Однако, несмотря на великую любовь К Джону Торнтону, которая, каза- лось, должна была оказать на Бэка смягчающее и цивилизующее влияние, в нем не заглохли склонности диких предков, разбуженные Севером. Верность и преданность - черты, рождающиеся под сенью мирных очагов, были ему свойственны, но наряду с этим таились в нем жестокость и коварство дика- ря. Это больше не была собака с благодатного Юга, потомок многих приру- ченных поколений - нет, это был первобытный зверь, пришедший из дикого леса к костру Джона Торнтона. Великая любовь к этому человеку не позво- ляла Бэку красть у него пищу, но у всякого другого, во всяком другом ла- гере он крал бы без зазрения совести, тем более что благодаря своей зве- риной хитрости мог проделывать это безнаказанно.

Морда его и тело хранили во множестве следы собачьих зубов, и в дра- ках с другими собаками он проявлял и теперь такую же свирепость и еще большую изобретательность, чем раньше. Скит и Ниг были смирные и добрые собаки, с ними он не грызся, - кроме того, это ведь были собаки Джона Торнтона. Но если подвертывался чужой пес все равно, какой породы и си- лы, то он должен был немедленно признать превосходство Бэка, иначе ему предстояла схватка не на жизнь, а на смерть с опасным противником. Бэк был беспощаден. Он хорошо усвоил закон дубины и клыка и никогда не давал никому потачки, никогда не отступал перед врагом, стремясь во что бы то ни стало уничтожить его. Этому он научился от Шпица, от драчливых поли- цейских и почтовых собак. Он знал, что середины нет - либо он одолеет, либо его одолеют, и щадить врага - это признак слабости. Милосердия пер- вобытные существа не знали. Они его принимали за трусость. Милосердие влекло за собой смерть. Убивай или будешь убит, ешь или тебя съедят - таков первобытный закон жизни. И этому закону, дошедшему до него из глу- бины времен, повиновался Бэк.

Он был старше того времени, в котором жил, той жизни, что шла вокруг. В нем прошлое смыкалось с настоящим, и, как мощный ритм вечности, голоса прошлого и настоящего звучали в нем попеременно, - это было как прилив и отлив, как смена времен года. У костра Джона Торнтона сидел широкогрудый пес с длинной шерстью и белыми клыками. Но за ним незримо теснились тени всяких других собак, полуприрученных и диких. Они настойчиво напоминали о себе, передавали ему свои мысли, смаковали мясо, которое он ел, жажда- ли воды, которую он пил, слушали то, что слушал он, и объясняли ему зву- ки дикой лесной жизни. Они внушали ему свои настроения и порывы, подска- зывали поступки, лежали рядом, когда он спал, видели те же сны и сами являлись ему во сне.

И так повелителен был зов этих теней, что с каждым днем люди и их требования все больше отходили в сознании Бэка на задний план. Из глуби- ны дремучего леса звучал призыв, таинственный и манящий, и, когда Бэк слышал его, он испытывал властную потребность бежать от огня и утоптан- ной земли туда, в чащу, все дальше и дальше, неведомо куда, неведомо за- чем.

Да он и не раздумывал, куда и зачем: зову этому невозможно было про- тивиться. Но когда Бэк оказывался в зеленой сени леса, на мягкой, нехо- женой земле, любовь к Джону Торнтону всякий раз брала верх и влекла его назад, к костру хозяина.

Только Джон Торнтон и удерживал его. Все другие люди для Бэка не су- ществовали. Встречавшиеся в дороге путешественники иногда ласкали и хва- лили его, но он оставался равнодушен к их ласкам, а если кто-нибудь слишком надоедал ему, он вставал и уходил. Когда вернулись компаньоны Торнтона, Ганс и Пит, на долгожданном плоту, Бэк сперва не обращал на них ровно никакого внимания, а позднее, сообразив, что они близки Торн- тону, терпел их присутствие и снисходительно, словно из милости, прини- мал их любезности. Ганс и Пит были люди такого же склада, как Джон Торн- тон, - люди с широкой душой, простыми мыслями и зоркими глазами, близкие к природе. И еще раньше, чем они доплыли до Доусона и ввели свой плот в бурные воды у лесопилки, они успели изучить Бэка и все его повадки и не добивались от него той привязанности, какую питали к ним Ниг и Скит.

Но к Джону Торнтону Бэк привязывался все сильнее и сильнее. Торнтон был единственный человек, которому этот пес позволял во время летних пе- реходов навьючивать ему на спину кое-какую поклажу. По приказанию Торн- тона Бэк был готов на все. Однажды (это было в ту пору, когда они, сде- лав запасы провизии на деньги, вырученные за сплавленный лес, уже двину- лись из Доусона к верховьям Тананы) люди и собаки расположились на уте- се, который отвесной стеной высился над голой каменной площадкой, лежав- шей на триста футов ниже. Джон Торнтон сидел у самого края, а Бэк - с ним рядом, плечо к плечу. Вдруг Торнтону пришла в голову шальная мысль, и он сказал Гансу и Питу, что сейчас проделает один опыт.

- Прыгай, Бэк! - скомандовал он, указывая рукой вниз, в пропасть.

В следующее мгновение он уже боролся с Бэком, изо всех сил удерживая его на краю обрыва, а Ганс и Пит оттаскивали их обоих назад, в безопас- ное место.

- Это что-то сверхъестественное! - сказал Пит, когда все успокоились и отдышались.

Торнтон покачал головой.

- Нет, это замечательно, но и страшно, скажу я вам! Верите ли, меня по временам пугает преданность этого пса.

- Да-а, не хотел бы я быть на месте человека, который попробует тебя тронуть при нем! - сказал в заключение Пит, кивком головы указывая на Бэка.

- И я тоже, клянусь богом! - добавил Ганс.

Еще в том же году в Серкле произошел случай, показавший, что Пит был прав. Раз Черный Бартон, человек злого и буйного нрава, затеял ссору в баре с каким-то новичком, незнакомым еще с местными нравами, а Торнтон, по доброте душевной, вмешался, желая их разнять. Бэк, как всегда, лежал в углу, положив морду на лапы и следя за каждым движением хозяина. Бар- тон неожиданно размахнулся и изо всей силы нанес удар. Торнтон отлетел в сторону и устоял на ногах только потому, что схватился за перила, отго- раживавшие прибавок.

Зрители этой сцены услышали не лай, не рычание - нет, это был дикий рев. В одно мгновение Бэк взвился в воздух и нацелился на горло Бартона. Тот инстинктивно вытянул вперед руку и этим спас себе жизнь. Но Бэк оп- рокинул его и подмял под себя. В следующий момент он оторвал зубы от ру- ки Бартона и снова сделал попытку вцепиться ему в горло. На этот раз Бартон заслонился не так удачно, и Бэк успел прокусить ему шею. Тут все, кто был в баре, кинулись на помощь и пса отогнали. Однако все время, по- ка врач возился с Бартоном, стараясь остановить кровь, Бэк расхаживал вокруг, свирепо рыча, и пытался опять подобраться к Бартону, но отступал перед целым частоколом вражеских палок.

На состоявшемся тут же на месте собрании золотоискателей решено было, что пес имел достаточно оснований рассердиться, и Бэк был оправдан. С тех пор он завоевал себе громкую известность, и имя его повторялось во всех поселках Аляски.

Позднее, осенью того же года, Бэк, уже при совершенно иных обстоя- тельствах, спас жизнь Торнтону. Трем товарищам нужно было провести длин- ную и узкую лодку через опасные пороги у Сороковой Мили. Ганс и Пит шли по берегу, тормозя движение лодки при помощи пеньковой веревки, которую они зацепляли за деревья, а Торнтон сидел в лодке, действуя багром и выкрикивая распоряжения тем, кто был на берегу. Бэк тоже бежал берегом вровень с лодкой. Он не сводил глаз с хозяина и проявлял сильное волне- ние.

В одном особенно опасном месте, где из воды торчала целая гряда приб- режных скал, которые выдавались далеко в реку, Ганс отпустил канат, и пока Торнтон багром направлял лодку на середину реки, он побежал берегом вперед, держа в руках конец веревки, чтобы подтягивать лодку, когда она обогнет скалы. Лодка, выбравшись, стремительно понеслась вниз по тече- нию. Ганс, натянув веревку, затормозил ее, но сделал это слишком круто. Лодка от толчка перевернулась и двинулась к берегу дном кверху, а Торн- тона увлекло течением к самому опасному месту порогов, где всякому плов- цу грозила смерть.