Еще через несколько лет я узнала, что они развелись, что он забрал из квартиры почти все, и что они до сих пор делят саму квартиру, потому что он имел право на 25 процентов площади, а подходящего размена все не было. Что Наташа страшно постарела, потеряла почти все свои роскошные волосы, что дети у нее учатся в институтах и большие молодцы, что Мишка ходит к ним под окна ругаться и иногда даже стреляет у них под окном из своего охотничьего ружья и кричит, чтобы Наташка-сука отдала его норковую шапку.
Что же это такое? Неужели нет ни одной хорошей истории для моей повести? Неужели только грустные и печальные?
Очень часто я думаю про мою маму. Наверное, она была счастлива с моим отцом. Они прожили вместе всю жизнь, отец умер несколько лет назад, и мама одна до сих пор. Конечно, она его любила, заботилась, как умела, была ему преданной. А моя бабушка часто напевала шутливую припевку:
– Да, хорошо тебе, маменька, с родным-то батюшкой, а меня отдаете за чужого дяденьку.
Моя бабушка часто напевала старые русские народные песни. Я их слышала все свое детство, никогда особенно не задумывалась – а что же в них такого грустного, почему они такие протяжные?
Женщины жалуются на свою долю, на злодея-мужа, который их бьет, на бедность, на свекровь, на мужнину родню. В некоторых песнях женщины предостерегают молодух не ходить замуж, подольше оставаться в родительском доме. В других песнях женщины насмехаются над злодеем-мужем и его родней с весельем висельника, а, была – не была! Часто в женских песнях говорится о том, что хороша жизнь, если муж хороший, а если плохой – то жизнь тяжела. А песням этим очень много лет, то есть выходит, что женщины были несчастливы с мужьями и до революции, и до войны, и до перестройки? И очень интересно, только ли мы, русские женщины, рассуждаем так?
История моего первого замужества, которое продлилось всего два или три месяца, может быть одной из затейливых иллюстраций к всемирной женской истории.
Когда мне было лет 18, я пала жертвой своей первой настоящей любви. Школьные истории и дружбы, а до них почти детсадовские влюбленности – не в счет.
Итак, мне было 18, и я только что сдала свою первую в жизни сессию в институте. На новогодней дискотеке в холле общежития среди шума и мигающих огоньков он увидел меня. Я-то его как раз не видела. Я была занята своим платьем, которое мне сшила мама чуть ли не из занавески, по крайней мере, ткань выглядела как тюль. Я навертела волосы на бигуди, потом взбила их до невероятного объема, подвела глаза и накрасила губы, и со всей этой красотой, невероятно погруженная в себя, стояла у колонны.
Тут Он и возник. Все мы переживали нечто подобное – вот тут Он и …
Он взял меня за руку и повел танцевать. Он ничего не говорил, просто смотрел на меня, откинув голову. Представьте, какая каша у меня возникла в голове. Неужели платье сыграло? Или прическа? Я ему понравилась! А что говорить-то? Надо что-то говорить. Но я могла только глупо улыбаться. И он произнес свою коронную фразу:
– Так улыбаться может только настоящая женщина.
Это я-то? Я и не женщина вовсе, а девушка. Вот оно, определение третьего пола. Не женщина – это значит мужчина. Но и не мужчина. Тогда кто? Третий пол, то есть девушка…
Так я хотела ему понравиться, так хотела быть около него! Меня не отпугнуло ничто – ни резкий запах пота, ни рыжие волосы, ни белесые ресницы, ни заумные разговоры о призвании и творчестве. Что вы! Ведь он учился на четыре года старше и вот-вот должен был стать дипломированным архитектором.
Он и тогда уже был звездой на своем курсе, и это еще больше толкало меня ему понравиться. Я старалась. Каким-то своим чутьем я поняла, что нравиться легко, надо просто мимикрировать. Точно копировать его, подражать ему, говорить то, что ему хочется услышать.
Если ему нравилась деревянная резьба на старых домах, то и я отчаянно восхищалась этим. Он рассказывал мне про белую, черную и красную керамику, и я немедленно стала любить и это. Всякие висюльки на лямочках – пожалуйста! Роль женщины в семье – как пожелаете, могу и хозяйством заниматься. Я была как воск в его руках, а он говорил об удивительном родстве душ.
Однажды он решил познакомить меня со своими родителями:
– Перед свадьбой было бы неплохо нам всем познакомиться.
Мы ехали к нему домой и смеялись.
Я окончательно растаяла. Я превратилась в растопленное сливочное масло. Я потеряла всякую форму. Я была его.
Нетрудно догадаться, что через пару недель после нашего знакомства с его родителями он меня бросил. Он просто исчез! Сбежал. Потом он ко мне уже никогда не вернулся. А я сидела под его дверью в общежитии, и в животе у меня был дикий холод. Я умирала. У меня не было формы, я не могла быть больше ничьей, даже своей. Тянулись какие-то дни, какие-то ночи, моя жизнь исчезла.
Я не говорю, что я умерла. Нет, я жива, как видите. Просто моя жизнь тогда исчезла.
От горя, и не зная, куда себя деть, я очень часто приезжала к его другу домой. Друг был женатый, проживал в отдельной комнате, его жена накрывала стол, и народу у них набивалось достаточно. Мне казалось, что, бывая у его друга, я продолжаю общаться с ним самим.
На одной из таких посиделок некий Саша взял меня за руку и сказал, что сегодня он меня будет провожать. Я не сказала «нет» потому, что вообще ничего сказать не могла. Во мне не было жизни, воли, желаний, вкусов – ничего.
Раз провожать – значит, провожать. Если бы он, этот Саша, сказал: «Сейчас будем прыгать с крыши», я бы прыгнула. Мне было все равно. Саша поехал меня провожать, а по пути домой сделал мне предложение руки и сердца. Я подумала, что вот как хорошо, можно выйти замуж. А то вдруг больше никто не позовет. Заодно можно переехать от мамы, потому что мама, как мне тогда казалось, меня порядочно достала.
Конечно, никто меня не спросил ни о какой любви. Саша мне не понравился. Но это не имело значения. Я даже не пыталась себя остановить. По дороге в ЗАГС я подумала: «Если что, разведусь».
Что такое это «если что», я не знала, но смутно понимала, что все неправильно.
Через пару дней семейной жизни я поняла, что не могу спать со своим новым мужем. Не в смысле иметь секс, а в прямом смысле – спать в одной кровати.
Он мне был противен. Но не говорить же сразу на третий день, что пора разводиться.
Я стала терпеть. Отворачивалась, когда он меня целовал. Не хотела смеяться, когда он шутил. Не любила на него смотреть. Особенно меня раздражало, что на мое негативное к нему отношение он не обращал никакого внимания, продолжал смеяться и лез целоваться.
Через пару месяцев мы развелись. Я его допекла. Он ушел от меня к своей соседке по служебному кабинету. Прожили они довольно долго, завели детей и, наверное, были счастливы.
И вот я думаю: почему это все со мной случилось? Ведь я никогда не была дурой, а выходит, что была, и именно дурой. Почему я не выбирала себе пару сама? Почему я была выбираемой?
Кажется, этот страдательный залог, или как это там называется, сыграл со мной очень злую шутку.
Ответ будет таков – мне и в голову не приходило, что я могу выбирать. Я могу притягивать как магнит. Как душистый цветок на раскаленном зноем поле распространяет сладкий аромат и приманивает пчел, так и я должна была нравиться мальчикам, быть удобной и приятной для них, а уж кто прилетит и сядет на мой цветок – это как Бог даст. То и будем кушать.
Вместо того чтобы хоть как-то постараться разобраться в своем избраннике, я была занята копанием в себе. Я решала глобальную проблему – а нравлюсь ли я ему? Если нет, то что делать и кто виноват?
Сегодня по телевизору увидела ток-шоу про женщин. Какие они одинокие и несчастные. Одна из героинь, плача, рассказывала, что муж избил ее, когда она была на четвертом месяце беременности. С мужем пришлось расстаться.
Ведущая, одна наша музыкальная дива, спросила героиню, а что такое вдруг случилось с мужем, что он напал на беременную жену? Может, у него произошло временное помешательство рассудка? И так ли внезапно он помешался в уме?