В городе Южном Лукьянчика приняли хорошо, очень нужен был инженер по ремонту дорог — город стоял по пути на южные курорты и городские власти хотели, чтобы дорога была в идеальном порядке. Ему сразу вручили ключ от комнаты и обещали к весне квартиру.
Спустя несколько дней, устроившись с жильем, Лукьянчик отправился в райком партии становиться на партийный учет.
— Вы подъемные строительные краны знаете? — после недолгого разговора спросил работник райкома.
— Обязан знать, да и техника эта не бог весть какая, — улыбнулся Лукьянчик.
— Не согласитесь пойти бригадиром крановщиков? Мы сейчас готовим их на ускоренных курсах, и, хотя бы первое время, их надо подчинить знающему специалисту… — Лукьянчик задумался, а работник райкома стал рассказывать, какие грандиозные масштабы обещает принять жилищное строительство уже в следующем году. — В первом же доме сами выбираете себе квартиру, — продолжал он. — И заработки будут побольше, чем у дорожников…
Лукьянчик дал согласие.
Будучи бригадиром крановщиков, он показал себя с наилучшей стороны и как специалист, и как организатор работы прогрессивными методами. В это время он стал членом партии. Кандидатом его приняли еще в институте. Потом его назначили главным инженером строительного управления, а позже и начальником.
Очень удачно пошла жизнь Лукьянчика в этом южном городе, которую он сейчас, как в убыстренном кино, прогонял перед собой, лежа на больничной койке.
Он еще и еще раз проверял, что могут поставить ему в строку, если всерьез начнут под него рыть, — у нас так уж заведено: чуть человек пошатнется, на него все камни обвалят… Но одновременно он тщательно подсчитывал и все хорошее, что сделал для людей города. Господи, да разве ж мало сделано? Последнее время его любимая шутка: «Когда всех вселю в новые дома, потребую себе памятник…» И люди на эту шутку добродушно смеялись.
Где же началось то опасное?
Как раз когда он был еще начальником стройуправления, прозвучал громкий сигнал тревоги… Его во второй раз выдвинули депутатом в райсовет, и на общем собрании рабочих управления доверенные лица поддерживали его кандидатуру. Все шло гладко, а для Лукьянчика даже скучно: речи доверенных печатались на машинке стройуправления, и он их читал еще накануне, в одной речи даже убрал чересчур хвалебную в его адрес фразу, — явный был перебор…
И вдруг слово попросила крановщица Картинкина, препротивнейшая крикливая бабенка с крупным мужским лицом, — как подаст голос из своего скворечника на кране, вся стройка слышит… Председатель собрания почувствовал, что добра от ее выступления не будет, и стал выпрашивать у собрания право «подвести черту». Поскольку вопрос был более чем ясный, раздались голоса: «Подводи! Хватит!» Но, как всегда в таких случаях, были и такие, кто закричал: «Дать Картинкиной слово и потом подведем черту!»
— Мне с крана все видно, и даже то, что вам ввек не увидеть! — начала Картинкина, и в зале одобрительно засмеялись. — Я пришла на стройку, когда наш нынешний начальник товарищ Лукьянчик был еще бригадиром по кранам, и не без его помощи я стала крановщицей и разобралась в этой технике. За что ему мой низкий поклон… — и она, обернувшись к президиуму, где сидел Лукьянчик, отвесила ему легкий поклон и продолжала: — Но теперь я хотела бы услышать от товарища Лукьянчика ответы на такие мои вопросы… — Лукьянчик закивал, с симпатией глядя на крановщицу. — Первый мой вопрос такой: почему в газете товарищ Лукьянчик уже заявил всенародно, что дом пять по Строительному проезду уже закончен, а я еще сегодня на верхние этажи подавала там калориферы для отопления и раствор для отделочников? Второй мой вопрос касается моего мужа шофера Картинкина… — В зале дружно засмеялись, все знали, как она круто прибрала к рукам этого весьма склонного погулять водителя самосвала. Но смех зала нисколько ее не смутил. — Вы уже знаете, как я за ним смотрю, сверху-то я его вон еще откуда вижу, аж от той пивной палатки на косогоре, которую мы уже год как требуем убрать с нашей трассы, но кому-то та палатка нужна еще больше… — В зале опять засмеялись. — Ну, дак вот. Приносит мне Кузьма позавчера свою зарплату, и я удивляюсь: откуда у него так здорово получилось, я видела, как его самосвал то на площадке загорал вместе с Кузьмой, а то на местах получения груза — как всегда, грузить было нечего? Я у него спрашиваю: как же это ты так нагнал план? А он говорит — с ведома товарища Лукьянчика нам на каждый рейс два записывают. Как это так, спрашиваю, Кузьма отвечает: очень просто, если он не припишет, у него квартальный план горит вместе с премиями, и нам работать нет никакого расчета. Это, товарищи, факт я рассказываю. Так пусть товарищ Лукьянчик ответит: если это правда, откуда он берет деньги на рейсы, которых не было? Не у государства ли берет? Или, может, кладет свои личные? Если личные, я на выборах буду голосовать за него двумя руками, если государственные — еще подумаю, голосовать ли?..
Картинкина спускалась со сцены в зал под аплодисменты и разноголосые крики. Потом стало слышно, что кто-то требует слова, хочет что-то добавить, а кто-то возмущается Картинкиной, а кто-то даже свистит.
На трибуну поднялся присутствовавший на собрании заместитель председателя исполкома Глинкин, он поднял руки, пытаясь прекратить шум, и, не добившись этого, начал смеяться. Это было так неожиданно, что зал смолк.
— Товарищи! Дорогие мои товарищи! — наконец сказал Глинкин вполне серьезно и даже с душевной какой-то интонацией и тем сразу подкупил зал. — Почему такой шум? Неужели мы — рабочий народ — настолько отвыкли от критики? А выборы кандидатов в депутаты именно так и надо проводить — чтоб и хорошее слово о них сказать, но и не забыть хорошенько, по-рабочему пропесочить за недостатки, как это и сделала сейчас крановщица товарищ Картинкина, и за этот урок настоящего рабочего отношения к делу мы должны ее поблагодарить… — Он первый стал хлопать, и зал дружно его поддержал. И когда затихло, Глинкин сказал: — Мы строго проверим те факты, о которых сказала товарищ Картинкина. Никому не позволено обманывать государство. Если подтвердится, получит свое и товарищ Лукьянчик. Но сейчас речь у нас о другом, и о таком, когда лучше вспоминается не какой-нибудь досадный случай, а как товарищ Лукьянчик работал бригадиром крановщиков, как он их учил настоящей умелой работе. В общем, давайте-ка голосовать — поддерживаем мы кандидатуру товарища Лукьянчика или мы эту кандидатуру отвергаем? В общем, кто за? — Глинкин высоко взмахнул руку, и, точно по команде, все подняли руки.
Лукьянчик должен признать, что тогда ему помог и даже спас его Глинкин, и он об этом всегда помнил… А что касается приписок, то они делались и после этого, только делалось это похитрее и так, чтобы даже не всякая ревизия это заметила. Но вот передавать в печать непродуманные и преждевременные заявления о готовых объектах Лукьянчик зарекся на всю жизнь.
Путь его в гору продолжался, и вскоре с ним случилось то, о чем он втайне думал, но не ожидал, что случится это так внезапно… Депутатом райсовета он был уже третий раз и все время числился в боевом депутатском активе. Председатель райисполкома его хорошо знал. Однажды на сессии райисполкома он сообщил, что ложится в больницу на операцию, и мрачно пошутил, мол, если его там зарежут, он за работу исполкома не тревожится, так как незаменимых не бывает, а у нас к тому же есть товарищ Лукьянчик. На это в зале кто-то бестактно захлопал…
Из больницы председатель не вернулся — ему делали очень сложную операцию, связанную с фронтовыми ранениями, и сердце не выдержало…
Его воля была выполнена, и на очередной сессии райисполкома Михаил Борисович Лукьянчик был единогласно избран председателем.
— Я знаю Лукьянчика уже не один год, — говорил зампредисполкома Глинкин, — и успел узнать его и как работника, и как человека. Совсем без недостатков только ангелы, но они, как правило, в райисполкомах не работают. Были недостатки в прежней работе товарища Лукьянчика? Были, товарищи, конечно, были. Я очень хорошо помню одно собрание в его управлении, когда его, что называется, под орех разделала крановщица Картинкина. Люди по-разному относятся к резкой, но справедливой критике, и что-то я не слышал, чтобы кто-то говорил, что такую критику любит. Но товарищ Лукьянчик из тех, для кого критика — это часть работы, причем часть хоть и неприятная, а обязательная, без чего нельзя идти вперед, нельзя точно видеть свою собственную деятельность. Я хочу пожелать товарищу Лукьянчику одного — чтобы он на посту предисполкома придерживался тех же партийных принципов.