Он нежно и яростно кусал мне шею, спускаясь на соски, и эта грубоватая ласка сделала меня совсем невменяемым. Мой первый раз, а я так безобразно грешен! Я тоже скреб ногтями по его спине, не рассчитав усилий, я что-то говорил, не понимая смысла, я весь дрожал и тут же весь горел, не зная где границы этому безумству, а он все мял меня, терзал губами, и эта бешеная вакханалия страсти не имела ни конца, ни начала, распаляя нас обоих до такой степени, что мы уже не знали осторожности, и не хотели слушать слабых возражений рассудка.

-Мой Энель, ты великолепен! - краем сознания я отметил, что он назвал меня совсем неправильно, но мне было все равно, и даже понравилось. Звук его голоса тут же отозвался во всем теле, и я крепче вжался в него, прося большего... Пусть говорит... еще, еще, еще...

"Мой Рени! Я люблю тебя, я твой!" - если б смел, я бы тоже ему сказал...

Он был на пределе, я чувствовал то же самое. Мы оба горели в одном костре, сгорая дотла добровольно, и когда он раздвинул мне ноги и резко вошел, боль оказалась желанной, и я закричал от безумного счастья, судорожно кусая подушку ссохшимися от жажды губами. Он сделал меня своим, навсегда и навечно, и большего я от судьбы не просил и не жаждал...

-Мой Рени... - последний мой всхлип утонул в нежном шелке подушки, и этого он не услышал...

Глава 14

Эйлин Милон (Эвальд люн Кассль)

Ночь с Реналем несколько дней напоминала о себе тянущей вязкой болью в теле и постепенно бледнеющими синяками на груди и шее. Стесняясь Рити, я одевался сам, радуясь, что ворот у туник глухой, и можно плотно закрыть эти столь недвусмысленные отметины. Умом понимал, что стесняться слуг глупо, все они знают мою роль в этом доме, но чувство неловкости не покидало, и я старался меньше выходить из своей комнаты, гордо именуемой дворецким "покоями", полулежал на постели, читая книгу, так как сидеть оказалось почти невозможно. В полдень обедал, потом уходил на прогулку, тщательно следя за походкой, но каждое движение причиняло мне боль, пусть и не сильную, но достаточно неприятную.

Боль я почувствовал сразу, когда проснулся тем утром рядом с герцогом, в его тесных объятьях. Открыв глаза, я увидел его, - темные волосы и красивое лицо, милое и спокойное во сне, совсем не такое, как вчера, когда он бешено кричал на меня, требуя сознаться во лжи и обмане. Я вспомнил свой страх и отчаянье, которое чувствовал под его презирающим взглядом, и то, как безумным огнем полыхнули его глаза, когда он бросился ко мне, заключив в объятия. Теперь он тоже держал меня в своих руках, не выпуская даже во сне, словно утверждая на меня полные и безоговорочные права, и я улыбнулся, мягко потеревшись головой об его плечо. Движение тут же отозвалось во мне ноющей болью в животе и ягодицах, и я напрягся, стараясь не застонать, но герцог спал чутко и моментально проснулся.

-Что, Эйлин? Что беспокоит? Ты так напряжен, где болит, что случилось? - сонно пробормотал он, приподнимаясь на локте. Как смог он мгновенно почувствовать чужую боль, не потому ли, что изучал медицину? В следующую секунду сон улетучился из его черных глаз, они изумленно раскрылись, сделавшись бешеными, он чертыхнулся и быстро откинул с меня одеяло. - Что за...? Я идиот, что на меня нашло этой ночью? О, Юйвен, и я еще спрашиваю, мерзкий насильник, чего у него болит?

Вскочив с постели, Реналь развернул возле меня такую кипучую деятельность, что мне оставалось лишь слепо повиноваться, отдавшись его сильным рукам, которые в эти минуты были только руками лекаря. Бережно прижав к груди, он потащил меня в ванную и там опустил в изумительно пахнувшую какими-то травами теплую воду, гладил и растирал мое тело ласковыми ладонями, и я закрыл глаза, отдавшись приятным ощущениям, чувствуя, как медленно уходит боль, сменяясь блаженством. Он что-то бормотал, обзывая себя всякими нехорошими словами, но я не слушал, наслаждаясь его прикосновениями и вдыхая изумительный аромат близкого тела. Он был только в штанах, видимо, чтобы не замочить одежду, и это мне нравилось, я незаметно взглядывал на него, любуясь красивыми линиями шеи и плеч, перекатом длинных мускулов груди, гибкостью сильной изящной фигуры...

"Сам половой акт... без нежности и должной подготовки... довольно болезненное неприятное действо, по сути насилие. Ты будешь вспоминать о грубом вторжении всю жизнь", - вдруг вспомнились мне слова отца, но я отверг их, впервые не соглашаясь с родителем. Запомню не грубое вторжение, а вот эти волшебные минуты, когда мой альфа так нежно заботится обо мне, ласково трогает под водой мое тело, втирая целебный раствор в мою кожу. А еще я запомню его большие глубокие глаза и это беспокойное бормотание, от которого даже в теплой воде по мне пробегают мурашки... Я смутно представляю, что такое "должная подготовка", но даже без нее - разве мне было с ним плохо? Безумная страсть и желание, потом неизбежная боль первого раза, - я сам жаждал ее и принял как должное, я вытерплю в десять, в сто раз больше, лишь бы он гладил меня, как сейчас, касаясь так чувственно и возбуждающе, что сердце стучит во мне с бешеной силой, и тело плывет и сгорает в небесном блаженстве.

Потом он вынул меня из воды и вытер тело большим полотенцем, снова нес на руках и смазывал ранки какой-то мазью. Была она мягкая и прохладная, как и его руки, прикосновения дарили мне покой и умиротворение. Он не позвал горничных и не сделал последствия нашей близости всеобщим достоянием, и я был бесконечно благодарен ему за это. Наше уединение имело какую-то совершенно особенную интимность, и я наслаждался его близостью, мечтая о будущей нежности... Должно быть, мне будет позволено узнать, что же такое эта "должная подготовка" и испытать на себе его умение творить с омегой то восхитительное чувственное действо, что я когда-то видел в нашем замке, когда подглядывал за тем, что происходило между приезжим красивым альфой и нашим горничным. Закончив лечебные процедуры, Реналь одел меня и заставил выпить какой-то отвар, после чего я уснул у него на руках, ни в чем не виня, все прощая, доверив не только свое тело, но и саму жизнь.

Проснувшись, я уже не увидел его рядом, а Рити сказал мне, что герцог уехал. Горничный знал свое место и не позволял никаких вопросов, но в глазах его так и пылало вполне понятное любопытство, которое он старательно прятал под длинными ресницами.

-Ты очень красивый, Эйлин, - расчесывая мои волосы, мечтательно проговорил он. - Я никогда не видел такого красивого омегу, как ты. И голубые глаза, это редкость. Ну почему в жизни все так устроено? Вот был бы ты из богатой семьи, тогда вы могли б пожениться с нашим хозяином по-настоящему!

-Ты что-нибудь знаешь о супруге господина, какой он? - не знаю, зачем я спросил об этом, но вырвалось как-то само по себе, опережая сознание. - Забудь, отвечать мне не надо, это меня совсем не касается...

-Он страшный, как черт, и глаза у него злые! - Свистящим шепотом проговорил омега, склонившись к самому моему уху.

-Забудь, Рити, - смутился я, - я ничего не спрашивал. Нехорошо обсуждать за спиной другого человека. Мне вовсе не нужно знать, какой он, его супруг, нет, даже лучше не знать...

Однако познакомиться с нравом супруга Реналя мне все же пришлось, и довольно скоро...

Реналь лан Эккель

Я не сторонник грубого секса и никогда не насиловал омег в постели. В достаточной степени владея собой при любой ситуации, всегда контролировал страсть и желания, не забывая доставить толику удовольствия своему партнеру. Неважно кому, даже снятому на ночь в борделе или случайному попутчику, встреченному мною во время странствий. Так почему же с Эйлином я так сорвался? Зачем набросился на невинное тело с необузданной яростью дикого зверя, и как же он вытерпел от меня такое, ни разу не вскрикнув?

Я помнил лишь собственный гнев и безумье желания, а после - какой-то провал, словно разум угас, и осталась лишь вспышка животных страстей, заставившая меня напрочь забыть об осторожности. С ужасом глядя на его тело, сплошь в синяках и царапинах от моих губ и пальцев, я испытывал стыд и раскаянье, но что толку корить себя, если то, что случилось, ничем не исправить? Что будет помнить этот чудесный красавец о своей первой ночи "любви", и обо мне, так безжалостно грубо помявшем его невинность? Я идиот, негодяй, похотливый самец, собственник... что, Бога ради, нашло на меня этой ночью?