Женщины — темные лошадки.

— Но это же полнейшая бессмыслица, — возразил я беспомощно. — В субботу я вам выложил все начистоту.

— И только по рассеянности забыли упомянуть, что Черная вас боялась!

У Колды, по мнению капитана, было безупречное алиби. Начиная с семи и вплоть до полуночи. Три человека, на которых он сослался, допрошенные поодиночке, не преминули засвидетельствовать это. Потому Колду и задержали в понедельник допоздна. Проверяли его алиби.

— Я не мог у нее остаться, — понурясь, говорил Колда, — то есть если бы знал…

— Причем Черная, очевидно, имела какие-то основания для страха, — повернулся ко мне капитан. — Может быть, вы ей угрожали? Только больше не пытайтесь мне втолковать, — он постучал по папке, что лежала на столе, — будто собирались провести приятный вечерок, оживляя его игрой на скрипке, ладно?

— Но когда я пришел к Зузане, дверь была заперта, — сказал я невпопад.

— Это верно, — ответил капитан. — Кстати, других ключей, помимо ваших, в квартире не найдено.

— Вот видите, — отчаянно защищался я. — А у Зузаны ведь были свои! Где же они?! Я… слушайте, а что, если убийца… как-никак он должен был запереть за собой! Он их и взял. У меня была только моя связка.

— Пан Бичовский, — с состраданием сказал капитан, — это для вас слишком слабая зацепка. Другие ключи вы могли просто выбросить. Время на это у вас было.

— Я могу уйти? — спросил Колда.

Грешный кивнул.

— Можете, только скажите коллеге, — указал он на верзилу, — где вас можно найти. На случай, если понадобитесь нам.

— Значит, сегодня вечером я буду в «Букашке», — озадаченно начал вспоминать Колда, — утром…

— Да нет, — прервал его верзила, — нас интересует только, не выедете ли вы в ближайшие дни из Праги. Сможем ли мы застать вас по вашему адресу. — Он начал перебирать бумаги перед собой.

— То есть дома? — сообразил Колда. — Ну да. На этой неделе вся группа будет безвылазно в Праге.

— Этого вполне достаточно, — сказал верзила, и Богоушек Колда с облегчением поднялся со стула.

— До свидания, — попрощался он вежливо сначала с верзилой, а потом с капитаном. Меня он не удостоил вниманием.

— И что бы вам не признаться, — через какое-то время произнес капитан. — Вам не кажется, что это было бы самое разумное?

— Не знаю, — ответил я, — что вы тут усмотрели разумного, только в смерти Зузаны я не виноват.

— Не виновен, — машинально, скорее для порядка, поправил меня капитан.

— Да, не виновен, — повторил я.

— Но ведь ваше алиби… — Капитан невесело покачал головой.

— В другой раз буду внимательнее, — отрезал я, — и постараюсь запастись более надежным. Почем мне было знать…

— Перестаньте кричать, — сказал капитан, — этим ничего не добьетесь. Попробуем лучше, если вы не против, бросить свежий взгляд на все то, что нам известно.

Я кивнул, и капитан зашуршал бумагами в своей папке.

— Я буду строго следовать показаниям, — поднял он глаза от документов, — вашим и всех остальных. Если что-то напутаю, не откажите в любезности поправить меня.

— Хорошо.

— Так вот, все происходило приблизительно так. Суббота, вторая половина дня, точное время пока не имеет значения. Черная и Бонди беседуют с вами в Доме трудящихся. Вы договариваетесь с Черной, что встретитесь в восемь часов. Кстати, — капитан снова оторвался от бумаг, — пан Бонди это подтвердил. Дальше. Черная должна была записывать в «Беседе» программу для телевидения, но запись по техническим причинам, как объяснил пан Бонди, сорвалась. Поэтому она уехала домой вместе с Бонди. В квартире Черной они были, по словам Бонди, в полшестого. Бонди находился там примерно три четверти часа, пока не пришел Колда. Бонди подтвердил, что Черная просила Колду провести у нее весь вечер. Она объявила, что позвала вас, так как вы этого хотели, но боится вашей встречи. Колда отговорился тем, что у него на семь часов назначено важное свидание, и обещал ей позвонить.