— Так, может статься, — сказал я, — вы в родстве с великим кардиналом Хименесом?[33]

— Dios sabe! Бог весть, сеньор! Может, и так. Мы — самые старинные обитатели Альгамбры — Cristianos Viejos, исконные христиане[34], без примеси арабской или еврейской крови. Я знаю, что мы знатного рода, но забыл, какого. Это все знает мой отец, там у него наверху в лачуге висит наш герб.

У самого захудалого испанца всегда блестящая родословная, но этот благородный оборванец пленил меня своим начальным титулом, и мы охотно заручились услугами «сына Альгамбры».

Мы оказались в глубокой узкой ложбине, среди густых рощ; вверх вел крутой склон в узорах дорожек, обставленных каменными скамейками и украшенных фонтанами. Слева над нами нависли башни Альгамбры, справа, на другом краю ложбины возвышались на скалистом выступе башни, столь же величественные. Это, как нам сказали, были Torres Vermejos, или Алые Башни, названные так по цвету камня. Откуда они взялись, никто не упомнит. Они гораздо древнее Альгамбры: одни полагают, что их выстроили римляне, другие — что какие-нибудь приблудные финикийцы[35]. Крутой тенистый склон возвел нас к подножию громадной и квадратной мавританской башни с барбаканом[36], образующим главный вход крепости. Изнутри барбакан охраняла еще одна компания престарелых инвалидов: одни нес службу у ворот, а прочие, укутавшись в драные плащи, спали на каменных скамейках.

Этот портал называется Врата Правосудия, ибо во времена мусульманского владычества под сводом его безотлагательно решались несложные дела — обычай, свойственный народам Востока и упоминаемый в Священном Писании: «Во всех вратах твоих… поставь себе судей и надзирателей… чтоб они судили народ судом праведным» (Втор., 16,18)[37].

Главный вход перемыкает громадная подковообразная арабская арка в полвысоты башни. На замковом камне этой арки высечена исполинская рука. Замковый камень над порталом украшен парным изображением огромного ключа. Завзятые знатоки магометанских символов утверждают, что рука эта — религиозная эмблема: пять пальцев обозначают пять основных заповедей ислама, воздержание, паломничество, милостыня, омовение и война с неверными. Ключ же, по их словам, знаменует веру или власть: ключ Дауда (Давида), врученный пророку. «И ключ дома Давидова возложу на рамена его; отворит он, и никто не запрет; запрет он, и никто не отворит» (Ис. 22, 22). Ключ, говорят далее, был вознесен против христианского креста на знаменах мусульман — покорителей Испании (иначе — Андалузии) в знак победной мощи наследников пророка. «Имеющий ключ Давидов[38], который отворяет — никто не затворит, затворяет — и никто не отворит» (Втор. 3,7).

По-иному, однако, объяснил эти изображения законный отпрыск Альгамбры — более в духе простолюдинов, которые видят во всем мавританском тайну и волшебство, и с этой древней мусульманской крепостью у них связаны самые разные поверья. По словам Матео, здесь искони бытует предание, слышанное им от деда и отца, что рука и ключ — колдовские знаки судеб Альгамбры. Воздвигший ее мавританский царь был великим чародеем, а иные говорят, что попросту продался дьяволу; и он наложил на крепость магическое заклятие. Потому она и выстояла ураганы и землетрясения, хотя от многих мавританских построек почти что и следа не осталось. Предание гласит, что заклятие не утратит силы, доколе рука с наружной арки не протянется под свод за ключом, — и тогда все башни и стены рассыплются в прах, отверзнув мавританские сокровища, зарытые под основаниями твердыни.

Невзирая на столь недобрые прорицания, мы все же отважились пройти в зачарованные ворота, слегка, впрочем, уповая на то, что никакая черная магия не превозможет заступничества Пресвятой Девы, чье изваяние мы заметили над порталом.

Миновав барбакан, мы поднялись тесным извилистым проулком и вышли на крепостную эспланаду под названием Пласа де л ос Альхибес, Водоемная Площадь — от водоемов под нею, высеченных маврами, дабы принимать воду по трубопроводам из Дарро, снабжающим крепости. Имеется здесь и колодезь неимоверной глубины, податель чистейшей и холоднейшей воды — тоже напоминание о маврах, которые не жалели трудов, чтоб добыть кристальную воду из-под земли.

Перед этой эспланадой высились роскошные хоромы, заложенные Карлом V, говорят, с намерением посрамить обитель мавританских владык. Немалую часть зимнего дворца пришлось снести, чтоб расчистить место для этой массивной постройки. Парадный вход был забит, и нынче входом в мавританский дворец служит простая и почти неприметная угловая дверь. При всем массивном великолепии и архитектурном изяществе дворца Карла V он показался нам высокомерным и непрошеным гостем; мы прошли мимо него едва ли не с презрением и позвонили у мусульманского входа.

Пока мы дожидались, отзовется ли кто, наш самозваный чичероне Матео Хименес сообщил нам, что царский дворец доверен попечениям почтенной и незамужней дамы по имени Донья Антония Молина, которую, впрочем, по испанскому обычаю, именуют попросту тиа Антониа (тетка Антония), она следит за мавританскими садами и чертогами и показывает их чужестранцам. Пока об этом шел разговор, дверь отворила полненькая черноглазая коротышка андалузянка, которую Матео назвал Долорес[39], хотя и по виду, и по нраву подобало бы ей называться иначе. Матео шепотом сообщил мне, что она — племянница тетки Антонии; я же счел ее доброй феей, призванной провести нас по зачарованному дворцу. За нею мы перешли порог и были враз, точно по мановению волшебной палочки, перенесены в иные времена и в иное царство: мы попали в Аравию. Редкий контраст — между невзрачной наружностью дворца и сценой, нам открывшейся. Мы оказались в просторном патио, или дворике, сто пятьдесят футов в длину и примерно восемьдесят в ширину, вымощенном белым мрамором, с легкой колоннадой по концам, и с одной стороны над нею была изящная узорчатая галерея. На лепнине карнизов и всюду по стенам — щиты и надписи: выпуклая арабская или куфическая вязь[40], благочестивые девизы мусульманских государей, строителей Альгамбры, или хвалы их благородству и щедрости. Посреди дворика — большой бассейн (estanque), сто двадцать четыре фута в длину, двадцать семь в ширину и пять в глубину, и вода в него наливается из двух мраморных чаш. Поэтому и двор называется Альберка (альберка — по-арабски «пруд» или «водоем»). Сверкали стайки золотых рыбок, и бассейн был обсажен розами.

Мавританский сводчатый проход вывел нас оттуда в знаменитый Львиный Дворик. Эта часть строения полнее всего напоминает о его былой красе, ибо наименее пострадала от времени. В центре двора — воспетый и прославленный фонтан. Алебастровые водостоки по-прежнему точат бриллиантовые капли; двенадцать львов, которые их поддерживают и дают имя двору, источают хрустальные струи, как во времена Боабдила. Впрочем, львы напрасно столь прославлены: изваяны они кое-как, видимо, руками какого-нибудь пленника-христианина. Дворик устилают цветы — вместо древнего и подобающего мраморного покрытия; эта перемена в дурном вкусе была произведена французами, завладевшими Гранадой. По четырем сторонам дворика — легкие арабские аркады, ажурная филигрань поверх беломраморных колонн, когда-то, вероятно, позолоченных. Архитектура, как и вообще внутри дворца, скорее изысканная, нежели великолепная: она свидетельствует об утонченном вкусе и расположении к праздным утехам. Глядя на грациозные колоннады и по видимости хрупкие настенные узоры, трудно поверить, что над ними промчались столетия, что они претерпели землетрясения и войны, что их пощадили неспешные и тем более пагубные старания расхитителей-путешественников: почти что и нечего дивиться народному преданию про хранительное заклятие.