Они зашагали к зимовью.

А вечером, задумчиво глядя в пламя костра, Юрий впервые задал себе вопрос: что же дальше? Чем займется «бравый молодец», когда выйдет из леса?

Каштан жил в тайге бездумно, просто и легко. Не вспоминал о прошлом, не сдирал его с себя. Оно, наверно, само отпадало незаметно и естественно, как отмершая кожа. Юрий совсем не задумывался о прежней своей профессии. И куда-то в небытие уплыла его семейная жизнь с Аней. Память о ней выветрилась, испарилась, исчезла.

Плохо ли это, хорошо ли, он не знал. Наверно, так надо.

Единственное, что не забывалось, — Маринка.

Дочка появлялась в памяти как что-то особое, не зависимое ни от кого, дорогое существо, к которому он испытывал беспредельную нежность.

Долго он размышлял о будущем, однако ничего путного не надумал.

И решил так. Желания, решимость, устремленность когда-нибудь появятся, они не могут не возникнуть. Все придет. Но вероятней всего — когда он окончательно окрепнет, когда заиграют в нем жизненные силы.

Работа в промысловой бригаде приносила ему удовольствие, а это — главное.

Не надо мудрить, не надо терзаться.

С этими мыслями он и уснул.

В лесу происходила привычная для этих мест драма.

Самка изюбря, длинноногая изящная красавица, бешено мчалась, не разбирая дороги, напролом через заросли папоротника. Круглые выпуклые глаза наполнены были диким страхом: ее преследовал тигр.

Зверь шел ровно и сильно. Он понимал, что добыча от него никуда не уйдет. Страх сломит глупую олениху, и она сдастся, не в силах выдержать эту изнурительную скачку.

Однако случилось непредвиденное.

Там, куда, откинув назад голову, неслась олениха, деревья вдруг расступились, а за ними сияла на солнце полянка и дальше — ручей. На полянке сидели люди.

Обессилевшая беглянка с разгону выскочила на опушку и резко затормозила передними ногами. Она испуганно озиралась — и здесь были враги.

Коруна опомнился первым. Он стремительно метнулся к оленихе, обхватил ее сильными объятиями и воскликнул:

— Стой, голубушка! Отдохни!

И тут все увидели тигра. Он стоял у дерева и исподлобья оглядывал людей.

Каштан, не шелохнувшись, смотрел на огромного полосатого хищника.

Кондрат Игнатьевич поднялся и спокойно сказал зверю:

— А ну-ка, поворачивай назад, паря!.. Иди, гуляй и другом месте!

Тигр постоял немного, затем нехотя повернул назад. Уходил он не спеша, с достоинством.

Кородеры словно очнулись от оцепенения. Они подошли к дрожащей пленнице. Жерехов принес веревку, и они с Коруной стреножили животное. Довольный Коруна сказал:

— Очень кстати пожаловала! Ужин будет знатный.

Каштан повернулся к нему и недоуменно спросил:

— А при чем тут ужин?

— При том, что будет свеженькая дичь.

— Ты с ума сошел, что ли? — воскликнул Каштан — Ее надо отпустить. Она от тигра сбежала. Сам же ее спас!

Жерехов, усмехнувшись, бросил:

— Считай, что тигр уже сожрал ее.

— Но мы-то — не тигры! — в сердцах сказал Юрий.

— Чего ты хочешь, интеллигенция? — с иронией спросил Коруна. — Чтоб мы отпустили ее обратно? Чтоб ее слопал этот зверюга? Ты о его ужине заботишься? Так надо понимать?

Каштан растерянно посмотрел на Кондрата Игнатьевича. Тот угрюмо проговорил:

— Худое это дело, парни. Негоже так поступать.

Но Коруна с Жереховым и не подумали отпускать олениху. Вечером они развели огромный костер, закололи пленницу, разделали тушу и поджарили ее на вертеле. Медные отблески пламени играли на их лицах.

А первый кусок горячей, аппетитно пахнущей оленины Жерехов принес не кому-нибудь, а Каштану:

— Рубай, земляк! — сказал он, протягивая ему мясо. — Чего уж теперь-то! Бобик сдох.

Каштан отвел его руку, поднялся и резко сказал:

— Подавитесь вы этой олениной!

Он повернулся и пошел к ручью. Сел там на берег и задумался.

К удивлению Коруны и Жерехова, есть изюбря отказались и Овчинниковы, и Кондрат Игнатьевич с Кешей.

— Надо же! Какие чистюли ходят нынче по тайге! — бросил Коруна. — Ну тот, слюнявый интеллигент — еще ладно. Он форс держит. А это мужичье чего выкобенивается?

Коруна и Жерехов тайком нацедили себе спирта из фляги, которая была выдана бригаде в качестве НЗ на случай чрезвычайного происшествия. Они долго не могли угомониться, галдели, горланили дуэтом: «На неделю до второго я поеду в Комарово», ржали, затеяли перебранку.

Юрий не спал. Не смог заснуть и после того, как гуляки затихли. Как говорила в таких случаях жена, «на Каштана опять накатило». Да, на него порой «накатывало». После размолвок с Аней. Угнетали его даже мелкие обиды, нанесенные сослуживцем или соседом. У Юрия не было иммунитета против грубости, его обескураживала и травмировала черствость. Порой это вызывало насмешки. Но переделать себя он не мог.

На этот раз, однако, дело обстояло иначе. Юрии хорошо понимал, что гнусный поступок Жерехова и Коруны — от их глубокого невежества. И Каштана оскорбляло не столько бесчинство этих диких парней, а то, что это произошло здесь, в тайге, в благодатной тишине незамутненного, лучистого и приветливого мира.

Юрий понял, что спокойствия в бригаде уже не будет. И примириться с этим будет трудно.

К утру он твердо решил покинуть бригаду и вернуться в Светлану. Об этом сказал Кондрату Игнатьевичу. Таежник долго молчал. Наконец заметил:

— Что ж, парень, коли решил, значит, решил… Если человеку невмоготу, грех его удерживать… Как бригадир, отпускаю… Когда хочешь идти-то?

— Пожалуй, завтра, на рассвете.

— Добро. Кеша проводит тебя до лесхозной дороги. По ней и выйдешь к берегу. А там на шоссе разберешься… Ну а насчет доли, заработанной здесь, не беспокойся. Осенью, как сдадим бархат, получишь. По договору.

Кондрат Игнатьевич снарядил Каштана по-походному. Тщательно проверил его обувь, одежду. Дал плащ-палатку, нож, спички, запас еды. Пристегнул коробок с корнем женьшеня. Хлопнул по плечу:

— Топай, парень! И будь мужиком!

— Постараюсь, Кондрат Игнатьевич. Спасибо за все. До встречи!

Неприметными тропами Кеша вывел Юрия к таежному взгорью. Здесь остановились, и паренек сказал:

— Ну вот, пришли. Отсюда до бухты и ребенок доберется. Видите, вон за соснами дорога?

— Вижу.

— По ней и дуйте до самой Чаги. Может, и попутка подбросит. Доброго вам пути!

— Спасибо тебе, Кеша. Мы еще увидимся.

Они расстались. Каштан направился к дороге.

Тигр внимательно следил за одиноким путником, шагающим по тропе. Зверь двигался за человеком мягко, бесшумно. И чем дальше преследовал, тем сильней нарастала в нем злоба. Тигр был здесь хозяином, и все таежное зверье с этим считалось. Да и люди всегда это понимали. Но вот они нанесли ему обиду. Отняли добычу, да еще и отогнали! И зверь возжаждал мщения.

Пока Каштан отдыхал, сидя на бревне у колючих зарослей чертова куста, тигр обошел его стороной и вновь за распадком вышел на дорогу, проложенную людьми. Увидев здесь раскидистое дерево, он запрыгнул на большой сук, пригнулся и стал ждать.

Юрий пересек распадок, поднялся по склону и зашагал по утоптанной дороге на восток. Он миновал ясень, на котором притаился хищник.

Тигр подождал, пока путник удалился шагов на двадцать, и прыгнул на него сзади. Человек ничком рухнул на землю, а тигр с остервенением рванул когтями его спину… Но в тот же миг настороженно вскинул голову и повел ушами: издали донесся звук, который вызывал у зверя отвращение.

По узкой лесной дороге ехали на мотоцикле двое — зоотехник Свиридов и оленевод Демин. Дорога нырнула в распадок, мотоцикл скатился вниз, затем, завывая, поднялся по склону, проехал мимо старого ясеня, близ которого лежал на земле окровавленный человек.