Огромная голова покоилась на воротнике из жира, и вся остальная фигура вполне ей соответствовала. Она напоминала снежную лавину, и я бы ни за что на свете не хотел попасть под нее.

– Фру Педерсен? – пытаясь отыскать ее глаза, произнес я для начала.

Она раскрыла рот, и я безошибочно распознал запах перегара от дешевого спиртного.

– Чего вам надо?

Голос был грубый, но с хорошим, грамотным акцентом, будто она родилась и выросла на Калфарене, но никогда потом туда не возвращалась.

– Хотелось бы поболтать о прошлом, о разных пустяках.

– Вы кто такой?

– Я – Веум, по профессии нечто вроде частного сыщика.

– Нечто вроде? Либо вы сыщик, либо нет.

– Да, я сыщик, но я стесняюсь говорить об этом прямо. Вы меня понимаете?

– Я прекрасно понимаю. Если бы я выглядела так, как вы, мне постоянно было бы неловко.

– Правда? – У меня в запасе был набор отличных реплик для подобных ситуаций, но меня не прельщала перспектива оказаться вышвырнутым прежде, чем я попаду в квартиру. К тому же дама мне чем–то нравилась. С такими интересно перекидываться остротами с полчасика. – Вам не хочется пригласить меня в дом, чтобы показать вид из окна?

– Вы пьете водку, не разбавляя?

– Я предпочитаю акевит.

– У меня только водка, и разбавить нечем. Ни чаю, ни кофе в доме нет. Впрочем, молока нет тоже. Если хочешь попить – вода в кране или водка. Вкус жуткий, но действует хорошо. На некоторое время.

Она говорила, отступая в глубину квартиры, будто ее влекла неведомая сила (и довольно мощная), но дверь она не закрыла, и я принял это как приглашение. Затворив за собой дверь, я прошел в комнату.

Квартира была примерно такая же, как у Венке Андресен, не считая обстановки. Старая, видавшая виды мебель. Стулья и диваны несли на себе многокилограммовый груз, стол участвовал во многих' потасовках, сквозь вытертый до дыр ковер проглядывал пол. Цветы в горшках, стоявшие на окне, кто–то убил – очевидно, из сострадания (если только они не вымерли сами по себе). Газеты полуторагодовалой давности, лежащие под кофейным столиком, рассказывали о давно минувших футбольных баталиях: команда, выигравшая в те времена, уже давно перешла в другую лигу.

Хильдур Педерсен прихватила с собой наполовину пустую бутылку водки и два грязных стакана. Она расположилась на диване, который со своей продавленной серединой напоминал гамак, и огромной рукой показала мне на кресло цвета застаревшего голубиного помета. И вдруг мне припомнилось весеннее лазурное небо (таким оно всегда бывало над позолоченной солнцем улицей нашего детства) и стая голубей над низкими красными крышами, которые уступами спускались к заливу, а дальше виднелась набережная Скольтегрюн и стоящие на причале американские корабли. И вот позади большой стаи – одинокий голубь, не сумевший удержаться и падающий вниз в беспомощном сальто–мортале. Как часто я сам чувствовал себя именно так – как этот отставший от всех голубь, поднявшийся вверх так высоко, что закружилась голова, только для того, чтобы увидеть перспективу. На фоне синеющего неба и красных крыш я не раз падал в жизни и вновь поднимался и вновь падал, как и сейчас, приземлившись в этом подобии комнаты с динозавром в облике женщины.

Разлив водку в два стакана, Хильдур придвинула один ко мне. Столик, разделявший нас, был светло–коричневый с белыми кругами – следами от многочисленных стаканов и бутылок, с прожженными пятнами от сигарет и с толстым слоем пыли.

– Твое здоровье, толстяк! – сказала она и отхлебнула полстакана.

– Твое здоровье, худышка! – сказал я и, сделав небольшой глоток, вспомнил об автомобиле, оставленном на стоянке. Он, видимо, рассчитывал вернуться сегодня домой не на буксире.

– Ну, теперь выкладывай, что тебе от меня надо? Кто прислал тебя к старушке Хильдур?

– Меня никто не посылал, я хотел встретиться с Юханом.

– С Юханом? – Она произнесла это так, будто речь шла о дальнем родственнике. – А что случилось?

– Недавно мы встретились чисто случайно, то есть он меня встретил, а лучше сказать, его приятели встретили меня. Сам он держался в стороне.

– Что ты плетешь?

– А что, у тебя никогда никаких проблем с ним не было?

– Проблем с Юханом? О чем ты говоришь? Ты когда–нибудь слышал, чтобы дети росли без проблем? Разве не для этого мы их и рожаем? Юхан был проблемой еще тогда, когда был в утробе – я хочу сказать: за восемь месяцев до рождения. Так бывает у большинства.

– Его отец… – начал я.

– Он негодяй!

– Вы не были мужем и женой?

– Я никогда бы и не пошла за него, будь он даже торговцем водкой. Впрочем, он уже был женат. Моряк, беззаботный моряк в увольнении в большом городе. Золушка из провинции Согне встретила его в Звездном зале и пригласила к себе в комнатку на Драгесмаует. Комнатка под самой крышей с видом на окна соседнего дома. Он был пьян и все опирался на меня, пока я вела его за руку. Так что большой радости мне от него не было. Но все–таки это был живой человек, вместе с которым можно переночевать и не просыпаться утром в одиночестве. Но ты бы знал, старик, как я проклинала тот день, когда узнала, что беременна.

Она зло посмотрела на меня, будто я и был виновником ее бед.

– Я узнала его адрес, – продолжала она, – и послала письмо. Просила прислать денег. Как только он прибыл в город в следующий раз, он позвонил мне и так волновался, что ронял телефонную трубку на каждом втором слове. Сказал, что согласен платить, что будет присылать столько, сколько я скажу, что обеспечит воспитание и образование и все такое прочее, только бы я не писала ему письма. Ему было затруднительно объяснять своей мадам, от кого приходят эти письма. Но это были его трудности. Не могут же мужчины, имеющие детей на стороне, жить без всяких проблем, ведь правда?

– Ну и как?

– Как? А ты как думаешь? Он свое слово сдержал и каждый месяц присылал мне деньги, а я обещала никому не говорить, что он отец. Но для верности я заключила с ним контракт, ты меня понимаешь? По этому контракту он обязался присылать деньги.

Она с удивлением разглядывала бутылку, будто деньги ей шли натурой.

– А Юхан?

– Вырос. Может, не у лучшей из матерей, но с матерью. Он ни в чем не нуждался. Имел все: одежду, еду, питье – до тех пор, пока не вырос и не начал зарабатывать сам. Когда он кончил школу, я сказала ему: «Слава богу, теперь ты кончил учиться, пора подыскать работу, чтобы зарабатывать на масло и хлеб, а если не на масло, то хотя бы на маргарин».

– Где же он работает?

– Не имею представления. Спроси у него сам. Последнее время мы друг с другом не общаемся: нам ничего друг от друга не нужно. Он здесь живет как постоялец – снимает комнату. Мы не разговариваем. Он называет меня толстой старой потаскухой и не отвечает, когда я его о чем–нибудь спрашиваю. Я знаю почему.

Она долила водки в свой стакан и придвинулась ко мне.

– А ты что не пьешь – завязал? Может, ты маменькин сынок? Выпей, черт возьми, составь мне компанию.

– К сожалению, я за рулем, и мне надо держаться над водой.

– Так ты, оказывается, совсем взрослый и имеешь водительские права?

– Да, позавчера получил, в день совершеннолетия. А на фотографии я выгляжу лет на тридцать пять, но это только на фотографии, а так я себя чувствую шестидесятилетним.

– Здорово у тебя язык подвешен, как я погляжу.

– Ага, посередке между глазами. А почему Юхан зовет тебя старой потаскухой?

– А ты как думаешь?

Я сделал вид, что задумался, но она быстро ответила:

– Потому что я не говорю ему, кто его отец.

– Зачем ему это? Может, у него для этого есть особые причины?

– Спроси! Если б у меня был такой отец, как у него, я прекрасно прожила бы, не зная этого. Но ты ведь знаешь, какая нынче молодежь пошла!

– Еще помню.

– Им хочется знать то, от чего легче не станет. Как на свет появились, кто был отцом и все такое. Круглые дураки!

– Но ты, ему все–таки не сказала?