их в жилом отсеке за кабиной управления и развле­кали как могли, даже сажали за штурвал самолета, предварительно поставив его на автопилот. Един­ственной неприятной деталью было ведро, предназ­наченное для отправления естественных нужд, сто­явшее за герметично закупоренной дверью в грузо­вой отсек. Девушки решили, что ни за что не воспользуются этим противным ведром. Но когда одна за другой подружки были вынуждены высколь­знуть из кабины в транспортный отсек, где на пере­борках наросла белая плесень инея, они вдруг при­тихли. Девушки поняли, что летят слишком долго.

Наконец самолет приземлился. Девушки спусти­лись по трапу, опущенному из кабины низко сидя­щего над бетонкой тяжелого транспортника, и по­няли, что они не в Швейцарии. Над бетонкой дро­жал и струился раскаленный воздух., С одной стороны в знойном мареве виднелись хищные силу­эты военных вертолетов. С другой — за рядами ко­лючей проволоки на горизонте поднимались фио­летово-зеленые силуэты гор.

По взлетно-посадочной полосе к самолету под­катили два белых «мерседеса», никелированные ре­шетки радиаторов и трехлучевые звезды на капотах ослепляли, сверкая под лучами солнца. Из «мерседе­сов» вылезли увешанные оружием негры в камуфляж­ной форме, их головы были обмотаны черными шел­ковыми платками, полотнищами спускавшимися сза­ди на шею. При виде них девушек парализовал шок.

Танцовщиц доставили в резиденцию генерала Агильеры. Несколько дней они не видели никого,

кроме высохших некрасивых негритянок, которые обслуживали их. Генерал был занят делами. Он вое­вал с повстанцами. При этом национальная гвардия несла ощутимые потери боевой техники, потому что надо было списывать оружие, которое он получал из России и продавал всем, кто готов был платить за него.

Но однажды дверь помещения, в котором дер­жали русских танцовщиц, распахнулась, и на поро­ге девушки увидели крупного, иссиня-черного муж­чину в военной форме. Генерал вернулся из джунг­лей, где он разорил и сжег деревню, в которой засели повстанцы. Его широкие ноздри еще раздувались от запаха пороха и горящих травяных хижин. Он был особенно не в духе, потому что повстанцы на этот раз успели удрать, оставив на растерзание нацио­нальным гвардейцам несколько трупов, одетых в смесь гражданского тряпья и тропического камуф­ляжа. Трупы оказались заминированными, и пятеро людей генерала Агильеры подорвались, когда попы­тались раздеть труп и, по своему обычаю, изуродо­вать его.

Если б, вернувшись из джунглей, генерал Агильера не был так взбешен и пороховой дым, смешан­ный с вонью горящего человеческого жилья и запа­хом крови, не разъедал ему ноздри, все, может быть, обернулось бы не так ужасно.

Генерал посмотрел на девушек глазами, подер­нутыми кровавой пленкой, как у плотоядного жи­вотного. Их страх, беззащитность и белая, светящая­ся кожа привели его в ярость. Он схватил первую

попавшуюся, разодрал на девушке платье и изнаси­ловал под дикие вопли «черных ягуаров», везде сле­довавших за ним по пятам. Он с такой силой всажи­вал в нее свой таран, словно хотел, чтобы девушка раскололась пополам — как в африканских сказках раскалываются от ярости мужчин женщины, выре­занные из черного дерева. Но она потеряла созна­ние, и генерал с отвращением бросил ее.

Ошалев при виде крови и раскинутых белых ног, один из «черных ягуаров» метнулся к девушке, по-звериному припадая к полу.

— Назад! — заревел генерал.

«Черный ягуар» откатился за порог. «Ягуары» бо­ялись своего хозяина, как дьявола.

— Хочешь получить ее, притащи мне живого Ма-буто, — сказал генерал.

Боевики с диким восторгом смотрели, как гене­рал Агильера гоняется за девушками, и его член, по­хожий на детородный орган осла, торчит из прорехи расстегнутых, сползающих брюк.

Ему удалось схватить за волосы Жанну. Эта де­вушка всегда умела постоять за себя и подруг, поэто­му и была в ансамбле лидером. Она защищалась, как бешеная кошка, и когда Агильера засунул вздраги­вающий от возбуждения член ей в рот, она сжала зубы. Острые ногти вонзились генералу в пах.

От рева генерала даже у «черных ягуаров» в жи­лах застыла кровь.

Взбесившаяся от ужаса и отвращения девушка могла его оскопить. Но она не успела это сделать. Ее шейные позвонки с треском переломились от удара.

После гибели Жанны девушки ждали жестокой расправы. Но генерал не считал их за людей и, сле­довательно, не мог испытывать к ним чувства мес­ти. Он убил бешеную суку, причинившую боль и едва не изувечившую его, но не собирался уничтожать дорогостоящих светловолосых и белокожих самок. Агильера намеревался досыта нажраться их нежной сладостной плотью, а затем с наибольшей выгодой продать или раздарить друзьям.

К счастью, в следующие несколько дней он не мог воспользоваться девушками, потому что, несмотря на усилия врача и нежные заботы жены, его распухший член ни на что не годился. Генерал отвел душу, рас­правившись с главарем одного из повстанческих от­рядов. Агильера приказал оскопить его и заткнуть рот его собственной плотью. Затем на пленника, как на бревно, нанизали старые автомобильные покрышки, облили бензином и подожгли. Столб черного дыма поднялся над джунглями. Но Сантильяна не ужасну­лась. Кровавые расправы были здесь в обычае.

Когда Наташа рассказала Ставру и Шуракену о том, что случилось с ней и ее подругами, парни при­шли в ярость. Теперь они хотели одного — отомстить за русских девчонок и попытаться переправить их до­мой. А вся эта профессиональная амуниция прости­тутки, надетая на Наташе, стала для них целомуд­ренной, как девичье платье сестры.

8

— Подставили вас, самым подлым образом. Что называется, прикупили на ложном аэродроме, —

сказал Шуракен. — Ну ничего, лапуля, что было, то прошло и быльем поросло. Девочку, которую он убил, жалко, но сейчас надо думать, как вас отсюда вытащить.

— А Джорику мы оторвем его поганые черные яйца, солью и перцем посыплем и заставим сожрать с ножом и вилкой, — пообещал Ставр.

— Ребята, милые, да нам вообще наплевать, есть у этого Джорика яйца или нет! Нам бы только домой вернуться.

— Это правильно, — согласился Шуракен. — С Джориком мы потом разберемся, когда случай представится. Где вас держат?

— Комната такая небольшая.

— В доме?

— Да. Второй этаж, на окнах такие же решетки, как здесь.

— Когда ты выходишь из комнаты, что ты ви­дишь? — спросил Ставр.

_ Что-то вроде деревянной веранды или лоджии.

— Галерея, — уточнил Ставр. — Значит, это одна из боковых пристроек. Из окна виден внутренний дворик и бассейн?

-Да.

— С какой стороны ты видела бассейн, когда шла по галерее?

— Я не помню, я была совершенно дурная от страха. Я думала, меня тащат к этому черному оран­гутангу.

— Наташа, соберись и вспомни, ты вышла из комнаты, с какого плеча ты видела бассейн? — на­стойчиво попросил Шуракен

— С этого... Да, да, точно с этого.

— С правого. Значит, другое крыло дома. Ну а дверь? Как расположена дверь?

— В самом конце. Мы через всю галерею про­шли, а вот дальше я вряд ли смогу что-нибудь объяс­нить.

— А дальше и не надо, — улыбнулся Ставр.

Наташа смотрела на Ставра и Шуракена и вери­ла, что они не только хотят, но, главное, могут за­щитить ее и подруг. Ей казалось, что они самые на­дежные, бесстрашные и красивые парни в мире. Она переводила взгляд с одного на другого и вдруг заме­тила, как они быстро переглянулись, в глазах вспых­нул злой и веселый блеск. Углы губ вздернулись, и появились те самые жесткие волчьи улыбки, кото­рые уже имел удовольствие видеть Аль-Хаадат.

— Отвали от нее или я тебе башку проломлю! Сучка моя, мать твою! — заорал Шуракен таким го­лосом, что у Наташи мороз пробежал вдоль спины и тонкие волоски на руках встали дыбом от ужаса.

— Ни черта подобного! Я первый. После той грязной бляди я ни одной девки после тебя трахать не стану!

Наташа вскочила с дивана. При этом Шуракен успел ухватить за полу и сорвать с нее куртку, кото­рую до этого спецы заботливо накинули на девушку. Наташа вцепилась в куртку и потащила ее к себе.