17.09.58. Вместе с Лешей Исаковым сели помогать ребятам. Готовится проект комсомольского лесхоза. Даешь Кедроград!»

Село Чою заливали дожди. В ту осень землю так развезло, что на улицах тонули тракторы. Но ребята не замечали погоды. По шестнадцати часов в сутки сидели они над блокнотами, таблицами, картами. В большой избе-пятистенке стояли печь да сдвинутые вместе грубые столы. Поздно ночью Ивахненко и Новожилов уходили к себе, а остальные укладывались спать, раструсив по полу солому. Составлять проект горноалтайского комплексного комсомольского лесхоза ребятам помогала группа специалистов из Барнаула и Москвы. Руководил всей работой С. А. Хлатин, специально приехавший в Чою.

Седой, уравновешенный (ему давно перевалило за полсотни), Сергей Андреевич Хлатин был еще скор и точен в движениях, вынослив в тайге, непобедим в споре. Полтора месяца он ездил верхом по лесничествам и участкам леспромхоза, собирал факты, документы, данные статистики. Несмотря на то, что уставал он сильно, что некогда было даже мало-мальски наладить быт, в окружении ребят Сергей Андреевич чувствовал себя прекрасно — легко и светло было на душе, как в далекие дни юности. Он смотрел сейчас на Сергея Шипунова, и наслаждался, и удивлялся, и завидовал тому, что парень так начинает свою жизнь…

На молодого директора свалилась куча дел, которые не терпели отлагательства. Лесхоз был запущенным, разваливался, как старая телега на тряской дороге. Чойские «куркули» тянули с хозяйства, что могли, — транспорт, сено, лес. Сергей сразу запретил бесплатное пользование машинами и лошадьми, издал приказ, запрещающий шоферам работать «налево». Вскоре шофер Сашка Резников сел ночью в пьяном виде за баранку, долго петлял на машине по грязи, потом загнал ее в Чойку. Машину кое-как вытащили из реки тракторами, а Резникова Сергей уволил. Тот пришел ночью, когда все работали, под окна, закричал:

— Эй, директор! Застраховал свою жизнь? Выйди, поговорим!

Сергей метнулся на крыльцо, но буяна и след простыл.

Директор разрывался на части. Приходил вечером в свою задымленную многолюдную «квартиру», зажимая грязные сапоги в двери, стаскивал их и, пошатываясь, путаясь в сырых портянках, брел в комнату. Ночью поднимался с соломы, крутил головой, чтобы согнать сон, и садился до утра за проект. В вводной части к проекту он писал:

«Прителецкий кедровый массив — сокровище Горного Алтая. Здесь когда-то заготавливали до 6 тысяч тонн ореха в год, массу пушнины, меда, ягод, лекарственных растений. Но эксплуатация кедрачей велась варварски — кедр заражался гнилями от ран, нанесенных колотами, неоднократно горел. Сейчас стоит около 60 тысяч гектаров зараженных кедровников, пожарами уничтожено 80 тысяч гектаров. А перед войной начали рубить сырые кедрачи. Десятки тысяч гектаров вырубок — необлесившиеся, дикие пустыри…

Надо, чтобы на смену леспромхозам и другим лесозаготовителям — химлесхозам, промхозам, рабкоопам, орсам, семучасткам, «дикарям» — пришло единое хозрасчетное государственное хозяйство…»

И дальше полтораста страниц подробных научных обоснований, экономических расчетов, диаграмм и схем. Ребята отпечатали проект в двенадцати экземплярах, разослали его, отправили Сергея в Барнаул, наказав биться за комплексный лесхоз до конца.

Он вернулся через неделю. Друзья с нетерпением окружили его.

— Ну?

— Как решили?

— Не томи, Серега!

Сергей слабо махнул рукой: да чего, мол, тут объяснять — плохо, братва, наше дело…

— А в чем же задержка? — спросил Володя Ивахненко.

— Лесозаготовители запрет наложили. Так и записали: «Категорически против…»

— Ну и что же теперь?

— Драться будем.

Побелели сизые горы, обступавшие Чою, запорошило долину. Сергей проводил Виталия Парфенова и Лешу Исакова до Горно-Алтайска: им надо было скорей в Ленинград, дослушивать последние лекции, писать дипломные работы. Всю дорогу Сергей был задумчив и молчалив. Прощаясь у бийского автобуса, Виталий глубоко заглянул другу в глаза, тихо и серьезно спросил:

— По-прежнему веришь в мечту, Серега? Сергей помолчал, докуривая сигарету частыми затяжками, бросил окурок в снег.

— Да вот, понимаешь, — сказал он, — собираюсь бросить курить.

— Это ты к чему? — не понял Виталий.

— Наши кедрачи будут! — сосредоточенно сказал Сергей. — А раньше, знаешь, в урочищах костров не разводили, и старики наотмашь били пацанят по губам, если те закуривали в кедраче. И знаешь, почему? Кедр как порох и горит до последней головешки. Смола! Я, между прочим, много думаю над тем, каким — образом кедр в доисторические времена сумел заполонить всю Сибирь и отчего вымер. Может, монголы во время нашествия его спалили? А, Вить? Понимаешь, верховой пал в кедраче идет со скоростью ветра. И еще я думаю…

Он не успел договорить, Виталий с восторженным криком облапил Сергея, стиснул так, что у того прервалось дыхание, повалил рядом с автобусом в сугроб.

— А ну тебя к черту! — Сергей едва вырвался, морщась, потер плечо. — С тобой, как с серьезным человеком, говоришь, а ты… Медведь! Вернешься к нам — рогатину буду с собой носить.

На обратном пути в Чою Сергей думал о друзьях — о розовощеком порывистом Виталии, о бородатом Лешке Исакове, что хохотал, как сумасшедший, глядя на их прощание, о Володе Ивахненко и Коле Новожилове, о Володе Ульянове.

Кто из них надежнее всех? Кто способен выдержать борьбу, которую они сейчас начали? Кто окажется слабее всех и отступит первым? Сергей отдавал себе отчет, что, может быть, не год и не два, а больше отделяет их от реализации мечты.

Поздно вечером Сергей зашел к Ивахненко. Тот угостил его молоком, зная, что директор ест когда попало. Отхлебнув из кружки, Володя вдруг скорчился и застонал.

— Язва? — опросил Сергей. — Опять прижало? Володя кивнул, не глядя на товарища.

— Все говорят, курить надо бросить, — сказал Сергей. — Сразу! Помнишь, как Павка Корчагин бросил?

— Говорить мы все мастера! — простонал Володя. — Попробуй брось!

Сергей подошел к печи и швырнул в нее пачку «Памира».

— Видел?

И — как отрубил… С такой же решительностью Сергей пресек в лесхозе пьянство, бросил весь транспорт на вывозку леса, затеял строительство лесозавода, добился нарядов на получение двух мощных тракторов, автомашины и пилорамы. Молодые инженеры лихо взялись за дело, работали с утра и дотемна, ошибаясь, страдая, как ошибаются и страдают все начинающие хозяйственники, у которых совсем нет опыта, очень плохо с бюджетом и невероятно трудно с людьми. Но им во что бы то ни стало надо было поднять это запущенное хозяйство, тогда в Барнауле увидят, что молодые инженеры могут не только мечтать и планировать.

Ведь с проектом дело заклинилось. Ребята понимали, что им не доверяют, и они действительно были очень молоды и неопытны. Кроме того, комсомольцы просили в своем проекте отдать им весь Прителецкий кедровый массив, а это была очень большая территория, на которой сталкивались интересы нескольких отделов совнархоза и других краевых организаций. Главное же — дело предлагалось новое, абсолютно неизвестное хозяйственникам. И стоило одному человеку, даже не очень сведущему, посомневаться — бумага лежала без движения неделю-две. К тому же получился заколдованный круг: в Барнауле выжидали, что скажет Москва, а из главка сообщали, что не могут решить вопроса без согласия местных организаций.

Ребята тем временем крепко оседали на алтайской земле. Раскрылся Володя Ивахненко — он сумел заразить мечтой о комплексном лесхозе многих рабочих, лесников и лесничих. Спокойному, по-крестьянски ухватистому Коле Новожилову поручали вести дела с окрестными колхозами. Серега был дальнобойной артиллерией — отвечал за отношения с Горно-Алтайском, Барнаулом и Москвой.

С людьми было трудно. Мешали развернуться, поднять всех некоторые прижимистые, себе на уме местные жители да случайные, залетные птахи, которым хотелось одного — урвать с лесхоза поболе.