Все произошло в одно мгновение, с неуловимой быстротой.

Гидромониторщик схватился за грудь и упал в липкий густой поток, который подхватил его, протащил, перекатывая, под решеткой и начал уносить дальше, к стене.

Люди метались по залитому водой стеклянному дну шахты, хватаясь за решетки центральной площадки, бежали, скользя и спотыкаясь, к подножию лестницы.

Ослепленный мутными струями стекавшей по шлему воды, Лавров бросился к гидромониторщику. Он схватил его за руку на полдороге к стене, поскользнулся, упал на колено, он поднялся и, задыхаясь, с силой, которую трудно было предположить в нем, перебросил гидромониторщика себе на плечи. Шатаясь, он побрел с ним, уже почти по щиколотку в клокочущей воде, к решетке площадки.

Как раз в этот момент, покрывая рев низвергающегося водопада, раздался откуда-то сверху пронзительный, полный отчаяния крик:

— Авария! Спасайте Лаврова!

Под нижней галереей метаморфизации, мелко семеня ногами по ступенькам лестницы, держа у груди портфель, бежал Бе-резин и что-то кричал. Далеко впереди него, с горящими, почти безумными глазами и бледным, как мел, лицом, летел вниз Крас-ницкий. Он мчался прыжками через пять-шесть ступеней сразу и вдруг, встретив зияющую пропасть на месте сорванного пролета, ни на секунду не останавливаясь, взлетел, словно футбольный мяч, пронесся над провалом, мимо красного рубильника над уцелевшей нижней площадкой. На лету он успел ударить рукой по рубильнику сверху вниз, прижать его к мраморной доске щита управления, протянув одновременно другую руку к перилам площадки у начала следующего пролета лестницы.

И сразу замолк оглушительный рев водопада, гигантская струя взбесившейся воды укоротилась и сжалась, словно втянувшись обратно в трубу, затих непрерывный гул гидромонитора под стеклянным кругом на дне, прекратилось чмоканье невидимых насосов, остановилось движение лифтов.

Но Красницкому не удалось схватиться за перила. Перелетев через всю площадку, он зацепился ногой за верхнюю ступень лестницы, перевернулся в воздухе и упал головой вниз. В наступившей жуткой тишине, глухо и мягко ударяясь телом о ступени лестницы, он покатился по ней вниз, высоко подпрыгивая, словно туго набитый мешок с ватой. В несколько секунд он пролетел первый пролет, перекатился через следующую площадку и возобновил свой ужасный спуск по второму пролету.

— Андрюша!.. — раздался под всеми шлемами крик, полный ужаса и боли.

Расталкивая окружающих, задыхаясь и всхлипывая, Гуре-вич бросился к лифту и, пустив его по аварийной цепи, понесся вверх. Смертельно бледный Лавров, уложивший гидромонитор-щика на площадку, Гоберти и все другие бросились в следующую кабину и устремились вслед за Гуревичем.

— Доктора!.. Доктора!.. Скорее доктора!.. — кричал между тем Гуревич. — Герасимов, вызвать врача! Калмыков, примите аварийную гидротехническую команду! Андрюша… родной мой… мальчик мой…

Красницкий неподвижно лежал на площадке. Врач уже бежал сверху, нагоняя Березина. На последней, висевшей над пропастью площадке оба вскочили в спускающуюся кабину лифта. Из верхнего люка бежали по лестнице люди с испуганными лицами. По тросам, протянутым вдоль толстых труб, в люльках летели вниз монтеры с инструментами.

В тишине замолкнувшей шахты слышались гулкие, перебивающие друг друга крики, возгласы, распоряжения.

Через минуту вокруг Красницкого образовалась толпа. Вид его был ужасен. Сквозь уцелевший прозрачный шлем было видно его лицо, залитое кровью. Вокруг губ вскипала кровавая пена. Из груди со свистом вырывалось прерывистое хрипение.

Но вот затрепетали веки, приоткрылись глаза, сначала словно мертвые, потом в них мелькнул отблеск сознания. С усилием разжались и искривились губы, чуть слышно, сквозь хрип и свист дыхания, послышались прерывистые слова:

— Люди… Лавров…

Стоящий на коленях перед ним врач, просунув руку под резиновым воротником скафандра в шлем Красницкого и вытирая ватой кровавую пену с губ, поспешно ответил:

— Молчите, молчите… все благополучно…

Едва заметная улыбка прошла по губам Красницкого.

— Хорошо… — прошептал он и закрыл глаза.

Врач поднялся с колен. Окаменевшее лицо его не предвещало ничего хорошего.

— Ко мне, в кабинет первой помощи, — произнес он. Красницкого осторожно подняли, положили на появившееся уже возле него кресло-носилки и внесли в кабину лифта. Кабина быстро поползла кверху.

В кабинет никого не впустили, кроме двух других врачей, прибежавших из поселка. Вскоре туда привели гидромонитор-щика. Он шел, пошатываясь, но, видимо, ничего угрожающего жизни с ним не произошло.

Лавров стоял, прислонившись к перилам площадки, бледный и молчаливый. Все проходило перед ним словно в тумане. В душе нарастало чувство необъяснимой тревоги, ожидания нового непоправимого несчастья. Шум раскрывшихся вблизи дверей привел его в себя.

Возле площадки остановилась другая кабина лифта, в ней были видны два человека и какой-то огромный кусок металла.

— Сергей Петрович, посмотрите на этот сектор поршневого круга, который наделал столько бед, — услышал Лавров голос Гуревича.

Лавров с трудом отошел от перил и вошел в кабину.

— Посмотрите на излом, Сергей Петрович, — сказал Гуревич, снимая с головы шлем и вытирая платком покрасневшие глаза.

Лавров наклонился к металлической глыбе и сейчас же отшатнулся. Его лицо, и без того бледное, казалось, побледнело еще больше.

— Пустоты… Раковины… — пробормотал он. — Совершенно дефектная деталь.

Он заставил себя внимательно рассмотреть излом. Испарина стала покрывать его лоб. Он медленно выпрямился.

— Это из поршня насоса? — спросил он Гуревича.

— Да, Сергей Петрович, — ответил Гуревич. Минуту Лавров простоял неподвижно, закрыв глаза.

Потом, ничего не замечая вокруг, двинулся сквозь расступившуюся толпу к лестнице.

— Ирина… Ирина… — беззвучно шептал он, поднимаясь по ступеням.

Гуревич печальными глазами проводил Лаврова… Затем, вздохнув и сокрушенно покачав головой, быстро направился вниз, отдавая нужные распоряжения.

Началась работа по ликвидации аварии.

Следствие по делу Вишнякова, старшего радиогеолога на «Марии Прончищевой», подвигалось очень медленно.

За полтора месяца следственным властям удалось выяснить лишь обстановку преступления, но свое участие в нем Вишняков упорно отрицал. Он продолжал настаивать, что обе георадиограммы — рабочая и контрольная — были искажены неизвестным ему лицом, которому удалось подобрать электроключ к несгораемому шкафу.

Кто же мог это сделать? И с какой целью преступник произвел эту предательскую работу?

На все эти вопросы в материалах следствия не было ответа.

Между тем выяснилось, что Вишняков был давно известен среди радиогеологов как добросовестный, методичный работник.

Это подтвердили директора научных институтов, бывшие начальники и участники геологоразведочных экспедиций и многие другие научные деятели, в том числе и Березин. Правда, Бе-резин отрицал личное знакомство с Вишняковым, заявив, что он знал его лишь по опубликованным в печати научным трудам. При этом Березин выразил следователю некоторое удивление и даже возмущение тем, что Вишняков ссылается именно на него, в то время как многие другие знают его гораздо лучше. Березин так расстроился и разволновался, давая эти показания, что следователю пришлось даже успокаивать его, указав на право каждого гражданина Союза искать помощи у любого другого гражданина для установления истины во всяком запутанном деле.

Таким образом, дальше того, что удалось установить относительно самого факта преступного искажения георадиограмм и биографии Вишнякова, следствию не удалось продвинуться.

Совсем по-иному шло следствие об аварии «Пахтусова» в восточном секторе строительства. В первый же день работ следственной комиссии она получила письменное заявление электрика первого разряда Ходжаева о том, что в аварии виноват только он один. Зная о распоряжении главного электрика выключать ток из ледорезного форштевня[50] корабля во время его переходов по чистой, свободной от льдов воде, он забыл это сделать — вернее, ему показалось, что он это сделал.