Да, конечно, Ефимов. Но «митинг» есть соперничество, а кто годится в конкуренты Михаилу Никифоровичу? Васильев?

Явился в столицу наподобие «черной маски» турнира борцов, этакий таинственный «мистер Икс», о котором шумела-гремела провинция, и нижегородские, самарские, саратовские, астраханские, тифлисские, эриванские, ташкентские франты надвигали, как он, на нос клювастые английские кепи, подстригали усы «а ля Васильев», дымили трубками. Но провинция и есть провинция. Не успела начаться Неделя, как «Новое время» объявило, что у Ефимова соперников тут нет: «Хотя в полете г. Васильева и чувствуется твердое владение аппаратом, однако же атеррисаж не ефимовский — недостает плавности и чистоты». (Братья Суворины вышли уже из компании, арендовавшей аэродром).

Возможно, их пророчество расходило и самого Михаила Ефимовича. Меж тем в первый день лучшим в полетах на продолжительность был Васильев, в третий за планирующий спуск главный приз имел он же, затем опередил Ефимова по части точности приземления, затем (на него начали делать ставки, как на Крепыша какого-нибудь) установил рекорд высоты этих состязаний — 1650 метров, на 20 метров превзойдя Ефимова («полкорпуса!» — кричали заядлые лошадники), и под конец победил в краткости взлета. Итог: он выиграл 10660 рублей, Михаил Никифорович — 9875. Оба объявили, что часть своих призов выделят в пользу семьи покойного Смита.

И вот уж волочит к нему свою треногу съемщик синематографической фирмы Ханжонкова, выпускавшей ленты наподобие всемирной «Патэ журналь»: «Профиль извольте… Анфас прошу… Теперь влезайте в машину, влезайте… Вылезайте! Да, а где ваша трубка — без трубки никак невозможно! Пардон, а супруга здесь? Лидия Владимировна, если не ошибаюсь? Прелестнейшая Людмила Васильевна, попрошу объятие: супруг спустился с небес, невредим, о, какое облегчение! Леокадия Петровна, теперь поцелуй в диафрагму! О, какой кадр!»

Экранная слава и тогда, как сейчас, самая звонкая.

Аппараты уже везут на Николаевский вокзал, чтобы переправить в Москву. Белокаменная тоже решила провести Неделю полетов. Среди участников и те же: Ефимов и Васильев (теперь оба — фавориты, главная приманка), и истый феникс Сципио — даже с двумя аэропланами: собственным, наспех отремонтированным, и и тем, который, не спя ночей, починил и продал ему князь Кудашев, не теряющий, как все фанатики изобретательства, надежд на свое детище. Дель Кампо хромает, стонет, но крутит ус, и заломлена на ухо шляпка-канотье из парижской соломки.

Ожидаются и другие — оба недавно взволновали Москву полетами над рекой, над Серебряным бором: коренной уроженец Белокаменной Борис Масленников и выходец из Польши Адам Габер-Влынский…

У Масленникова в первый же день на высоте заглох мотор. «Фарман» падал в тишине, кто-то из зрителей шепотом предположил, что румяный веселый земляк просто демонстрирует чудеса планирующего спуска. Но над самой землей «Гном» зататакал, и когда любопытные ринулись к месту падения, там лежал, взрыв землю Ходынки надломленным крылом, аппарат, а рядом — смеялся Борис Семенович:

— Шестнадцатое падение — гханднозно! (Он слегка картавил). Вообще это иногда полезно — полирует кровь.

Солнце клонилось за кромку Серебряного бора, над багровым диском кружили два аппараты: повыше — Ефимов, пониже — Васильев. Первый русский летчик, потерпевший первое поражение от новичка, решил здесь-то наказать во что бы то ни стало.

В Москве Ефимов выиграл. Но и итоги московской Недели разочаровали. Во всяком случае, прессу. Во-первых, высоты петербургского Васильевского рекорда победитель не достиг. Во-вторых, попытки соревноваться на точность спуска так попытками и остались, В-третьих, с репортерами обходились плохо: от ангаров гоняли, с мест для публики тоже, сколотили какой-то ящик и засунули туда. Секретарь московского клуба г. Штробиндер по простоте душевной брякнул: «Раз вы не делаете снимков, значит, и пускать вас бесполезно». Наконец, в буфете дороговизна: рюмка водки — полтинник, чай с пирожным — 60 копеек, где это видано?

Рассерженные репортеры высмеяли один из главных аттракционов, имевший военное значение. Собственно, начало опытам было положено еще в Петербурге — там с высоты пилоты кидались апельсинами в движущийся автомобиль, демонстрировали бомбардировку. В Москве Ефимов показывал номер более эффектный — взрыв порохового погреба. Взял с собой офицера, опустился, пассажир выскочил, поджег бикфордов шнур, из-за леса вымахнули казаки с пиками наперевес, но машина была уже в воздухе. Решено было провести также подобие полетов с донесением. Но погода испортилась, и газетчики, обиженные аэроклубом и буфетчиком, сорвали зло на авиаторах:

«Гонцы вели себя как знаменитые гастролеры.

— Михаил Никифорович, может быть, вы будете любезны полететь сегодня с донесением?

— Что-то не погода не очень нравится.

— Помилуйте: тишина, ни облака.

А если война?

— Ефимов, отправляйтесь немедленно на разведку!

— Что-то, ваше превосходительство, вон та туча мне не нравится».

Хихикали они, в общем, зря: и Ефимов, и Васильев летали «с донесением» в район станции Клин.

Более того, когда пробил час, оба ушли на фронт добровольцами.

Но тут иной возникает вопрос: почему ни во второй петербургской, ни в первой московской Неделе не принимали участия военные летчики — гатчинцы и севастопольцы?

Только факты — пока без комментариев.

Когда стало известно о замысле перелета, все офицеры-летчики Севастопольской школы попросили, буде таковое мероприятие, записать их для участия всенепременно.

Разрешение военного министерства звучало странновато: лететь отдельно от штатских. Те, мол, профессионалы, эти — любители, условия, мол, неравные.

Вспомним, однако: Руднев уже летал в Петербург из Гатчины, за ним другие. Пиотровский — из Петербурга в Кронштадт. Через год, в 1912-м, лейтенант Виктор Дыбовский — участник Цусимского боя! — совершит перелет Севастополь — Петербург (2300 верст), штабс-капитан Дмитрий Андреади: Севастополь — Одесса — Харьков — Москва — Петербург (2900 верст, причем безо всяких аварий, лишь под Валдаем сменит мотор). В 1913 году он проложит маршрут Феодосия — Севастополь — Керчь, а затем летчики школы под его руководством целым отрядом пролетят из Севастополя до Евпатории и обратно.

Севастопольская школа, по заявлению ее начальника кавторанга Кедрина, готова была выставить на старт в Петербурге по меньшей мере десять пилотов.

Так же страстно рвались лететь гатчинцы. Еще в феврале на заседании оргкомитета перелет было решено провести — в целях облегчения допуска военных авиаторов — во время лагерного перерыва, между 10 и 17 июля.

В мае же Рудневу, Горшкову, Когутову и их товарищам объявлено то, что они сочли недоразумением. Поразмыслив — издевательством. Штаб Петербургского военного округа позволил лететь, однако — лишь в пределах губернии, не далее. А как же Москва, конечная цель? Заворачивать, что ли, домой возвращаться?

Семнадцатого апреля — обнадеживающая (по крайней мере, севастопольцев, уже готовивших машины) весть: от гарантийного взноса они освобождаются. А через несколько дней бедные (истинно бедные, хотя получали небольшую приплату — за опасность) поручики, штабс-капитаны, флота лейтенанты и капитан-лейтенанты были обданы ушатом холодной воды. Военный министр генерал-адъютант Сухомлинов позволил им лететь из Петербурга в Москву, но — лишь на собственных аппаратах. Ни у кого таковых не было, взять — неоткуда, купить — не на что.

Еще несколько фактов.

В феврале подтверждено, что старт разрешается дать на новом военном аэродроме в районе Корпусного шоссе с тем, чтобы трасса легла прямо на Москву. В апреле военное ведомство отказалось предоставить это поле. Оргкомитет вошел в контакт с товариществом «Крылья», владевшим Комендантским аэродромом. Это породило определенные трудности, так как надо было лететь над столицей, чего не позволяло градоначальство. Единственный путь — облет города над морем с последующим поворотом на Корпусное шоссе. 30 июня (за 10 дней до старта!) кредиторы «Крыльев», не получившие удовлетворения по своим претензиям, связанным со второй петербургской Авианеделей, наложили на аэродром арест. Кто-то из комитетских недоумков высказал идею: стартовать… с шоссе у Царскосельского вокзала. Но в этом случае начальство запрещало допуск публики. Кинулись умолять кредиторов «Крыльев». И в этот последний момент военное ведомство, словно бы в насмешку, заявило, что оно не против предоставить Корпусной, однако, к величайшему сожалению, времени подготовить его надлежащим образом (ангары в должном количестве, возвести трибуну) уже не имеется.