Думаю, так бы оно все и было, купи меня любой из столичных господ. Но Реналь... Боги, ну почему непременно он? Почему судьба бросила меня в самое пекло сердечных страданий, соединив так противоестественно именно с тем единственным, о ком я тайно мечтал с пятнадцати лет? Почему именно с ним предстояло мне разделить постель в жалком качестве супруга по контракту, именно ему родить ребенка, а потом проститься навсегда, покинув столицу с разбитым на куски сердцем?
Зачем я оправдывался в тот первый вечер, когда он узнал меня и обвинил в мошенничестве? Не лучше ли было позволить ему думать обо мне плохо и выгнать взашей, не начав отношений? Я много думал об этом позже, оставшись один, не понимая из событий рокового вечера слишком многого, в том числе и его злость на меня, и то бешенство, с которым он требовал рассказать правду, ведь по большому счету ему должно быть совсем безразлично, честен я или лжив, ибо он выкупил в личное пользование только мое тело, но никак не душу. Он же вел себя как ревнивый собственник или... обманутый муж, только что уличивший в измене неверную половину.
Безумная ночь и утреннее лечение, его виноватый голос и нежные руки, так бережно прикасавшиеся к измученному страстью телу... все это повергло мой разум в хаос, не оставив места ни логике, ни здравому смыслу, и я уже не понимал, чего боюсь и чего желаю, - то ли немедленно убежать от него на край света, то ли поддаться безудержной тяге и насладиться сполна отпущенным нам годом, любить его безоглядно и ни о чем не думать...
Зачем он взял меня с собой в королевство Чонгун, почему не оставил в столице? Я ничего не знал о его семье и родственных взаимоотношениях, возможно, супруг или тесть были против меня, и Реналь опасался за мою безопасность? Или не хотел пропускать ни одного цикла для большей уверенности, что я выполню обязательства по контракту и быстрее принесу ему в дом желанного наследника?
Первые же дни путешествия полностью опровергли это предположение, - Реналь не подходил ко мне даже близко, поручив двум дюжим альфам из своей охраны, которые стерегли меня днем и ночью. Причина такой холодности вскоре стала понятна, - его законный супруг тоже ехал в составе делегации. Я столкнулся с ним на второе утро пути, выходя из конюшни, - некрасивым высокомерным омегой с недобрым тяжелым взглядом. Наши глаза на секунду встретились, и я внутренне содрогнулся, впервые столкнувшись лоб в лоб с жестокой правдой, которая прежде как-то не доходила до моего сознания. Если мне суждено родить Реналю наследника, я буду вынужден оставить его этому маленькому злому человечку, просверлившему меня насквозь узкими косыми глазками. Будет ли он относится по-доброму к чужому малышу?
Вот я дурак, что за бредовые мысли приходят в голову? Никакого малыша нет еще и в помине, а я уже пекусь о его будущей судьбе! Не правильнее ли поразмышлять сейчас о себе и своем собственном двусмысленном положении? Я ехал на юг, в родные места, и сердце стучало в груди часто и тревожно, ибо всегда существовала роковая возможность быть кем-то узнанным, и плюсом к тому из головы не выходили странные вопросы герцога о моем доме и семье, и не желаю ли я побыть с ними несколько дней. Он что-то знал или подозревал, а иначе почему смотрел на меня тогда с таким недоверием? Все чаще мелькала мысль бросить к чертям затею с контрактом и удрать из каравана, слишком горькой представлялась мне теперь предстоящая жизнь в поместье лан Эккелей в зависимом статусе супруга по контракту, когда я буду вынужден делить постель с любимым, зная, что все это временно, куплено и не по-настоящему, а каждый день неумолимо приближает разлуку с тем единственным, которому нельзя даже вскользь намекнуть о своих чувствах...
Стараясь отвлечься, я наблюдал за движением делегации, благо ехали мы в хвосте и все кареты и всадники были перед глазами. Как оказалось, я помнил из богатого детства гораздо больше, чем думал, вот и такой поезд, только поменьше, четко остался в памяти, когда незадолго до падения отца меня возили в поместье родителя-омеги, находившееся к северу от столицы. Тогда мы ехали с отцом Альвином в роскошной золоченой карете, и такие же важные слуги скакали сбоку по обеим сторонам, и на каждом привале меня поили чаем с любимыми черными бубликами, а мой воспитатель заботливо проверял, не сбились ли под панталонами шелковые чулочки...
"Наверно, я тоже кому-то был наречен тогда", - мелькнула нечаянно мысль, вызвав на лице грустную улыбку. Хорошо, что маска, и можно не следить за собой, да и какая теперь разница, кто из столичных богачей должен был принять меня в свою семью по достижении брачного возраста? Такие союзы редко приносят счастье и радость, не даром же знатные сыновья толпами ломятся на Аукцион в поисках крепкого крестьянского тела... Ну, вот, от чего ушли, к тому и вернулись, и думаю я опять о том же...
Спутники мои не отличались болтливостью, но кое-что незначительное мне все же удавалось от них услышать. Так я узнал, что "мой" Реналь, как глава делегации, имел полное право ехать с комфортом в головной карете, вместе со своим супругом, но он предпочел путешествовать верхом, уступив первенство старшему сыну Левого министра, отвечавшему за дипломатию и внешние связи. Я часто видел его, скачущего вдоль колонны, любуясь статью сильного тела и грацией прирожденного наездника - он успевал везде, где возникала какая-то заминка или спор, выслушивал жалобы и принимал решения, порой жестким приказным тоном заставляя недовольных утихомириться.
Под вечер седьмого дня пути слуги оживленно обсуждали предстоящую неудобную ночевку в какой-то маленькой деревушке. Один постоялый дом - для господ, а нам что останется, скорее всего крестьянские домишки или конюшни с сараями. По большому счету мне было все равно, где спать, лишь бы побыстрее вылезти из надоевшего за день седла, выполнить необходимые работы по уходу за лошадями и растянуться на первой попавшейся горизонтальной поверхности.
-Милон, все господа перед ужином идут в баню, после них мы, - обрадовал новостью один из спутников. - Сначала, как всегда, распрягаем кареты, потом поможешь накрыть столы и внести бутыли с вином, чтоб нам побыстрее освободиться и не пропустить самый лучший бархатный пар.
... осторожно поставив на стол большую бутыль с янтарным напитком, я бросил мимолетный взор на сидящих господ, и сердце тюкнуло в груди нестерпимой болью - я увидел Реналя, с влажными после парной каштановыми локонами, расслабленного и спокойного. Два верхние крючка на тунике расстегнуты, в прорезь видна гладкая грудь и сильные развитые ключицы, которые так невозможно красивы! Его супруг сидел близко, касаясь плечом, заглядывал в глаза, о чем-то с улыбкой ему говорил, аккуратно подливая вина в золоченый кубок... Сейчас они оба слегка захмелеют и лягут вместе на ложе любви, а что рядом полно народа, совсем неважно, я слышал, что господа давно не смущаются в пути такими мелочами...
Мучительная ревность, она ворвалась-таки в мое сердце и охватила железными тисками отчаянья все мое существо! Смешно и глупо, я понимал, что не имел на нее никаких прав, но она не уходила, терзала душу, рвала на части, вызывая на глазах жгучие слезы. Зачем, ну зачем мне все это, я не смогу, не выдержу, я сломаюсь... Все, решено, завтра вечером, когда до дома будет рукой подать, я убегу, я здесь лишний, чужой, я никому не нужен!
А братья? А больной отец? Наш рассыпающийся на глазах замок? Нет, мне нельзя думать только о себе, нельзя быть эгоистом, надо терпеть, я не имею права быть слабым!
...после бани мы, наконец, сели ужинать, и все, кроме меня, выпили изрядное количество янтарного вина, после чего сладко захрапели, едва успев добраться до общих постелей. Мои охранники-альфы тоже не подавали признаков жизни, что показалось мне весьма подозрительным, ибо они всегда спали вполуха. Что-то необычное затевалось этой ночью, какой-то заговор или предательство, не случайно вино оказало на путников усыпляющее действие, и я не мог уснуть, терзаемый волнением и смутной тревогой. Заметив, что двое оруженосцев, которые всегда сопровождали карету супруга Реналя, встали, я выждал несколько мгновений и последовал за ними, бесшумно крадучись по темным стенам малой залы постоялого двора - опыт детских подглядываний с галереи в отцовском замке пришелся сейчас как нельзя кстати.