Сумасшедший.

Беты (редакторы): raspberries_del

Вступление.

Удручающий пейзаж, за окном огромный парк, скидывающий последние листочки под порывами холодного осеннего ветра, смешанного с дождем.

Дождь.

В насмешку этот день из года в год им отмечен, заливающим пожухлые желтые листья. День, который я проклинаю и благодарю. Эти чувства — в равной степени до сих пор соперничают внутри. Ведь кого можно так неистово любить?

Того, кого всем сердцем ненавидишь.

— С годовщиной. — горячие губы этого сумасшедшего касаются скулы, а тело оплетают большие руки.

Красив…

Думаю, по привычке рассматривая его отражение в окне на фоне столь ненавистной затяжной осени. Волосы отросли, челка лезет в прищуренные глаза. Жмурится, вдыхая запах моей кожи, скрывая блеск сумасшедших, глубоких глаз. Все так же красив… и все такой же сумасшедший.

 — Ненавижу этот день. — шепчу, прикрывая глаза. Отклоняю голову, беззащитно обнажая шею. Доверяю.

— Знаю. — еще один смелый поцелуй касается уже моей щеки. — Но для меня этот день самый важный…

— Ты сумасшедший.

— Нет, я болен. — выдыхает в ухо, и еще тише, на грани слышимости, добавляет: — Тобой… — пальцы, мягко охватывая подбородок, поворачивают голову, а властные, но отчего-то особенно нежные в этот день губы, накрывают мои. Не закрываю глаз — не в этот день, — с какой-то маниакальностью слежу за тенями на его лице, что отсветами мелькают от буйной поздней грозы.

Красивый… сумасшедший… мой.

Потребовалось много времени, прежде я смогла это понять. Еще больше времени потребовалось принять все… как есть. Он — мой. Я — его. Хочется сказать: так сложилась судьба, но нет — так решил лишь он.

Ловлю.

— Это только начало, а мне уже все осточертело. — Виталька пинает камень, утренний ветер игриво пробирается под полы ветровки, отчего парнишка как воробей нахохливается. Смешной. Родной. Кусочек дома, что поддерживает в большом и незнакомом городе.

— А мне понравилось, особенно история у Андрея Васильевича.

— Заучка. — Виталька хмыкает, сплетает холодные пальцы с моими и целует холодными губами.

Мимолетная ласка, наверное, самое приятное в жизни. Мама говорит: любовь живет пять лет, дальше только привычка и уважение. И, немного нахмурив тонкие брови и скрывая улыбку, добавляет: «Наслаждайся моментами, доченька, их очень мало бывает во взрослой жизни». Я верю и помню, когда Витальку отправили к бабушке в деревню на лето. Оставив меня с воспоминаниями на целых три месяца.

— Сам такой. — обиженно отзываюсь и в отместку добавляю: — Тебя никто не заставлял ехать и поступать.

Он горько вздыхает и неожиданно лукаво улыбается.

— А как же любовь? — безнадежно добавляет и тут же морщится от моего слабенького удара кулачком.

— Говнюк. — а Виталька все больше улыбается.

Он не собирается оспаривать мое оскорбление — только хохочет, приобнимая за плечи. У нас с ним всегда так было, и встречались мы с ним с класса восьмого, что, собственно, уже составляет, ни много ни мало, четыре года. Когда возник вопрос по поводу будущего обучения, он поступил как мужчина, безапелляционно сказав: «Я туда, куда и ты». Все умилились.

Любовь, говорили взрослые, качая головами и улыбаясь.

Любовь.

Знали мы. Детская, неловкая, постепенно перерастающая во взрослую, осмысленную. Поцелуи, первый секс, дрожь двух тел, для которых перестает существовать остальной мир, потому как у них появляется одна тайна для двоих: у них любовь.

Красив ли он?

Кидаю быстрый взгляд на упрямо вздернутый нос, влажные, сочные губы, красные пятна на бледной коже втянутых щек, выгоревшие на солнце длиннющие ресницы, прикрывающие блеск зеленых глаз, кучерявая челка, норовившая залезть в глаза. Нет. Определенно не красавец, но в нем была харизма, скрашивающая все недостатки и не проходящая улыбка, после нескольких часов бурчания на раннюю побудку, а еще был легкий нрав, что кружил девчонкам голову.

— Вот это тачка… — мечтательно протянул Виталька, кивая в сторону, на стоянку, где уже по привычке скапливалась молодежь перед очередным учебным днем. Кто курил, бросая по сторонам не приязненные взгляды, кто стоял кучкой, рассматривая красивую, блестящую машину. Мой безразличный взгляд скользнул по железу и прикипел к небольшой шумной компании парней и девушек. Видимо на машине появился их друг, которого, к слову, они давно не видели. Кто с искренней улыбкой пожимал руку, а кто и ободряюще брал парня в захват, похлопывая по широкой спине. Не знаю почему, но я улыбнулась картинке искренней радости от встречи. — И достается же уродам. — Виталька вздохнул и потянул меня в серое, высокое здание, где перед входом, в лицо ударил нагретый кондиционированный воздух. — Блин, можно я тут останусь на пару часиков?

— Пошли, нюня! — половчее перехватила его руку и потянула.

— Злая ты.

Это был обычный учебный день, но отчего-то все же важный. Запоминающийся своей беспечностью и привычностью, а может и нет. Может он запомнился той компанией, что радостно встречала своего сокурсника.

Андрей Волков.

Шептались девчонки, прижимая ладони к румяным щекам, пытаясь подавить улыбки. Каждой достался комплимент, улыбка…

Он был милым, улыбчивым, общительным, не высокомерным. Я видела его в окружении сокурсников, и, что самое удивительное, он с большим удовольствием общался со всеми, даже так презираемыми всеми ботаниками. Да и вообще был просто хорошим парнем, несмотря на свое финансовое превосходство. Он был красивым и взрослым, что, собственно, только добавляло ему баллов. Получал второе высшее, только почему "очно", сплетники причин не называли. Собственно, меня мало это волновало: я по обыкновению слушала все эти сплетни в пол уха, пытаясь нормально позаниматься на свободной паре в библиотеке.

Что-ж, в тот день и меня не обошло знакомство с Андреем Волковым. Оно было странным.

— Ловлю. — воскликнул он, ухмыляясь, бросая несколько собственных книг на пол и перехватывая меня и стопку, которую я получила на нас с Виталькой в библиотеке, на выходе из которой я благополучно запнулась о порог. — Поймал.

Он смеется, аккуратно прижимая меня и успев перехватить несколько книг. Он высокий. Очень крепкий, и руки большие. Теплые. Пригибается, складывая книги, что успел спасти, помогая выпрямиться, заглянуть в его темные карие глаза. Смотрит в ответ, и смех его резко обрывается, а глаза… не знаю… в них проскользнуло что-то жуткое, странное, но тут же пропало. Он улыбнулся, и, прежде чем отпустил мою талию, его руки дрогнули.

— Спасибо… — прошептала и, скорее всего, покраснела от своей неловкости. Всегда так.