“Многие крестьяне, - чеканно ясно пишет Ленин,- уже слышали, вероятно, о рабочих волнениях в городах. Некоторые сами бывали в столицах и на фабриках и видывали тамошние бунты, как их называет полиция. Другие знают рабочих, которые участвовали в волнениях и были высланы начальством в деревни. Третьим попадали в руки рабочие листки и книжки о рабочей борьбе. Четвертые просто слыхали рассказы бывалых людей о том, что делается в городах.

Прежде бунтовали одни студенты, а теперь поднялись во всех больших городах тысячи и десятки тысяч рабочих” [96].

Ленин пишет о том, как преследуют царские власти тех, кто борется за свои права, за свободу. Пишет и о том, что ни суды, ни тюрьмы, ни каторга не способны уже задушить рабочее движение. Он заявляет: стремление всех, кому дорого лучшее устройство общества,- соединиться в Российскую социал-демократическую рабочую партию.

О том, что Ленин работает над брошюрой, сообщает в Россию Крупская. “Скоро выйдет брошюра Ленина для крестьян, пришлем по частям тотчас по выходе, там много материала для листков”[97],-пишет она в конце апреля 1903 года в Тверь, местному комитету РСДРП. А спустя почти месяц уходит письмо в Крестцы, уездный город Новгородской губернии. Адресовано оно агроному А. Залоге. Между строк ничем внешне не примечательного послания оказывается второй, написанный симпатическими чернилами текст: “Вышла на днях популярная брошюра Ленина для крестьян, называется: “К деревенской бедноте”, заключает в себе популярное изложение социал-демократического учения вообще и аграрной программы в частности” [98].

О том, что Ленин завершил работу над брошюрой, что “Заграничная лига русской революционной социал-демократии” издала ее в Женеве, узнают местные комитеты РСДРП. Вскоре в Россию доставляются и первые экземпляры брошюры.

Она, сообщает из Твери в Лондон Ц. Зеликсон-Бобровская, “произвела фурор”[99]. В. Носков, возглавляющий одно из транспортных бюро “Искры”, из Либавы ставит в известность редакцию: “Масса требований на брошюру Ленина” [100]. Пишет о том же и А. Гусев - один из организаторов Тверского комитета РСДРП: “Брошюру Ленина получили транспортом, но слишком мало для нас. Есть обширные связи с учителями, Нужно на худой конец 200-150 штук” [101]. Агент “Искры”, прибывший в Кострому, убеждается: “Громадным успехом пользуется “К деревенской бедноте”, недавно получена. Ее много идет к крестьянам” [102].

Позднее Центральный Комитет РСДРП перепечатает брошюру за границей. В самой России ее выпустят местные социал-демократические организации. Она получит широкое распространение. Только с мая 1903 по декабрь 1905 года брошюру нелегально доставят в семьдесят пять населенных пунктов. Ее будут изучать в подпольных социал-демократических рабочих кружках. Проникнет она в армию, на флот, к студенчеству.

Летом 1907 года петербургское издание брошюры попадет в руки прилукского уездного исправника. Тот препроводит ее в столицу, в комитет по делам печати. И только тогда с ней впервые познакомится цензор, а познакомившись, поспешит донести начальству, что многие ее строки посвящены разъяснению учения социал-демократической рабочей партии и ее программы; что брошюра содержит призывы к ниспровержению существующего государственного и экономического строя; что она зовет к борьбе за учредительное всенародное собрание и социалистический строй. Цензор сочтет необходимым подчеркнуть в донесении, что автор брошюры убеждает читателя, деревенского пролетария, всемерно стремиться к единению с городским пролетариатом для совместной борьбы, цель которой - уничтожить гнет капиталистов и деревенских богатеев. Цензор обратит внимание начальства и на то, что автор восстанавливает неимущие деревенские классы против крупных землевладельцев.

А посему “против автора брошюры Н. Ленина... а равно и против других лиц, могущих оказаться виновными”[103], возбудят в С.-Петербургской судебной палате особое дело.

И, усмотрев в брошюре “К деревенской бедноте” “признаки преступных деяний”, судьи утвердят арест, наложенный на нее цензурой.

Но еще за много месяцев до выхода в свет брошюры “К деревенской бедноте”, осенью 1902 года, Владимир Ильич выступает в разных городах Европы с рефератами об аграрной программе российской социал-демократии. И всюду обрушивается на эсеров.

Что же вынудило Ленина, загруженного делами “Искры”, занятого подготовкой к съезду, отправиться из Лондона в Швейцарию и Бельгию? Почему так решительно ринулся он в бой против социал-революционеров?

Потому, что эта партия, разъясняет Ленин, с ее мелкобуржуазной, полуанархической “революционностью” пагубно влияет на классовое сознание пролетариата, стремится подчинить его буржуазной демократии. Потому, что так называемое “социалистски-революционное” течение общественной мысли отошло от единственной международной теории революционного социализма - марксизма. Эсеры повторяют ошибку “Народной воли”, всего старого русского социализма и “ограничивают свое самостоятельное творчество в области русской революционной мысли простой приставкой революционной фразы к ветхому завету либерально-народнической мудрости”[104]. Они не понимают, что “действительно революционной и истинно социалистической может быть в современной России лишь партия, сливающая социализм с русским рабочим движением”[105].

Эсеровская проповедь террора, утверждает Ленин, особенно пагубна. Опасно, что террористические настроения начинают сказываться уже у части рабочих, даже у социал-демократов. И перед осенней поездкой в Швейцарию и Бельгию в двух номерах “Искры” Ленин выступает со статьей “Революционный авантюризм”, в которой подвергает резкой критике ошибочные теоретические и программные взгляды, эсеров, их авантюристическую тактику.

Этим же вопросам он посвящает и свой реферат в Женеве.

“Тогда,- вспомнит старая большевичка П. Кулябко,- я в первый раз слышала его выступление и тогда же познакомилась с ним лично. Как раз в день реферата в сумерках ко мне постучался и вошел незнакомый человек; я с первого взгляда подумала, что это кто-нибудь из российских товарищей, но он сейчас же назвал себя, приветливо улыбаясь,- “Ульянов”, а когда снял головной убор, я увидела и его лысину, о которой, конечно, знала по рассказам товарищей... Завязался живой разговор... Владимир Ильич был очень оживлен и весело и заразительно смеялся... Незаметно пробежали часа полтора - два. Владимир Ильич попрощался с нами до вечера, сказав, что ему еще нужно кое-что просмотреть к реферату... О нем были расклеены в городе нашей женевской искровской группой афиши. Содержание его было об эсерах. Я пришла довольно рано; большой зал был уже битком набит. Вся женевская русская колония, кажется, до единого человека, была здесь: на две трети это были эсеры... и сочувствовавшая им студенческая молодежь” [106].

В Женеве, так же как и в Лозанне, Берне, Цюрихе, Льеже, Ленин разоблачает эсеров. Он утверждает, что тактика индивидуального террора ведет к отрыву революционеров от народа, что террористические акты приносят громадный вред рабочему движению.

Он решительно заявляет: “...партия “социалистов-революционеров” на самом деле отнюдь не стоит на точке зрения научного революционного социализма... ни в вопросах международного, ни в вопросах русского движения. На самом деле “партия” характеризуется полной беспринципностью но всех важнейших принципиальных вопросах современного социализма...” [107]

Напрасно эсеры, говорит Ленин, считают свою родословную от действительно великих революционеров - народовольцев Андрея Желябова, Александра Михайлова, Софьи Перовской и им подобных. С ними, категорически утверждает он, у эсеров нет и не может быть ничего общего, как у мелкобуржуазной партии, по недоразумению носящей название социалистической.

Вот заметки одного из присутствующих на обсуждении реферата Ленина:

“Реферат был, конечно, убийственным для эсеров... Владимир Ильич в этом реферате, который был его первым рефератом в Женеве, показал, чего стоит пафос эсеров с их социализацией земли”, показал и вскрыл просто и ясно их реакционность во всех отношениях и их авантюризм. Говорил при этом Владимир Ильич очень страстно, его интонация невольно передавалась всем слушателям... Эсеры считали себя самыми революционными на свете, и вот приходит Ленин и... совлекает с них все их блестящие одежды, показывая при этом под ними изорванные лохмотья давным-давно изжитой мелкобуржуазной мудрости” [108].