— Этот нам подходит, — решил Мулерман.

Трикотажные цехи организуются в других лечебных

мастерских, где акционеры ставят преданных людей. В эти дочерние предприятия продается шерстяное полотно, а доход делится между всеми акционерами. Постепенно трикотажный цех Мулермана перерастает в перевалочную базу. Отсюда идет снабжение оборудованием и сырьем почти всех мастерских психоневрологических диспансеров, больниц, где вырабатывали трикотаж. Снабжение пряжей они также взяли в свои руки. В своем цехе они поддерживали железную дисциплину. «С больных надо строго спрашивать, иначе нельзя», — требовал Торчинский.

Вот, например, докладная записка от механика Губанова на имя Торчинского:

«Прошу удержать с мастера цеха Ворониной за пропажу косынки из цеха во время штопки 52 (пятьдесят две) коп.».

С Ворониной деньги удержаны.

Зачем это нужно, если цех выпускает десятки тысяч неучтенных косынок? К чему вся комедия?

— Люди работают, они могут ошибиться, — строго говорил Торчинский. — Пусть у нас числится недостача одной косынки, все должны видеть, что мы не потерпим разболтанности и разбазаривания продукции.

Акционеры устанавливают связь с предприятиями, которые производят окраску, отделку шерсти, выделяя им соответствующую долю.

— Не экономьте на компаньонах, — учил Мулерман, — не наживайте себе врагов. Лишняя сотня рублей — лишний узелок, который нас с ними вяжет в одно целое.

Мойка шерсти, например, шла через Могилев из артели «30 лет Горсовета». Могилев обеспечил мойку 210 тонн и получил за это пять тысяч рублей. Уже знакомые читателю предприниматели Стацюк и Соловьев за шерстяную и полушерстяную пряжу получили девять тысяч.

Свыше ста сделок Мулерман и Торчинский совершили с работниками магазинов Поздницким и Говорухиным. Мулерман взял на этих операциях семьдесят шесть тысяч, а Поздницкий и Говорухин — около тридцати.

Все рассчитали предприниматели, все учли, обо всем подумали, начиная свое дело. И все-таки они просчитались. И дело здесь вовсе не в этой дурацкой трамвайной истории, в которую по своей жадности влип Торчинский. И не в том клубке шерсти, которую перехватил следователь Крапивин. Просчитались коммерсанты потому, что они открыли свое дело с пятидесятилетним опозданием. Мулерман верно подметил тот факт, что изменился ритм жизни. Но он не увидел или не хотел видеть, как изменились сами люди.

Продавцы трикотажных магазинов, няни из диспансера, уборщицы из мастерских приходили в милицию, в ОБХСС и сообщали о ненормальном положении, о темных махинациях компаньонов.

Мулерман и компания летали на курорты на самых современных самолетах, они покупали новейших марок телевизоры и холодильники. А рассуждали так же, как рассуждали их допотопные предки. Им казалось, что и в наши дни за деньги можно сделать все. Что все покупается и все продается. И действительно, за деньги один из компаньонов, Стацюк, продает, буквально так, свою жену Мулерману.

Деньги он хранил в стеклянных бутылях. Их было четыре. Нашли эти бутыли. Они запечатаны сургучом и стеарином. В чемодане — пачки двадцатипяти и десятирублевок.

Но оказалось, что Мулерман скупал золотые монеты, валюту, ценности. Следствием установлено, что золотых монет, ювелирных изделий с бриллиантами, слитков Мулерман скупил на пятнадцать тысяч рублей. И эти сокровища у экономически подкованного Мулермана не лежали мертвым капиталом. Он то и дело пускал их в оборот, продавал, как только складывалась благоприятная конъюнктура.

Тысячу двести рублей уплатил Мулерман за платиновое кольцо с бриллиантами в девять карат. Пусть полежит, придет и для него время. Шестиконечная звезда с жемчужиной, удивительные золотые серьги. Почему не купить? Пусть полежат. Покупаются золотые монеты царской чеканки. Они задерживаются у Мулермана ненадолго. Сегодня покупает — завтра продает, лишь бы была выгода.

Мулерман относится к числу тех, кто всю жизнь знал только одно — деньги. Трудно найти что-то светлое в его биографии. Правда, когда-то он учился, окончил четыре курса института. Но бросил учебу, стал искать легкую жизнь. Был осужден за крупное хищение государственных ценностей к 10 годам лишения свободы. Освобожден условно-досрочно. Государство предоставляет ему возможность исправиться и встать на правильный путь. А он снова возвращается на тот же путь спекуляции и наживы.

При обысках у него изъято следственными органами тридцать тысяч рублей наличных денег, 23 килограмма золота в слитках, монетах и изделиях. Мулерман только в мастерских вместе с Торчинским и другими лицами присвоили свыше двухсот тысяч рублей.

— Зачем вам столько денег? — спросил его следователь на одном из последних допросов.

— Видите ли, гражданин следователь, я давал себе торжественную клятву: будет сто тысяч, я остановлюсь и выйду из игры. Можете спросить Торчинского, я ему об этом говорил. Я получил эти сто тысяч, но остановиться уже не смог. Вы знаете, как ловят обезьян в Африке для зверинцев? В узкую трубу кладут банан. Обезьяна просовывает туда лапу и хватает плод. К ней подходят люди и берут ее. Вот так и я.

— Ну вот, видите, вы сами пришли к тому, как низко вы деградировали, Мулерман. Вы снова вернулись в первобытное состояние.

— Очевидно, вы правы.

Правосудие свершилось.

Все участники хищений осуждены. Мулерман приговором Верховного суда осужден к высшей мере наказания с конфискацией всего имущества.

В конце марта 1966 года в город Калинин из Ивано-Франковской области приехали на колхозном грузовике Михаил Антосяк и Андрей Костенко. Они привезли в этот северный край полную машину ароматных яблок. Чтобы не стоять, не маяться на рынке, колхозники продали почти весь свой товар тресту столовых и ресторанов. Продали выгодно: выручили без малого тысячу рублей. Выдали им, правда, половину, за остальными просили заехать завтра. Потому и пришлось им задержаться еще на день в Калинине. Из-за одной ночи они не стали даже устраиваться в гостиницу или искать квартиру.

Но как не выпить в честь успешного завершения торговли? Михаил сбегал за водкой, а Андрей стал резать колбасу, огурцы. Можно было приступать к трапезе, но вот беда — не оказалось хлеба.

— Хлеба? — переспросил неожиданно появившийся около машины незнакомец и улыбнулся: — Сейчас принесу. У меня в гостинице есть. Подождите.

— Слушай, друг, — сказал Михаил, — захвати уж тогда пару бутылок воды. Люблю, знаешь, запить чем-нибудь.

— Будет сделано.

Не прошло и десяти минут, как незнакомец принес и хлеб и лимонад. Он уже совсем по-свойски залез в кабину грузовика, деловито откупорил бутылки с водой.

— За что выпьем? — поинтересовался он, принимая от Михаила стакан.

Новые приятели не стали скрывать причины, даже выручкой похвастались. Незнакомец от души порадовался их успеху и выдвинул свое предложение:

— Слушайте, друзья, у меня тут сорок ящиков мандаринов. В этом населенном пункте мне настоящей цены за них не дают. Махнем на вашем кабриолете куда-нибудь поближе к Москве. Реализуем товар, выпьем за мой успех. Идет?

— Это можно, — согласились уже подвыпившие хозяева «кабриолета», — порядочному человеку отчего же не сделать одолжения?

Новый приятель поблагодарил за гостеприимство, за готовность выручить человека из беды и попрощался.

— До завтра.

Антосяк и Костенко устроились на ночлег прямо в машине. А часа в четыре утра их разбудил вчерашний собутыльник. Он бросил в Михаила мандарином и весело сказал:

— Можете меня поздравить! Пока вы тут дрыхли, я нашел отличного покупателя. Взял у меня сразу все сорок ящиков и дал кучу денег. Даже просто не верится. По этому поводу грех не выпить. Тем более что я у вас в долгу. Ну, подъем! За дело!

Упрашивать хозяев долго не пришлось. И вот Андрей уже режет остатки колбасы, а Михаил открывает банку консервов. Между тем мандариновый владелец достал из чемоданчика большую бутыль и объявил: