Среди первых замыслов Сологуба значился роман «Паразиты», прототипами которого были Агаповы, они же под фамилией Азадановы выведены в набросках к роману «Ночные росы». Галина Ивановна послужила также прообразом Варвары Павловны — тетки главного героя в его неоконченной юношеской поэме «Одиночество (история мальчика-онаниста)»[43]. В стихотворении, написанном во время предсмертной болезни Агаповой[44], Сологуб вспоминал:
Воспоминаниями о «бабушке», очевидно, была навеяна запись Сологуба от 14 июня 1885 года:
Посреди живых людей встречаются порою трупы, бесполезные и никому не нужные. Это тени прошлого, обломки разрушенных зданий. Они живут тем, что умерло с их молодостью и что давно бы уже пора хоронить. Да не всякий труп зарывается в землю, не всякая падаль выбрасывается далеко от селений живых. Оглядываясь на прошлое, они плачут о нем, бессильно брюзжат на настоящее, ненавидят будущее, где им уже нет места. Эти трупы не безвредны, как трупы на городских стогнах: они гниют и заражают воздух. И порою, прикована к этому трупу, чахнет и томится молодая душа, и ее живая сила вянет и пропитывается тем тлетворным дыханием смерти. — Мрак злобы, суеверия, душевной слабости и боязни царит вокруг этих трупов, — а эти язвы прилипчивы и заразительны.
Ф. А. Витберг в дневнике «Записки современного романтика» так отозвался о семье невесты: «К сожалению, та жизнь, которою живет ее семья, лишена решительно всякой поэзии — это какая-то мещански-кухарочная жизнь, с неизменным мужем-пьяницей, братом-дубиной, (сестрицу пропускаю) и, наконец, знаменитой матушкой Кукушкиной»[47]; «Гнет зависимости и несвободы, атмосфера пустоты, ничтожества, мелочности, пошлости, подлости и всяческой лжи и фальши — все это плохое подспорье для жизни. Пошлые, тупые и даже пьяные лица, зачастую исковерканные злостью и бешенством; чуть что не ежеминутная брань, ссора, крики, вой и вопль из-за пустяков; насилие, принуждение, капризы, упреки, мелочные, но колкие и чувствительные обиды; тупоумные, пошлые и подлые понятия обо всем, о самых святых и заветных сторонах человеческой жизни; решительное отсутствие всего хоть сколько-нибудь честного, благородного, чистого, прекрасного, целомудренного, высокого, прикрывающие все это, но видимые, ложь, фальшь и притворство; и в конце концов навязывание всей этой жизни насильно, против воли»[48].
Обличительные интонации Витберга не кажутся преувеличенными в свете подлинного «жития» агаповского семейства, о котором сохранились колоритные свидетельства. Например, в письме «внуку» Федору от 24 марта 1883 года в Крестцы Галина Ивановна рассказывала о неудачной женитьбе сына Михаила Михайловича на художнице М. Е. Баумгартен, дочери генерал-майора, директора Санкт-Петербургской 1-й военной гимназии, — история в духе сюжетов из Достоевского или «Мелкого беса»: «…не помню, которого числа января мы сидели покойно с Дашей, вдруг является моя невестка, начинается стон, рев и жалобы, что сын мой дурной человек, что он все обманывает и наместо того, чтобы быть на уроках, гуляет по Невскому. И что я виновата в том, что я не сказала, что у него такая куча долгов». Вслед за обстоятельным рассказом о получении исполнительного листа и предстоявшем описании всего имущества за долги Агапова продолжала:
…у меня нет ее родных, и моя нога никогда не будет там, хоть бы они все передохли, подлецы. <…> Мише сейчас приказано было выписаться. И Адама и Еву выгнали из Рая, и они прибежали ко мне, ревут, и у меня сделалось столпотворение вавилонское в доме, рев, стон и скрежет зубов, каждый час из членов семьи кто-нибудь прибегал ругаться; я старалась уговаривать сначала и говорила, что бояться нечего, как человек в этих делах опытный; но ничего не помогло!
В заключение является Серафима
<сестра М. Е. Баумгартен. — М.П.>Жизненные перипетии и судьбы членов агаповского семейства невольно ассоциируются с традиционными сюжетами жестоких романсов. Галина Михайловна Витберг скончалась в сентябре 1876 года — по неосторожности она выпила настой фосфорных спичек, приготовленный мужем для выведения в доме мух. Между прочим, уже будучи замужем, она узнала, что ее настоящий отец вовсе не М. В. Агапов, отставной коллежский асессор (гражданский чин 8-го разряда в «Табели о рангах»), а некий состоятельный покровитель матери. Ее сестра Антонина Михайловна (бывшая замужем за телеграфистом) жаловалась на свою судьбу:
Молодость свою провела я ужасно скучно, нечем мне ее вспомнить, кроме горя и тоски, я ничего не видела, сердце мое постоянно спало, я не знала, что такое любовь, <…> меня все окружали люди пошлые, пустые (хотя я не исключаю себя из числа подобных людей, потому что я сама пропитана пошлостью); но пошлость людей, окружающих меня, переходила границы[50].
Их брат Михаил Михайлович Агапов, служивший в Государственном контроле, а затем в Министерстве путей сообщения, в последние годы жизни впал в нужду и был вынужден просить милостыню у ставшего именитым «родственника»[51].
Обстановка «мещанско-кухарочной жизни» вызывала у юного Сологуба бурный протест — он погружался в мир грез и мечтаний о другой жизни, далекой от угнетавшей его обыденности, создавал свой «таинственный мир». Он рано обнаружил незаурядные способности к учению, любовь к чтению и театру, с двенадцати лет увлекся писанием стихов.
Читал очень много. В 8–9 лет особенно «Робинзон Крузо» в переводе Кампе. <…> начертил карту путешествий Робинзона, чтобы «ясно представлять себе»; басни Крылова в издании с превосходной биографией Плетнева; «Король Лир» в пер. Дружинина, которого <…> читал по ролям, «Театр для себя». В 11–12 лет — 12-томный Белинский, который казался какой-то державной волной, очень, волновал и захватывал. Потом — «Библиотека для чтения», Добролюбов, Писарев. Но их влияние уже меньше[52].
43
См.: Павлова М. «Одиночество» и «Об одиночестве» Ф. К. Тетерникова: ранняя поэма и психофизиологический очерк Федора Сологуба; Сологуб Федор. Начало поэмы «Одиночество» и некоторые отрывки // Новое литературное обозрение. — 2002. — № 3 (55). — С. 5–31.
44
13 сентября 1883 г. М. М. Агапов сообщал Сологубу: «бабушка после страшных мучений в продолжение почти недели наконец сегодня 10 сентября в субботу в 5 часов утра скончалась. Помни, что она благословляла и вспоминала тебя» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 888. Л. 4).
45
Сологуб Федор. Неизданные стихотворения 1878–1889 гг. / Публ. Т. В. Мисникевич и М. М. Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2002 год. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. — С. 192 (далее: Неизданные стихотворения. 1878–1889, с указанием страницы).
46
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. Ед. хр. 539. Запись заканчивается цитатой из стихотворения Н. А. Некрасова «Дни идут… все так же воздух душен…» (1877).
47
Персонаж комедии А. Н. Островского «Доходное место» (1857).
48
ИРЛИ. Ф. 52. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 132.
49
Мисникевич Т. В. «…Я имел достаточно „натуры“ вокруг себя». — С. 504–505. …покажу Бога и двери — вариация поговорки «Вот — Бог, а вот и порог».
50
Там же. — С. 503 (фрагмент «Моей исповеди» А. М. Агаповой, посланный Ф. А. Витбергу).
51
11 сентября 1910 года он писал Сологубу: «Дорогой Федя, не удивляйся и прости, что обращаюсь к тебе (вынужденный обстоятельствами) с большой просьбой. Вероятно, ты слышал от Даши, что я ослеп и должен был выйти в отставку. Дали мне такую ничтожную пенсию за 42 года моей казенной службы, что буквально есть нечего. Крайне бедствую. Помощи никакой ниоткуда не имею. Не выручишь ли меня, одолжив мне 100 рублей, крайне необходимые в данную минуту, которые в возможно непродолжительном времени постараюсь тебе возвратить. Кроме слепоты моей, я сильно страдаю астмой. Я серьезно болен, а лечиться не на что, и доктора пригласить даже не могу, платить ему нечем. <…> Пишу тайком от жены, которая запретила мне обращаться с подобными просьбами к кому бы то ни было. Обращаюсь к тебе, надеясь на твое доброе сердце, что не откажешь и пожалеешь меня ради прежних воспоминаний. Если можешь, ответь скорее и на мое имя. Премного буду тебе благодарен. Твой Михаил Агапов» (Там же. — С. 511).
52
Медведев П. Н. Из встреч с Ф. К. Сологубом летом 1925 г. в Царском Селе.