Кург мечтал о партии, где его плантаторы займут достойное место. Нужная партия появилась в 1959 году и называлась «Сватантра». Помещики, князья, крупные предприниматели Индии возлагали на нее надежды. Наконец система взглядов кургских плантаторов получила свое организационное завершение. Появилась надежда на политическую роль не только в Курге, но и в стране. Отделение партии в Курге возникло без всяких осложнений. Генерал стал в нем самой значительной фигурой.
В Меркаре шли приемы, и на один из них генерал прислал мне приглашение. Прием был у него в доме.
Все оказалось так, как бывает в солидных буржуазных домах. Дамы в вечерних туалетах с блеском бриллиантов в ушах. Джентльмены в строгих черных костюмах, с золотыми перстнями на пальцах. Гостеприимный и галантный хозяин, обносивший гостей джином и виски. Ярко пылал огонь в английском камине, и воздух был наполнен благоуханием дорогих духов. Здесь собрались сливки Курга, его теперешние властители. Это было избранное общество, в которое приглашают не каждого.
Сначала мое появление вызвало легкое и, на мой взгляд, вполне естественное замешательство. Потом все пришло в норму. Но весь вечер меня не покидало ощущение, что я веду какой-то молчаливый диалог с генералом. С ним в тот вечер мы говорили мало. Необычно мало. Разговоры были с другими. Но Кариаппа умело дирижировал выбором моих собеседников. Оставаясь в тени, он тем не менее незримо присутствовал в этих разговорах. Диалог вел он, а не гости. Разговоры были разные, но все они касались острых политических проблем. Генерал немедленно оказывался рядом, как только возникала дискуссия между мной и очередным собеседником.
Мои новые знакомые в большинстве своем были простодушны и прямолинейны в своих взглядах. Когда их политическая наивность вызывала у меня улыбку, глаза генерала суживались, и в них появлялось напряжение. Прямолинейность его коробила. Он требовал от плантаторов дипломатической гибкости. Той гибкости, которой обладал сам. В тот вечер я поняла, что генерал продолжает свое «политическое, путешествие». «Путешествие» по разным социально-экономическим системам. И в каждой такой системе он пытался найти что-то нужное для себя и своего Курга. То, что помогло бы этому Кургу и его плантаторам занять подобающее им место в большой и сложной стране — Индии.
Потом, после этого вечера, мы не раз беседовали с генералом. И каждый раз он укреплял меня в том мнении, которое сложилось у меня в его доме, наполненном хорошо одетыми гостями.
Загородное шоссе привело нас к грунтовой дороге. А дорога — в деревню Кунда, где на веселой зеленой лужайке стоял дом предков окки Корандера. Той знаменитой окки, которая дала Кургу двух генералов, Один из них, в старой фуражке и поношенной куртке, поднялся на порог дома. А другого, генерала армии Тимайи, к этому времени уже не было в живых. Он умер в 1965 году на Кипре, командуя войсками ООН.
Дом предков Кариаппы был добротным, как и все подобные дома. Прямо со двора вела лестница к рисовому полю. И эта лестница делала поле как бы частью самого дома. Тут же под красной черепичной крышей стоял склад для риса. На веранде дома висели оленьи рога и портреты многочисленных предков и родственников. На этой веранде нас и встретил старый глухой Девайя, двоюродный брат генерала. Кроме него в доме никого не было, хотя окка Корандера насчитывает двести человек. Девайя долго не мог понять, кто я и откуда. Кариаппа кричал ему в ухо, потом махнул рукой, и мы вошли в дом. Генерал подошел к священной медной лампе и постоял перед ней в задумчивости. Желтый огонек лампы освещал его лицо. Перед лампой он вспоминал своих предков. Может быть, даже о чем-то их просил. Теперь лицо его не отличалось от многих других, встреченных мною в Курге. И если бы кто-либо увидел его в этот момент, то вряд ли узнал в этом старом курге в поношенной куртке бывшего главнокомандующего индийской армии и человека, продолжающего свое «политическое путешествие». То «путешествие», которое было бы бессмысленным без этого старинного дома и без этой священной лампы, зажженной в честь предков…
8
Матери Курга
Караван заполнил все узкое пространство двора перед домом. Мычали быки, лошади приплясывали на месте и нетерпеливо били копытами. Люди с трудом ворочали тяжелые мешки, наполненные отборным рисом. Путь предстоял долгий и трудный. Караван отправляли с рисом на Малабар, а оттуда повезут соль. Такие караваны ходили в те далекие дни.
В деревне Амери все знали, что окка Алманда снаряжает караван. Мужчины деревни подрядились охранять. Это их лошади нетерпеливо били копытами Уттача, коренастый и сильный, руководил погрузкой. Но что-то не получалось у него. Он нервничал, покрикивал на других и время от времени поглядывал на двери дома. Но она почему-то не появлялась, а без нее у него явно не ладилось. Уттача уже хотел послать кого-нибудь за ней, но в это время дверь распахнулась и на пороге появилась она, Доддиамма. Она чуть пригнула голову, потому что была слишком высока для этой двери. Ее темные глаза под разлетистыми бровями спокойно остановились на Уттаче. Постепенно шум во дворе прекратился, и мужчины повернули головы в ее сторону, выжидающе глядя на нее. Казалось, они приготовились услышать приказ или распоряжение. В это время бык, груженый тяжелыми мешками, дернулся в сторону, и один из мешков начал медленно сползать. Заметив это, она легко и быстро сбежала со ступенек и подставила руки под сползающий мешок. Без особого усилия она приподняла его и водрузила на место.
— Уттача! — позвала она. Голос ее был мелодичный и глубокий. — Я тебе говорила, что мешки надо закреплять. Иначе половину растеряешь по дороге.
— Мы закрепили, — оправдываясь, возразил Уттача.
— Я проверю.
Кисти ее рук были небольшими, и на запястьях поблескивали черные стеклянные браслеты. Обычные женские руки в брачных браслетах. Но Уттача каждый раз удивлялся, наблюдая, как эти руки справлялись с работой. И вот сейчас они затягивали грубые веревки, закрепляющие мешки. Мужчины с этим не могли толком справиться. Лишь Доддиамма делала это надежно. Уттача отвечал за караван не только перед семьей, но и перед ней, своей женой.
Наконец все было готово, и караван мог отправляться. Старая женщина вывела четырех девочек, и Уттача провел рукой по их головам. Это были его дети, его и Доддиаммы. Бог не благословил их сыном. Но если они пойдут в мать, вряд ли нужен сын. Потом он подошел к жене, согнулся перед ней в поясном поклоне и коснулся кончиками пальцев ее ступней. Так же поступили и остальные мужчины. Многие из них были старше ее. Такой поклон предназначается только старшему. Но это была Доддиамма, женщина высоких качеств и высокого уважения. Уттача натянул поводья, и караван медленно потянулся со двора. Через некоторое время он исчез в густом лесу, покрывавшем склон пологой горы…
Ни дом, ни двор, ни земля не принадлежали Уттаче. Они были собственностью Доддиаммы. В окке Алманда соблюдали почти забытый обычай: имуществом владели женщины. В других семьях уже было по-другому. Там всем этим распоряжались мужчины. Так было и в его окке Мананда. Но теперь он не принадлежал ей. Он, как женщина, стал членом чужой окки, и его дочери числились за семьей Доддиаммы. Так она сама распорядилась.
Женщины Алманды славились своей строптивостью. Они всегда умели настоять на своем. Доддиамма сама выбрала Уттачу себе в мужья. Ему повезло. Ибо с того момента, когда он увидел Доддиамму, он уже не мог думать ни о какой другой женщине. Доддиамма сама предложила ему стать ее мужем. Она не поручала этого дела родителям. В Алманде все не так, как у других. Уттача был тогда счастлив. Но он сознавал, что уступает жене во всем: в силе, красоте, в уме. Доддиамма была, пожалуй, самым мудрым человеком в Курге. Если возникали конфликты — шли к Доддиамме, если нужен был совет — шли к ней. Если… Да всего и не перечислишь, где требовались ум и мудрость его жены. Сам правитель Курга Муддураджа, если бывал поблизости, всегда сворачивал к их дому. Уттача не любил таких посещений. Ему казалось, что за длинными разговорами жены с хитрым раджей стоит что-то более значительное. Но с годами это ощущение прошло. Доддиамма не давала ему никаких поводов для таких подозрений. Раджа вел с ней разговоры об управлении, об урожае, о состоянии казны и военных набегах. С другими женщинами таких разговоров уже никто не вел. Но это была Доддиамма.