1969 год закончился, к несчастью для шелепинских сторонников, жалкой статейкой в «Правде», опрокинувшей все надежды сталинистов. В начале 70-го сусловцы извергли из своей среды двух сталинистов, занимавших ключевые посты в идеологии: зав. пропагандой ЦК Степакова и председателя Госкомиздата Михайлова, а также кое-кого помельче. Всё, Шелепин, Полянский и Мазуров еще ходили на заседания Политбюро, но жизнь текла уж мимо них. Вся власть в стране сосредоточилась в двух родственных центрах: Брежнева с его помощниками и Суслова – Пономарева (жены всех троих были одного происхождения).

Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как всякое общественное движение, оно могло привести Бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, убраны из журнала наиболее воинственные либералы, утишается задиристая «Юность», этот бастион еврейской молодежи. Более того: резко придавили полулегальное «демократическое движение», теперь не нужна была «пражская весна» в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий и по сути ничем не ограниченный выезд за рубеж: клапан недовольства с этой стороны был открыт полностью.

В правящем лагере воцарился порядок, тылы были укреплены, теперь следовало приструнить шумных и опасных молодогвардейцев. Тем временем русское движение захватило уже многие идеологические центры или части их. Молодогвардейцы и ранее подвергались непрерывной травле в печати, настало время для «оргвыводов». Как ни покажется странным, сделать это оказалось всесильному руководству Брежнева – Суслова не просто. Для марксистских догматиков труднейшей задачей стало: а как «по-марксистски» сформулировать претензии к русским патриотам? В отличие от новомировцев, они были подчеркнуто за Советскую власть, резко выступали против западных влияний, отстаивали народность, пользовались очевидной поддержкой в военных кругах. Тут пришлось вспомнить о пресловутом «классовом подходе», а дальше перекинуть мостик к «идеализации старины», «патриархальщине». Что и говорить, на фоне жутких новомировских ересей все это выглядело в глазах обыкновенных партработников, не посвященных в тонкости «разрядки», мелочью, простительной ошибкой погорячившихся в борьбе за правое дело молодых людей; а партработники средних лет хорошо знали: за праведную горячность нельзя наказывать строго; вот, скажем, во время оно сельские комсомольцы обрушили церковь – ну, нехорошо, может быть, однако… не исключать же за это!

Конечно, если бы Цуканов и Суслов имели бы сильную идею и политическую смелость, наплевали бы они на жалкие обрядовые предрассудки и раскатали бы наглых мальчишек, куда следует. Но они были боязливые интриганы, более всего опасавшиеся, как бы партия и народ не прознали бы об их истинных симпатиях и склонностях. Рассказы молодогвардейских ветеранов о том, как их «разобрали» тогда, рисуют ужасающе убогий оппортунизм брежневской команды. Но все же дело свершилось, в юнце 70-го Никонов был довольно мягко убран из «МГ» и переведен на почетную должность редактора «Вокруг света». Больше в журнале и вокруг никого не тронули. Это было куда менее сурово, чем обошлись недавно с новомировцами. Отсюда возникло суждение, неоднократно отмеченное потом в западных работах, что молодогвардейцы, дескать, были очень сильны и имели крепкую опору в верхах. Совсем наоборот. Это противники «МГ» были невероятно слабы идейно и ничего не могли противопоставить растущему русскому возрождению. Отсюда и жалкая слабость первых репрессий.

Круг «МГ» сравнительно легко пережил этот вялый удар, несмотря на тяжеловесное поношение в «Коммунисте» линии журнала и некоторых его авторов. Без потерь, конечно, не обошлось, от движения отскочила группа партийных карьеристов, которые надеялись ранее, что идея русского патриотизма вынесет их в высокие сферы. Бедняги ошиблись и поспешили перекантоваться; некоторых вознаградили, например жалкого стихослагателя Андрюшку Дементьева.

Второй период «МГ» – годы 71—72-й. Поскольку официально идеологией в ту пору уже сделалась – в прикровенном виде, еле заметном сквозь марксистскую фразеологию, – космополитическая линия разрядки, то теперь борьба против молодогвардейцев велась уже не новомировскими либералами, а по существу самим идеологическим руководством. Силы сторон поразительно не равны, поэтому замечательно то, что обмен встречными выпадами шел чуть ли не на равных! Объяснение тут опять следует искать в заскорузлости Суслова и слабости брежневских присных: и в политике, и в личных своих предприятиях они были способны только на мелкие гешефты. Однако в той среде нашелся один сильный и смелый человек, который сумел резко обострить затянувшуюся игру. Первый зам. отдела пропаганды Яковлев происходил из ярославского села, жену имел русскую, но целиком поставил на линию «разрядки» (возможно, тут помогло его долгое пребывание в США в качестве стажера). Соседом Яковлева по даче был Цуканов, что облегчало дело.

Конечно, никаких глубоких идей у Яковлева не имелось, но как острый карьерист он почуял, что хотелось бы брежневскому руководству, а как смелый человек не побоялся рискнуть. Он повел атаку на молодогвардейцев по всему фронту, используя для этого весь громоздкий идеологический аппарат. Недостатка в разоблачениях не было, но брань стала уже привычной, ее перестали бояться. Сами молодогвардейцы не стеснялись ее вовсе, огрызались и наступали, создавая тем самым в Советском Союзе опасный пример. Надо было снимать и наказывать, это ясно, но как сделать это под руководством вялых бюрократов, страшившихся малейших потрясений? Нужно было «решение» по поводу «МГ». Яковлев долго интриговал, но пробиться сквозь бюрократическую трясину не сумел. Играть так играть, и он решил состряпать партийное решение сам. Советники и помощники охотно подтолкнули его под локоток (дурака не жалко), и вот в ноябре 72-го появилась громадная статья Яковлева «Против антиисторизма».

Вся убогость брежневской внутриполитической линии потрясающе точно выражена в этом кратком заголовке! Во-первых, выступление ведущего идеолога направлено не на утверждение неких партийных истин, а «против» чего-то, – партия, стало быть, идет по чьим-то следам? Во-вторых, что это за обвинение – «антиисторизм»? В марксистском лексиконе накопилось множество жутких политических ярлыков, но о таком не слыхивали. Наконец, просто смешна словесная убогость заголовка: если латинское «анти» перевести на русский язык, то получится: «Против противоисторизма». Воистину невысок был уровень брежневско-сусловских присных и даже предприимчивый Яковлев не смог его приподнять.

Уже по выходе статьи стало ясно, что бедный замзав вдребезги проигрался. В рядах «МГ» струсили только самые уж трусливые. Грозная по «формулировкам» статья оказалась напечатанной в ведомственной газете и подписана каким-то «доктором наук», а не партийным титулом. На неловкого авантюриста обрушились все: и сторонники молодогвардейцев, и разбитые сталинисты, и замшелые столпы, и профессора соцреализма, и наконец, был дан повод партийным ортодоксам: как, учить партию через «Литгазету», от имени партии выступать не члену ЦК.

Дальнейшее нетрудно было предугадать, но тут следует сделать неожиданную для многих оговорку В памяти советского народа Брежнев остался как косноязычный идиот; так он и выглядел в последние годы, но эта оценка политически совсем не верна. Невежественный, тщеславный и пошлый супруг мадам Гольдберг был вовсе не глуп, причем обладал не только заемным умом жены. Нет, Брежнев был хитер и осмотрителен, очень осторожен, он действительно отличался миролюбием, то есть неприязнью к резким и крутым мерам. Его личное влияние на политику страны в 70-е годы нельзя недооценивать. Перебор Яковлева для осторожной и оппортунистической линии Брежнева был слишком уж вызывающим: если всякий замзав, даже и дружный с помощниками, начнет так действовать, то… Не надо забывать, что Брежнев образца 72-го года не успел еще превратиться в живой труп, как десять лет спустя. Итак, Яковлева срочно и унизительно сослали в провинциальную Канаду.