Чтобы дать вам понятие, читатель, об этих незнакомых вам трудностях, остановимся на некоторых из них: ингуш, умеющий говорить по-русски, назовет свой язык трудным — и, отчасти, он прав, потому что ингушский язык богаче русского некоторыми способами выражения, но очень беден и неудобен, когда дело доходит до таких понятий, которых история Ингушии не знала. По-ингушски в одном-двух словах можно выразить такие оттенки мысли, которые в русском языке потребовали бы многословных и долгих пояснений; но наряду с этим в ингушском языке нет, например, таких простых слов как «приказать» или «просить», потому что отношения между людьми, выражаемые этими словами, появились у ингушей лишь недавно и сложились иначе, чем у нас, русских; поэтому ингуши обозначают их просто словами «говорить», «сказать». Возьмем даже такое простое, казалось бы, выражение, как «ингушский язык» или «родной язык». Когда с нарождением ингушской письменности и школы на родном языке в этом названии встретилась надобность, неожиданно, может-быть, для самих ингушей оказалось, что на их языке подходящее выражение отсутствует, и пришлось придумывать новое название «не́аны мотт» — «материнский язык». Конечно, по-ингушски можно было бы сказать в этом смысле «вэй мотт» — «наш язык», но тут выяснилась одна очень любопытная особенность письменности, на которую мы, русские, просто не привыкли обращать внимания. Выяснилось, что не все то, что удобно в устной речи (в разговоре), может быть понятно и на бумаге, — в письме или книге. Пока ингуши в разговоре друг с другом будут называть свой язык «нашим языком», они будут прекрасно понимать друг друга и поводов к недоразумениям не будет, но как только вы начнете употреблять это выражение в книге, где речь может итти о многих других языках и читателем может быть и не ингуш, так сейчас же вы поймете все неудобство, а иногда прямую невозможность такого способа выражения. Но позвольте, спросит читатель, ведь вы же сами все время говорите об «ингушском» языке, ведь, существует же название «ингуш»? В том-то и дело, что «ингуш» — название, которое ингуши впервые узнали от русских, и других своих соседей. Сами ингуши себя так не называют. «Но ведь называют же они себя как-нибудь? Ведь, не может же быть такого народа, который не отличал бы себя от других особым названием!». Погодите удивляться, читатель, и такие народы на Кавказе существуют. Здесь мы имеем совсем иные отношения между племенами, чем те, к которым мы привыкли в России, в Европе. Для примера расскажу вам такой случай: в одном из ингушских аулов встретил я молодого человека родом из крайней нагорной области, Чечни, нанявшегося на лето пастухом к нескольким ингушским хозяевам. Молодой человек с большим воодушевлением исполнил нам несколько своих родных песен, язык которых, по отзывам слушателей-ингушей, очень мало отличался от их собственного и не походил на чеченский. Заинтересовавшись и желая проверить, не живут ли в этом ауле ингуши, каким-либо образом забравшиеся так глубоко в Чечню, я стал при помощи моих собеседников расспрашивать юношу, кто он, к какой народности он сам себя причисляет и кто живет в его ауле. Прежде всего оказалось, что вопрос о народности (национальности) перевести на ингушский язык было невозможно, и долгое время юноша просто не понимал, чего от него хотят. Наконец, когда его прямо спросили, кто он, ингуш или чеченец, он ответил, что он Сандыко́й как и все жители его родного аула, наречие которых совершенно одинаково с его собственным. И ничего больше мы от него добиться не могли. «Сандыкой» же было название его родного аула и вместе с тем «фамильное» прозвище рода, населявшего этот аул. Таким образом, мы должны считаться с тем, что на Кавказе есть еще отдельные аулы, говорящие на языке соседей, но не сознающие своей национальной (всенародной) принадлежности; есть целые народы, говорящие одним языком и не имеющие для себя и своего языка особого названия. Ингуши сами себя называют «галгай», но язык свой именовали до сих пор просто «наш язык», так же, как чаще и себя зовут: «наш народ». У них уже есть особое национальное имя, но они обычно не употребляют его по отношению к своему языку. Говорить «галгай мотт» — галгайский язык — не принято. Не правда ли, это удивительно с нашей с вами точки зрения, читатель, но все эти явления имеют свое глубокое объяснение. Очевидно, ингуши говорили на родном языке и называли его «нашим языком» прежде, чем сознали себя единой национальностью (народностью) и прежде, чем у них привилось слово «галгай» в этом общенациональном (общенародном) значении. Ингуши, как и многие другие народы Кавказа, вместе с их языками по происхождению считаются очень древними, но в то же время они — младенчески-юные, а отчасти еще совсем не родившиеся народности, «национальности», которые часто не успели еще выработать и особого названия для такого нового в их быту явления, как национальное единство.

Если вас спросят, читатель, кто был ваш дед, вы, пожалуй, ответите, что не застали его в живых, и, положа руку на сердце, сознаетесь, что никогда особенно не интересовались его личностью, и даже не сразу сообразите, как звали его. О своем прадеде вы уже наверняка ничего не знаете и не помните. И, конечно, не сумеете вы объяснить, откуда происходит ваша фамилия и кто первый из ваших предков стал носить ее[8]. Не то найдете вы у ингушей. Здесь, вообще, любят поговорить о старых временах. История Ингушии никогда не записана, и только эти беседы помогают молодому поколению запомнить кое-что по этой части из рассказов стариков. Но стоит вам только завести речь о предках и о происхождении фамилий ваших новых знакомых, как тотчас с увлечением начнут они рассказывать вам о своих «фамильных» предках, или «отцах», как они из называют. Редкий ингуш не насчитает до восьми — десяти таких «отцов» (или поколений). Каждого из них он назовет по имени и расскажет в придачу о подвигах и личных достоинствах многих из них. В этом перечне где-нибудь на десятом предке ваш собеседник остановится и скажет: вот от этого «отца» и пошла наша фамилия, названная так по его имени. Например, от предка, по имени «Ко́тия», в восьмом поколении пошла теперешняя фамилия Котиевых, от «Ма́лсэга» — фамилия Мальсаговых и т. д. Но словоохотливый рассказчик не остановится, и на этом. Он перечислит вам еще нескольких предков и дойдет до родоначальника нескольких «фамилий» и, может быть, дальше до родоначальника всего народа ингушей, или «галгаев», и даже до общего предка всех соседних родственных народов. Этого общего родоначальника, а вместе с ним и самого себя теперешний ингуш-мусульманин постарается, конечно, возвысить до небес. Он выведет его прямо из божественного рода самого основателя мусульманской веры — пророка Магомета. Это предание пришло в Ингушию вместе с мусульманством из Дагестана[9], где оно служило для прославления рода местных царьков и князей. Подобный рассказ можете вы и теперь услышать на плоскости от какого-нибудь старика-ингуша. Такой рассказчик говорит медленно, с достоинством роняя полновесные слова. Слушатели серьезно внимают ему, изредка обмениваясь замечаниями и прищелкивая языком от восхищения и удивления. Послушаем один из этих рассказов: «Был человек по имени Тырпал, что значит богатырь. Происходил он из Аравии, из рода Корейшитов[10], и понимал толк в вещах. Спал он в продолжение целой недели и целую неделю потом бодрствовал; был гордым человеком и обижал народ. Тогда люди из рода Корейшитов снесли его во время сна на корабль, перевезли на нашу сторону и оставили здесь. Мало-по-малу углубляясь в горы, он достиг страны ингушей. В те времена ни зверь, ни птица, — никто не жил еще в этих диких горах. Здесь он и поселился в пещере и завел скот и овец. Утром, уходя со стадом, он заваливал вход в пещеру огромным камнем. Случайно заехал сюда на охоту грузинский князь со свитой. Увидев пещеру и громадный заслон у входа, грузины сказали: „нам не под силу бороться с человеком, который ворочает такими камнями“, и возвратились домой. Здесь они выбрали красивую девушку-рабыню и подослали ее к богатырю. Тот принял гостью как следует и, возвращаясь домой, каждую ночь резал для нее барана. Так прошло три ночи, и богатырь стал расспрашивать девушку: „скажи мне, кто ты и откуда ты?“.