— И все-таки «дремовский клад» существует!

Более двух часов просидели друзья в уединении.

На этот раз сам Максим Харитонович завел разговор о золоте, о Восточном Саяне, о «дремовском кладе». Подробно рассказав Косте то, что не укладывалось в рамки газетной статьи, геолог на прощанье сообщил, что его предложение об организации розыска «дремовского клада» принято и после утверждения Москвой он во главе группы научных работников и студентов уходит в Восточный Саян. Костя поздравил старика и крепко пожал ему руку.

«Какая твердая убежденность в своей правоте, какая страстность доказательств! — восхищенно думал Костя о профессоре, неторопливо шагая к дому. — Порой кажется, что Максим Харитонович просто фанатик. Геологи всегда были, есть и будут следопытами, — вспомнил Костя слова профессора. — В тайге остается немало следов: затески на деревьях, разрушенные зимовья, стреляные гильзы. Надо искать следы истории, скрытые в архивах судебного делопроизводства, интересоваться рассказами старожилов, передаваемыми из уст в уста, перечитывать письма и документы, на счастье сохранившиеся у родственников и односельчан. И в этом вы, мой юный друг, как историк, должны мне помочь. Было бы бессмысленно включать вас в экспедицию: нам нужны специалисты другого плана. Каждый человек у нас на счету. Однако и здесь, не выезжая из областного центра, вы можете быть полезным нашему делу».

Профессор говорил так, словно видел в Косте сообщника по розыску «дремовского клада». И, пожалуй, в этом не было ошибки, зажечь Костю увлекательной идеей никогда не составляло труда, и сейчас он уже воспламенился.

«Будь уверена, Любушка, и там, в дремучей тайге, ты каждый миг будешь чувствовать тепло крепкого рукопожатия верного и преданного друга».

Занятый размышлениями, Костя не заметил, как оказался у подъезда своего дома. Но тут же решительно повернул назад.

Медлить преступно. Сейчас же в областной архив, запросить дело братьев Дремовых…

Седенький архивариус сквозь очки взглянул на запрос и недоверчиво перевел взгляд с бумаги на Костю.

— Уголовщиной интересуетесь, Константин Васильевич? — с оттенком фамильярности в голосе спросил архивариус. — Уж не повестушку ли детективную решили сочинить? Теперь эго модно.

Тон вопроса не удивил Костю. Архивариус знал его еще студентом. За все годы учения в университете и аспирантуре Костя никогда не занимался уголовными делами. Другое дело — археология или древнее зодчество. Это была родная стихия молодого ученого.

Увлечение пришло в семнадцать лет. Костя участвовал во всех экскурсиях по памятным местам Сибири, занимался раскопками, искал писаницы и наскальные рисунки близ бурятских стойбищ, а через пять лет, окончив университет, был зачислен в аспирантуру на кафедру истории. Избрав тему научной работы — «Деревянное зодчество в Сибири», — Костя объездил всю область, разыскивая архитектурные памятники домостроения. Братский, Илимский, Усть-Кутский остроги, первые зимовья, положившие начало крупным сибирским городам, села в одну улицу на берегах рек, сохранившиеся в глухих деревнях часовни и молельни — древняя история народа оживала под пытливым взглядом исследователя.

«Чертежную книгу» Семена Ремезова, первого собирателя памятников деревянного зодчества, изображения строений, сработанных государевыми плотниками, Костя Голубев рассматривал часто и с большим удовольствием, хотя чертежи эти походили на рисунки, сделанные дошкольником без особого старания.

Костя мог неделями бродить по извилистым улицам сел, где каждая изба, погреб или баня повторяли друг друга и в то же время в деталях неповторимо отличались, как были различны характеры, интересы и достаток их строителей и хозяев. «Умели раньше строить с фантазией и риском. Попробуйте нынче построить дом без единого гвоздя, а сколько их таких, еще добротных строений, сохранилось в сибирских селах».

Материал для научной работы накапливался постепенно. Систематизировать и обдумывать все увиденное в стремительных поездках приходилось долгими ночами, когда коммунальная квартира, где Костя имел небольшую комнатку, умолкала до утра.

В Костиной комнатке уживались в тесном соседстве аккуратность и беспорядок. Всегда ровно заправленная постель, прибранный стол, свежий воздух и никаких посторонних шумов. Беспорядок создавали книги, захватившие всю свободную территорию и выживающие своего владельца из комнаты. Не успевал Костя сделать генеральную уборку, как книги словно выползали из разных углов, высовывались из-под кровати, ломились через стеклянные дверцы шкафа. В расходной части Костиного бюджета покупка книг занимала чуть ли не половину. Сдерживать от этих затрат Костю было некому: у него не было ни родителей, ни родственников, ни близких друзей. Воспитывался он в детском доме, куда двадцать три года назад его, восьмимесячного, привез участковый уполномоченный милиции Василий Петрович Голубев. Он же дал Косте свои фамилию и отчество, рассчитывая усыновить его, когда мальчишка подрастет. Дважды приезжал добряк участковый к названому сыну с гостинцами и игрушками, часами просиживал он у кроватки, где в тепле и чистоте лежал милый его сердцу маленький человечек. Но так и не довелось ему услышать детского лепета, увидеть первых шагов малыша: пистолетная пуля насмерть подсекла уполномоченного Голубева на одной из операций по ликвидации воровской банды. Тщетными оказались все попытки Кости разыскать хотя бы одного живого родственника: в этом ему не могли помочь ни органы милиции, ни персонал детского дома. Единственно, что ему удалось узнать у старой воспитательницы, помнившей, как его принесли, завернутого в рваную мешковину, — это то, что одет он был в розовую распашонку с вышитыми по вороту крестиками.

Постоянные поиски в архитектуре, в истории и даже в своей родословной воспитали в Косте усидчивость, упорство, привычку доводить начатое дело до конца. В истории с «дремовским кладом» Костя видел интригующее начало, загадку для исследователя.

Узнав от профессора, что многое о «дремовском кладе» можно почерпнуть в уголовном деле братьев Дремовых, находящемся в областном архиве, он зашел туда, чтобы ознакомиться с интересным делом.

Архивариус подал ему, пухлый том, аккуратно переплетенный, с пожелтевшими от времени бумагами. Даже беглый просмотр их увлек молодого историка. Протоколы, свидетельские показания, справки, скрепленные печатями с первым советским гербом, расписки заинтересованных лиц, заявления и квитанции — все материалы судебного производства, торопливо записанные корявыми буквами следователя или выведенные каллиграфическим почерком писаря с дореволюционным стажем, разжигали фантазию Кости, заставляя осмыслить и систематизировать просмотренные бумаги.

«Надо читать все сначала и подряд», — решил Костя.

На следствии братья Дремовы Степан и Иван до поры до времени держались стойко, уверенные в том, что никаких доказательств предъявленной им вины не существует, а следы преступления скрыты за тридевять земель, в глухом урмане.

А следователь на допросах без нажима, методически, медленно, но верно воспроизводил все подробности трагедии, разыгравшейся в Тургннской долине.

Протоколы допросов Степана и Ивана Дремовых написаны коротко и просто. Никакой судебной казуистики, подвохов и ловушек дореволюционного судопроизводства. Костя узнал, что следствие вел бывший слесарь паровозного депо, сибирский красный партизан, доморощенный советский юрист Роман Гордеевич Глухих. Начало биографии Романа Гордеевича Косте доверительно сообщил дотошный архивариус, в молодости работавший вместе с Глухих в народном суде. Он же сообщил и адрес бывшего следователя.

— Па пенсии он. Отдыхает. Вы к нему на квартирку наведайтесь. Интереснейший человек и неутомимый рассказчик.

Костя последовал совету архивариуса, и вот он на квартире старого юриста.

И раньше Костя часто проходил мимо этого нового четырехэтажного дома, со сказочной быстротой выросшего на берегу великой сибирской реки. «Дом старых большевиков» — называли его в городе.