На раскалившуюся сковородку Васята плеснул кружку воды, и запах, чад, пар распространились по квартире еще сильней.

Кое-как досидел Владик до конца матча. Одно приятно было, что любимая команда киевского «Динамо» выиграла встречу.

— Ну, — спросил Владик, — ездил?

Васята сразу помрачнел, пяткой отпихнул табуретку.

— Чего ты собрал? То хорошие книжки приносил, а тут — ерунда всякая. Старье!

— Неправда.

— Еще отпираться будешь! Напихал макулатуры!

— Там и хорошие были.

— Три штуки. А куда остальные годятся! Только зря пыхтел, вез.

— Но у меня хороших больше не осталось.

— Вот как заговорил! — Васята хитро скосил глаза на гостя. — А не хвастался, что книг девать некуда, что вся кладовка забита?.. Давай вместе тогда посмотрим. Идем к тебе.

— Ты что! — ужаснулся Владик. — У нас уже все домой пришли.

— Ладно, — сказал Васята, — завтра посмотрим. А то насовал ерунды! Мишка, как увидел твою макулатуру, только сильнее разозлился. Если, говорит, не принесет хороших книжек, все будет известно в милиции!

От Васяты Владик ушел едва не плача.

У своего подъезда он присел на скамейку, долго и тупо глядел в землю. И мысли в голове его тянулись унылые, от которых в самом деле хотелось заплакать. А больше Владику ничего не хотелось — ни домой идти, ни с кем-то говорить, ни смеяться, и вообще жить на белом свете ему было сейчас просто невыносимо.

Но вдруг Владик поднял голову. И глаза его оживились. И он стал прежним, которого хоть срисовывай на плакат о счастливом детстве. Владик вскочил и побежал на лестницу.

— Долго гуляешь, сынок, — с укором сказала Зинаида Аркадьевна, когда Владик вбежал в комнату.

— Мама!..

— А ноги ты вытер?

Он вернулся в переднюю и наспех вытер о половик сандалии на ремешках.

— И, пожалуйста, вымой руки. Ты же был на улице.

Пришлось заглянуть на минутку в ванную.

— Мама!

— Да, слышу. Что ты хочешь сказать?

— Тетя Нина завтра уезжает.

— Я знаю.

— Я хочу с ней. В гости.

Зинаида Аркадьевна усталым голосом проговорила:

— Но ведь ты слышал — я сказала: сейчас не время. Я не могу тебя отпустить.

— Но я хочу. Очень хочу! Слышишь, мама!

— Сын! — Мать испытующе посмотрела на Владика. — Что случилось? Не узнаю тебя. Всегда был такой послушный.

— Я хочу в гости, к Егорке. К дяде Ване. — В голосе Владика звучали слезы. — Тут целый день сваи забивают. У меня уши болят.

Довод этот показался строгой Зинаиде Аркадьевне заслуживающим внимания.

— Действительно, — в раздражении пожала она плечами, — бьют под самыми окнами! Сервиз в буфете звенит… Ты-то как, Нина?

— Да о чем разговор! — сказала тетя Нина. — С удовольствием! Пусть погостит. С Егоркой познакомится. Родственники все-таки.

— С Егоркой… Да, конечно, родственники… — Зинаида Аркадьевна поправила перстень на пальце. — Ты рассказывала — подрался он?

— Зиночка, — вмешался Виктор Викторович, — если веришь мне: я тоже был мальчишкой. И тоже дрался. Обычное дело. Самое универсальное решение ребячьих конфликтов.

Зинаида Аркадьевна метнула на мужа уничтожающий взгляд:

— Нина, представляешь, вот таким доверяют защиту подсудимых! Да он со своими убеждениями любого негодяя готов оправдать… Ну, а как с билетом? Достанем? Время летнее.

— Я утром схожу в кассу, — сказал Виктор Викторович.

— На это время у тебя, конечно, найдется! — не отказала себе в удовольствии упрекнуть мужа Зинаида Аркадьевна. — Только о дочери не хочешь побеспокоиться! — И, чтобы сгладить резкость, добавила: — Что ж, пусть недельки три погостит у вас.

— Да хоть до первого сентября!

— Нет, до сентября не получится. Татьяна вступительные экзамены сдаст, — может быть, к морю ненадолго съездим. Только бы все благополучно обошлось. Конкурс большой… А пожалуй, хорошо, что Владик поедет. Сейчас мне просто не до него. Сейчас — экзамены…

Весь дальнейший разговор Владик слушал с самым блаженным видом. Завтра вечером он уже будет ехать в поезде! Будет далеко-далеко. И от нахального Васяты, и от ушастого жадюги Мишки. Даже с командиром пиратов Владику не жалко было расставаться.

Зинаида Аркадьевна была права: когда Виктор Викторович хотел чего-то добиться, то у него и настойчивости хватало, и терпения.

Взять Владику билет оказалось делом нелегким. Нина Михайловна в предварительной кассе брала, заранее, а тут — в день отправления. А если учесть летнее время, то можно представить, как трудно пришлось Виктору Викторовичу. И все же он не подкачал: с помощью начальника вокзала сумел получить два места в третьем купе десятого вагона.

— А я уже телеграмму дала, что еду во втором общем вагоне, — огорчилась Нина Михайловна. Но тут же улыбнулась: — Ничего, зато посмеемся! Прибегут мои ко второму вагону и носы повесят: не приехала мамка. А я — тут как тут: «Привет, ослики!» Да еще и не одна. С таким вот интересным молодым человеком!

Владик с удовольствием ощутил, как рука тети Нины взъерошила его волосы. Правда, рука еще и за нос потискала «молодого человека», но Владику и это было приятно.

— Егорка будет встречать? — спросил Владик.

— И Наташа. Она у меня шустрая. Рыбачка. — Тетя Нина, предупреждая обязательный вопрос Владика, добавила: — Да, рыбу ходит ловить. Как мальчишка.

Как мальчишка? А Владик, выходит, что же, не мальчишка? В своей жизни лишь однажды ловил он рыбу. И то не один, а с отцом. На море. Бычков с пристани ловили. А самостоятельно, одному, Владику бывать на рыбалке не приходилось. Владик не то чтобы обиделся на тетю Нину, но больше расспрашивать о своей сверстнице-рыбачке не стал. Да и некогда было разговоры разговаривать. Поезд, как было указано в билетах, в двадцать тридцать отправлялся. Меньше четырех часов осталось.

Днем на улицу Владик не выходил: боялся встретиться с Васятой. А теперь и подавно было не до гуляния. Мама укладывала в дорожную сумку его вещи. Казалось бы, какие вещи? Но только рубашек положила четыре штуки, а еще трусы, майки, носовые платки, три пары обуви — на случай всякой погоды, зубную щетку, мыло, полотенце. Даже Нина Михайловна удивилась:

— Ну, полотенце-то зачем? Не к чужим едет.

А еще была масса всяких указаний. Владик и дома их слышал ежедневно, но не в таком количестве. Не очень вникая в смысл маминых наставлений — что ему можно и чего нельзя, — он уже думал: скорей бы время отправления.

И вот — прощальный ужин. Немножко печальный, со вздохами. Нина Михайловна думала о детях, о муже — почти неделю все-таки не была дома. Зинаида Аркадьевна с тревогой поглядывала на Владика. Первый раз отпускала его. Хоть Нина и не посторонняя, но все же… Ох, эти материнские заботы! И с Татьяной одно беспокойство. Все ближе, и ближе день первого экзамена. Таня тоже была невесела. Только раз попробовала пошутить:

— Давай, Владик, поменяемся. Ты сдавай за меня экзамены, а я к тете Нине поеду.

Нет, на это Владик не был согласен. Он все чаще и чаще поглядывал на часы…

Провожать поехали все. Десятый вагон Владику сразу понравился. Голубой пластик, ручки на дверях сверкают, и сами двери, как зеркало, — глядеться можно. На окнах занавески, а вдоль длинного прохода зеленая дорожка лежит. И купе ему понравилось. И вторая полка. Не деревянная, а серой кожей обтянута. Мягкая. «Лягу, — подумал Владик, — и в окошко буду смотреть». Но оказалось, что вторая полка, которую он облюбовал, достанется не ему, а тете Нине. Мама сказала, что боится за него — может свалиться ночью. В этом был обидный намек на то, будто он еще маленький. Но спорить Владик не стал. Он не привык спорить, не умел, даже представить себе не мог, чтобы не подчиниться маме.

По радио попросили провожающих покинуть вагон.

— Сынок, — прижимая Владика к груди, сказала Зинаида Аркадьевна, — будь умником, будь послушным.