Примерно в те же поры Окуджава пребывал в Париже, где жил у Гладилина: тот работал на радио «Свобода», подвластном ЦРУ. В паре они выступали по французскому телевидению. Ну, другого советского гражданина, тем паче члена КПСС, за такое четвертовали бы, но Окуджаве это даже не поставили в вину. Почему с ним обошлись так «гуманно», мог бы объяснить он сам.

Возвращаясь в Москву после парижских бесед, Окуджава дал небольшую промашку. Рассказывали тогда, что вез он с собой нечто печатное (ну, мы все тогда возили). Подъезжая к границе, он не придумал ничего лучшего, как прилепить везомое липучкой под днище спальной полки. Видимо, не знал, бедолага, что пограничников уже на первых занятиях учат, где и как прячут «враждебную литературу». Нашли, составили протокол и запустили шифровку, как тогда водилось, в несколько адресов.

И тут-то обнаружились некоторые расхождения в дозах партийной ответственности. Окуджаве тут же пришел срочный вызов, насколько я помню, из Италии на какой-то прогрессивный фестиваль. И что же? Окуджаве партком потихоньку «ставит на вид» (пустяковое наказание, его даже не заносят в учетную карточку), и он преспокойно отбывает на прогрессивное мероприятие.

Ну, со мной обошлись построже. Не стану вдаваться в подробности, но вот итог: три года я «проскучал», полностью лишенный работы, – не только в штат меня не брали, но и не печатали. Жил, как птичка божья, но тоже ведь не каялся и ничего не клянчил, даже в мыслях такого не держал. Не жаловался и не жалуюсь, ибо получил то, что должен был получить. Даже не без удовольствия вспоминаю то ненастное время: была борьба, в которой должен был выстоять, ясность цели и удовлетворение от содеянного.

Что ж, я тоже шестидесятник (без кавычек), ибо начал свою скромную идейную деятельность именно в середине 1960-х годов. В конце их перешел твердо в патриотический лагерь и пребываю в оном по сей день.Словом, шестидесятники были очень разные.

«Русский клуб»

Примечательное это было время – 1960-е годы уже ушедшего XX столетия! Но на нашем, русском, фланге общественного движения и подъема самым примечательным, бесспорно, был «Русский клуб».

Так именовались сходки небольшой поначалу кучки русских интеллигентов в Высокопетровском монастыре, что на углу Петровки и Бульварного кольца. На углу первого этажа был знаменитый на всю Москву мебельный магазин, чем этот квартал и славился, ну а мы собирались на втором этаже здания монастырского подворья. Как-никак XVII век постройки, да и фасад ничуть не изменился, резной камень белый, лепота! А в комнатах было уютно, хоть и шумновато: окна на Петровку.

Монастырь своим внешним видом в точности отражал тогдашнее состояние русской культуры, материальной и духовной. Запустение, облезлые стены, бесчисленные конторы, самые порой нелепые, лепившиеся в храмах и палатах, непременные в таких случаях кучи мусора, а главное – сбитые кресты и покосившиеся купола, а прорези для колоколен выглядели как пустые глазницы. Так было в центре Москвы, так и по всей Руси Великой.

Но – и это тоже соответствовало духу повеявших перемен! – началась уже кое-какая «реставрация». Началась она известно как: завезли кучи кирпичей, какие-то плитки, возвели вокруг куполов жидкие дощатые леса. И все бросили. И все это годами гнило или растаскивалось.

Точно так же, как и со старой русской культурой той поры!

А пора была – конец шестидесятых. После свержения надоевшего всем баламута Никиты страна немного передохнула. По сути, впервые за весь XX век, и не с 1917-го даже года, а с того самого тысяча девятьсот проклятого пятого, с того самого «Кровавого воскресенья». Именно оттуда потянулась – и тянется до сих пор, то затихая, то обостряясь, – Великая Русская Смута. Но не о ней тут речь, а совсем о другом – о тех силах, которые ей попытались сопротивляться.

…Дело было в славном Новгороде – колыбели государства Российского. Дам уж для точности справку из самого что ни есть официального отчета, к тому же опубликованного: « 29 – 31 мая 1968 года в Новгороде проходила научная конференция на тему «Тысячелетние корни русской культуры», организованная Центральным советом и Новгородским областным советом Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры… Участниками конференции были представители 24 областей, краев, автономных республик РСФСР, городов Москвы и Ленинграда… Вступительное слово произнес лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР академик И.В. Петрянов (Москва)».

Далее перечислялись докладчики примечательных тех бдений; назовем лишь некоторых, наиболее именитых, опустив всевозможные титулы и звания: Д. Лихачев, В. Янин, П. Палиевский, В. Кожинов, профессор М. Каргер, писатель О. Волков, певец И. Козловский, многие иные, тоже достойные и заслуженные люди.

Одних уж нет, а те далече… Уже скончались много сделавшие для русской культуры Игорь Васильевич Петрянов, Михаил Константинович Каргер, Вадим Валерианович Кожинов, Олег Васильевич Волков, Иван Семенович Козловский. Помянем же добром их честные имена…

А теперь цитата из другого документа, сугубо неофициального, из моих собственных скромных летописных записей. От 3 июня 1968 года значится (записывал я всегда очень кратко, протокольно): «На конференции пережил поразительное явление: за столом сидели человек 15 гуманитариев – и ни одного «товарища», то есть можно было говорить абсолютно свободно. Марк сострил, что у него чувство, будто его из тюрьмы вывели на прогулку. А вообще верно, что мы уже полвека в оккупированной стране».

Напомним, что речь идет о событиях сорокалетней давности, так что для современного читателя необходимы некоторые пояснения. Ну, Марк – это известный Марк Николаевич Любомудров, мой друг со студенческих времен. «Товарищи» – это простоватая маскировка, заимствованная из белогвардейского лексикона, имелись в виду марксисты по убеждению, а в особенности по происхождению. Это теперь русские читатели привыкли встречать печатные слова про «оккупационный режим Е.Б.Н.», а тогда суть внутренней оккупации России осознанно ощущали очень немногие. В том числе мы, собравшиеся в Новгороде на свою, по сути, первую сходку. Заметим, чтобы закончить сюжет, что по итогам конференции новгородцы выпустили во всех отношениях превосходный сборник, где опубликованы основные наши доклады.

Примечательное новгородское действо выросло именно из «Русского клуба». Он к тому времени уже сложился, хотя пик своего взлета ему еще предстояло пережить. Возник он в рамках недавно созданного по указу властей Общества по охране памятников истории и культуры. Для уяснения этих давних и не слишком известных событий придется дать краткую историческую справку. Истеричный Хрущ был прежде всего хамом в самом истинном, библейском значении этого слова. И придется признать, хоть это и не является «национальной гордостью великороссов», что русский хам – самый дикий и наглый на свете. Хамы ненавидят свое родство. Хрущ ненавидел родство с великой культурой предков. Отсюда «подаренный» Крым и снос исторического Арбата. Мы, русские, дружно проявили это качество в 1917-м, проявляем и сейчас.

При осмотрительном Брежневе многое тут изменилось к лучшему. Не раз уже приходилось мне высказываться устно и печатно, что теперь склонен оценивать Леонида Ильича с долей симпатии (при его жизни поносил беднягу как мог, за что и поплатился). Так вот, Брежнев в глубине своей не очень глубокой души всегда почитал Сталина, хоть и скрытно, кое-что из сталинских имперских установлений, порушенных Хрущом, он осторожно восстановил. Так, в частности, возникло то самое общество с длиннющим и скучным наименованием. Все мы, кстати, меж собой говорили о нем в титулатуре самой краткой – Общество. И только.

…Помню, как в том же Новгороде пошли мы гурьбой в ресторан. Заведение было интуристовским, у дверей стоял бдительный страж в ливрее. «Вы откуда?» – спросил он у явно не иностранной компании. Тогда Митя Урнов, ныне американец, хоть был еще тверезый, перепутал слова и рявкнул кучерским рыком с высоты здоровенного роста: «Мы из охраны общества!» Примечательная оговорка, мы потом долго над ней смеялись. Но швейцар понял как надо и пропустил.