Вот о чем я подумал, встретившись за месяц до матча с Анатолием Карповым в стареньком арбатском переулке и услышав от него: «Будут впечатления».

Много известных шахматных центров есть на земле.

Париж, Лондон, Нью-Йорк, Амстердам…

Но главных — два.

Москва и Ленинград.

Ни один из других городов не дал столько чемпионов мира.

Мы благодарно храним в памяти имена мастеров редкого таланта, достойно представлявших Россию в крупнейших международных турнирах, — Михаила Чигорина и Александра Алехина.

Они закладывали основы отечественной шахматной школы. И были провозвестниками шахматного наступления, которое началось в послереволюционной России.

Шахматы стали неотъемлемой частью новой культуры.

Мы приглашали в трудные двадцатые годы таких прославленных гроссмейстеров, как Эммануил Ласкер и Хосе Капабланка, чтобы учиться у них. Мы не стеснялись произносить глагол «учиться».

Х. Р. Капабланка писал: «Мастера СССР растут на основе прекрасно организованной школы шахматного искусства. Будущее, а может быть, уже и настоящее принадлежит им по праву».

Дар предвидения всегда отличал незаурядных людей. Как и способность учить, влиять, помогать.

Сколько поколений советских шахматистов воспитывалось на книгах Х. Р. Капабланки, сколько знаменитых мастеров считало и продолжает считать славного кубинца своим первым учителем!

Вспоминает с благодарностью о Х. Р. Капабланке и А. Карпов: «Его книга была первой шахматной книгой, которую я изучил от корки до корки, причем не просто прочитал, а именно изучил. Конечно, его идеи повлияли на меня».

Советская страна впитывала высшие достижения шахматной культуры, чтобы, развив их и многократно умножив, сделать достоянием всего человечества. Мы предвидели, что настанет пора, когда к нам будут приезжать не учить, а учиться.

Сколько выдающихся мастеров, живущих в разных краях земли, прошли московскую выучку!

На Гоголевском бульваре стоит старинный нарядный особняк. Он был построен полтора века назад.

Теперь в этом особняке Центральный шахматный клуб СССР. Старинный дом, некогда славившийся картинами и посудой, и мечтать не мог о такой коллекции серебряных кубков, хрустальных ваз, расписных блюд, которые украшают один из его залов. Это трофеи, завоеванные советскими шахматистами на всех пяти континентах. Они с ослепительным блеском подтверждают ту очевидную истину, что на советской земле выросло больше талантливых шахматистов, чем во всех других странах, вместе взятых (вспомним, что не так давно сборная СССР победила сборную мира).

И еще. Из двенадцати чемпионов мира, которых знает история шахмат, семеро наши соотечественники.

Вслед за Александром Алехиным, владевшим короной в 1927—1935 годах и с 1937 года до конца жизни (Алехин скончался в 1946 году в Португалии; смерть застала его в скромном отеле за разбором шахматной партии), чемпионом стал Михаил Ботвинник, одержавший в 1948 году победу в матч-турнире сильнейших шахматистов.

Годы Михаила Ботвинника: 1948—1957, 1958—1960, 1961—1963.

Годы Василия Смыслова: 1957—1958.

Годы Михаила Таля: 1960—1961.

Годы Тиграна Петросяна: 1963—1969.

Годы Бориса Спасского: 1969—1972.

В 1972 году Борис Спасский потерпел в Рейкьявике поражение от Роберта Фишера.

В 1975 году чемпионом был провозглашен Анатолий Карпов.

Все это предыстория. Новая история писалась в Багио.

В одном из своих интервью на вопрос: «Мечтали ли вы стать чемпионом мира?» — Карпов ответил:

— Не представляю, как о таком можно мечтать. Можно поставить перед собой цель стать мастером, сильным мастером, гроссмейстером. Подобные задачи я и ставил перед собой одну за другой. Даже закончив школу довольно сильным мастером, я не заглядывал настолько далеко. Все произошло так быстро, что я и опомниться не успел…

Но слава приходит раньше признания. В этом отношении для меня дороже признание и творчество. В меня как-то долго не верили. Я был сильным мастером, а меня всерьез не принимали. Стал гроссмейстером — тоже в расчет не брали. Стал претендентом на матч с чемпионом мира, но вплоть до финальной встречи большинство пари заключалось против меня.

— Чем вы объясните, что к этому времени мнение шахматной общественности резко переменилось?

— Наверное, надоело проигрывать пари.

— За последние три года вы участвовали в шестнадцати всесоюзных и международных турнирах. В тринадцати из них добились победы. В ранге чемпиона мира ни один шахматист не играл так интенсивно.

— Раньше чемпион мира действительно мог позволить себе на долгое время уйти, что называется, в тень, а затем, подготовившись к финальному матчу, защитить свой титул. Возьмите хотя бы Михаила Ботвинника, который мог сочетать шахматы с серьезной научной работой. Я же, например, получил в Ленинградском государственном университете специальность экономиста, но заняться научной работой не могу[1] — шахматы стали другими. Они развиваются так бурно, что отойди от практической игры хотя бы на полгода — и ты рискуешь остаться далеко позади современной шахматной мысли.

Кроме того, я уже говорил, что люблю играть. А выигранные турниры дают еще и психологические преимущества, уверенность в собственных силах.

— Можете вы сравнить Карпова-претендента с Карповым — чемпионом мира? Какие перемены замечаете вы в себе?

— Я стал взрослее, даже в весе «посолиднел» на десять килограммов. Стал злее как боец. Признаюсь: очень не любил проигрывать.

Мы врезались в промерзшую стратосферную сибирскую ночь со скоростью тысяча километров в час. Казалось, что ночь застекленела от мороза. Во втором часу кабину уснувшего самолета начали озарять яркие всполохи. Мы пролетали над Самотлором с его циклопическими разбросами горящих газовых фонтанов.

Скорость, с которой не доводилось раньше летать, настраивала на определенные размышления. Вспомнилось, как когда-то в качестве специального корреспондента участвовал в предпассажирских рейсах самолетов Ил-12, Ил-14, Ил-18. Вроде бы совсем недавно это было, но как медленно летали самолеты, которыми мы гордились! Подумал о том, что каждые двадцать лет авиация в три раза увеличивает свои скорости, а человечество примерно в два раза умножает свои знания.

Мы стараемся заглянуть в будущее, чтобы узнать хотя бы отдаленно возможности нашего ума, наших мускулов и нервов, пытаемся предугадать, на что будем способны завтра и послезавтра, как глубоко проникнем в тайны космоса. И в тайну «самого себя».

В Токио нас возили по городу, показывали олимпийские сооружения. Я мысленно переносился в тот самый праздничный осенний день 1964 года, когда на этом стадионе, в этом плавательном бассейне, в этих залах шла острая спортивная борьба. Сколько прошло лет с 1964-го? Только-то? Но что стало с рекордами, которые пленяли наше воображение в ту пору! Мы радовались им радостью младенцев, которым подарили нехитрую игрушку. Считались рекордами на грани фантастики, но один за другим мирно канули в Лету, а в таблицах появились новые результаты. За эти годы человек столько узнал, сотворил столько духовных, моральных и технических ценностей, что просто не мог не установить новые рекорды. Спросим себя: разве шахматы исключение? Пусть они стали прагматичнее чем когда-то, что из того? (Было время, сто — двести — четыреста лет назад, когда создавались такие комбинационные шедевры, как «зеленая партия», «бессмертная партия», «бриллиантовая партия»… увы, знаменитые комбинации были возможны только потому, что один из партнеров не знал тех тонкостей теории, которые проходят сегодня в пионерских кружках). Сегодня в шахматах меньше головокружительных комбинаций, но насколько глубже стала стратегия, как достоверно отразилась на шестидесяти четырех клетках способность человека с каждым десятилетием все шире раздвигать границы своего ума.