— А как ты думал? В работниках служить и хозяйку не любить? Только проверять тебя я буду в другом месте.

Жиган узнал, что женщину зовут Раисой Ивановной.

— Давай, Раиса, скорее будем топать к тебе домой, а то я могу туда и не донести кое-какие свои принадлежности, так как отморожу.

Внешний вид Жигана показал женщине, что побудило ее нового знакомого сказать такую пошлость, а поэтому она ее пропустила мимо ушей.

Поймав такси, Раиса Ивановна привезла Жигана к девятиэтажному дому, где они на лифте поднялись на седьмой этаж. Там она провела его в двухкомнатную квартиру.

— Раздевайся! Вешалка вот, — показала она рукой на стенку в прихожей. — Наверное, сильно замерз? — сочувственно поинтересовалась она.

— Как цуцик, — искренне, без рисовки, признался он.

Искупавшись в ванной, надевая предложенный Раисой Ивановной халат, Жиган обратил внимание на то, что, пока он купался, хозяйка квартиры тоже переоделась и навела на голове некоторый марафет. Она оказалась видной женщиной, и всего лишь на несколько сантиметров ниже его, с правильными, но несколько крупными чертами лица, карими глазами и крашеными в каштановый цвет волосами. На ней тоже был халат, но только шелковый, плотно облегавший ее дородное тело.

Разморенный теплом, Жиган сейчас с удовольствием прилег бы отдохнуть, но в программу Раисы Ивановны такой финал не входил. Проведя Жигана в зал, она усадила его за сервированный на двоих стол. Во время трапезы, после нескольких рюмок водки, они разговорились, и он узнал от нее, что она, как и он, ранее была судима.

Раиса Ивановна поведала ему, что, работая заведующей рыбным магазином, допустила крупную растрату, за которую отсидела в колонии усиленного режима шесть лет.

По обстановке в квартире Жиган понял, что в процессе следствия по ее делу следователь не мог описать и конфисковать ее имущество в счет возмещения ущерба государству. Когда он высказал ей такое свое предположение вслух, то она, отпив из рюмки, сказала:

— Какой тогда мне был смысл дубасить такой огромный срок, если бы я не позаботилась заранее о черном дне?

— Действительно! — подсаживаясь к собеседнице поближе, согласился он, прищурив масленые, как у кота, глаза, обнимая ее и целуя в давно ждавшие его ласки губы.

Оба зрелые и давно постигшие все прелести любовных игр, они их первыми результатами оказались недовольны. Особенно недовольным собой был Жиган.

— Ты не волнуйся, — успокаивая его, посоветовала Раиса Ивановна, — как перегоришь и утолишь первую жажду, все пойдет о’кей, — заверила она его спокойно.

По-видимому, Раиса Ивановна действительно знала, что говорила ему. Через несколько дней они, привыкнув друг к другу, «пили музыку любви» столько, сколько хотелось работодателю и сколько мог выполнить его работник.

Как-то, проводя время с хозяйкой квартиры у голубого экрана телевизора, Жиган поинтересовался:

— Раиса, положа руку на сердце скажи откровенно: почему ты на базаре подошла ко мне и решила взять меня к себе?

— Потому, дорогой мой Жиганчик, что только я одна тогда смогла разглядеть за твоей внешней бравадой растерянность перед жизнью, проблемы, которые она подкинула тебе вместе с освобождением из колонии. Мне тоже когда-то пришлось решать эти проблемы, но адаптация для меня прошла не так тяжело, как для тебя, — откровенно призналась она ему.

— Ты хочешь сказать, что в таком запущенном виде я еще могу понравиться женщине? Что при виде меня она может растаять, — улыбнувшись, пошутил он.

— Не очень-то я перед тобой растаяла, возраст не тот. Как ты заметил, я из шмоток тебе пока ничего не купила и покупать не собираюсь.

— Отчего же?

— Чтобы одеть тебя как фраера, а ты смылся от меня к другой? — вопросом на вопрос ответила она ему. — Не такая уж я дура. Я начну тратиться на тебя только тогда, когда смогу убедиться в том, что ты окончательно решил остаться у меня жить, сам понимаешь, не в качестве работника, а в качестве мужа.

— Я вижу, ты разумная женщина, — похвалил он ее, беспечно улыбаясь.

— Ты мне зубы-то не скаль, а поделись со мной своими планами на будущее, — не разделяя его веселья, предложила она.

— Если честно признаться, Раиса, я еще и сам не определился по этому вопросу, — задумчиво поведал он ей.

— Как определишься, так скажешь, — хмуро произнесла она, сожалея, что состоявшийся разговор не внес определенности в дальнейшие их отношения.

Жигану казалось, что его влечение к Раисе Ивановне, которую чаще всего он звал просто Хозяюшкой, никогда не иссякнет. Так он думал первую неделю, приходя в себя от потрясений первых дней свободы, неопределенности в устройстве личной жизни. На вторую неделю их сожительства он подумал о том, что Хозяюшка хочет с помощью своих тряпок привязать его к себе и таким образом завладеть его свободой.

«Ей что, она на старости лет дорвалась до молодятины, хочет напоследок погулять со мной. Может быть, такой случай ей больше никогда в жизни не представится. Для ее воспоминаний я достаточно с ней пообщался. У меня еще вся жизнь впереди, так почему я должен сейчас переутомляться, принуждать себя и „пахать“ как вол? Пока еще не падаю и живой, надо от нее уматывать к себе домой, и поскорее», — решил он однажды, когда был свободен от Хозяюшкиного «внимания».

Возможно, что свое решение Жиган сообщил бы Хозяюшке где-то весной, когда жизнь людей, не имеющих постоянного места жительства и работы, несколько упрощалась, однако события уходящего дня заставили его форсировать принятие решения.

В двадцать три часа, когда он вместе с Хозяюшкой смотрел по видеомагнитофону фильм, они услышали долгий и требовательный звонок.

— Кого это еще черт принес? — пробурчала недовольно Раиса Ивановна, направляясь к входной двери.

Следом за ней туда же направился и Жиган. Она, посмотрев в дверной глазок, шепотом поведала ему:

— Еще один работничек припожаловал…

Увидев в глазах Жигана осуждение, она смущенно пояснила:

— …Но он явился без приглашения, и мы можем его к себе не пускать.

Жиган, посмотрев в глазок, увидел на лестничной площадке искаженную увеличительным стеклом физиономию пьяного мужчины.

— Лешка, баламут, опять заявился? Тебя, между прочим, никто в гости не приглашал! — зло выпалила Раиса Ивановна.

Алексей, видя, что ему хозяйка квартиры не намерена открывать дверь, перестал звонить и стал барабанить в дверь руками и ногами.

— Придется его впустить, а то он так дверь разнесет, — высказал Жиган Раисе Ивановне свою мысль.

— Он пьяный буйный, без драки не обойдешься, лучше не впускать, постучит-постучит да уйдет, — с надеждой в голосе неуверенно заявила она.

Видя, что Алексей не уходит и своим стуком будоражит соседей, Жиган, открыв дверь на лестничную площадку, сердито бросил Алексею:

— Ты чего расстучался, будто к себе домой пришел. Полдома жильцов на уши поставил.

Увидев Жигана, Алексей, которому было лет пятьдесят, от удивления раскрыл рот. Он был высокого роста, в енотовой шапке, в расстегнутом на груди зимнем пальто. Удивившись своему неожиданному открытию, объектом которого был Жиган, Алексей, быстро придя в себя, небрежно бросил ему:

— Я не к тебе пришел, а к Рае. — Затем, обращаясь к Хозяюшке, поинтересовался: — Рая, ты меня в гости приглашаешь?

— Иди туда, откуда пришел, — растерянно, но зло отрезала она ему.

— Дядя, ты видишь, женщина занята и не желает общаться с тобой, поэтому топай отсюда иноходью, — посоветовал Алексею Жиган.

Алексей, будучи ростом выше Жигана, как бы не замечая его, попер на него всей своей массой, желая проникнуть в квартиру. Такого неуважения к себе как к личности Жиган, безусловно, позволить не мог, а поэтому, применив силу, вытолкнул Алексея вновь из прихожей на лестничную площадку. Там Алексей, возмущенный негостеприимностью Раисы и ее друга, ударил Жигана кулаком несколько раз по голове и лицу.

«Этого еще не хватало», — зверея, подумал Жиган, который не имел ранее намерения драться с Алексеем, но так как драку начал первым посетитель, то Жиган теперь уже не имел права позволить ему уйти из дома без отмщения. Он с удовольствием как следует отделал Алексея, оставив его лежать на лестничной площадке между шестым и седьмым этажами. Покидая избитого и присмиревшего Алексея, Жиган сердито предупредил его: